интерес
Положим, Боженька - это все мы и есть. Однако, какое многообразие в рамках одного вида. Отчего он сделал нас лысыми, блестящими при свете настольной лампы; длинноногими и косолапыми; очередным сумрачным басистом или тем мужичонкой, что провалился между вагонами на Полянке; нихуя не понимающим, но склонным к рассуждениям вьюношем с густой челкой; приземистой девочкой в бордических штанах с флуоресцентными вставками; другой девочкой с красными глазами, замотанной в кашне собственной вязки; таджичкой со смятой правой стороной лица; рыжим со стрижкой и в свитере с горлом, как у моего крайнего любовника; женой моего крайнего любовника; кадетом с толстым лицом в толстоухой шапке, шепчущим толстое в ухо зажатой им барышни; всеми теми товарищами, что носят кольцо на указательном, думая, что это красиво; мальчиком моего друга, умершим на Крещение в прошлом году, Леонидом Ильичем Брежневым и моей мамой? Зачем он слепил, к примеру, чужую шею в арафатке; чёрный, прижатый дверью, большой палец; голень, слишком узкую для сапога; 90 и 60 той; двойной подбородок этого; их совместные 69; губы твои и мои, не говоря уже о более нелепых частях тела, включая мизинцы на ногах? В нас с тобой, смею тебя заверить, не больше пользы, чем в этих самых мизинцах. В ощущениях ли дело? Возможно ли, что он не до конца таки потерял к ним интерес?