(Рассказ-финалист Международного конкурса произведений о Москве «На семи холмах»)
(Рассказы).
Night Moscow life. На фото не Орликов переулок. Photo by Solomeya Lutova
I
Чемоданчик.
Орликов переулок расположен между улицами Садовой-Спасской и Каланчёвской. Теперь это тихий, полутёмный, запруженный машинами переулочек, который хмуро и квадратно - особенно в вечернее время, оглядывают неосвещённые окна громоздких зданий.
А вот в тридцатые годы это был широкий, торопливый, людный и гулкий переулок, по которому даже ездили трамваи.
Как раз в тридцатые годы и произошла эта история в Орликовом переулке.
В одном из домов производили капитальный ремонт. Дворники и строители выносили из подвалов и с чердака груды всякого хлама - куски старой штукатурки и проржавленной арматуры, ещё какие-то деревяшки, раскрошенный кирпич и всякие железяки.
Среди этих железяк был небольшой ржавый чемоданчик, который бросили в общую кучу хлама во дворе. Один из строителей оттащил этот чемоданчик в сторону и хватил его ломом. Крышка отлетела, и все, кто в этот момент находились во дворе, увидели, что чемоданчик набит золотыми червонцами.
Со всех домов тут же сбежались люди и стали распихивать червонцы по карманам, ботинкам, сумкам и лифчикам. Один незнакомый, серенький гражданин - видно, случайно оказавшийся во дворе, наполнил червонцами шляпу и быстренько ушёл ещё до того, как примчались «чёрные воронки» НКВД.
Жителей переулка обыскали без промедления, червонцы забрали, вроде бы, все до единого, только вот серенького гражданина со шляпой всё никак не могли найти. Так, наверно, и не нашли - а некоторые даже подозревали его в том, что это именно он НКВД вызвал. А у некой Светки из десятого дома стали чуть позже появляться меха и драгоценности, хотя раньше жила она небогато. Но сама Светка всем говорила, что червонцы отдала.
Женщины по имени Евдокия и её сына Димки не было дома, когда вскрыли чемодан с червонцами и приезжали «чёрные воронки». Об этом случае Евдокии не раз рассказывали соседи - в подробностях, конечно. И шёпотом добавляли, что «Светка, небось, отдала не все червонцы». А маленький Димка слушал, что соседи говорят, и очень удивлялся - ведь он думал, что тайники с золотыми монетами только в сказках бывают.
II
Несломленный дух.
Семнадцатого июля тысяча девятьсот сорок четвёртого года по Садовому кольцу гнали пленных фашистов. Жители окрестностей, конечно, выбежали из домов на них посмотреть. Вышла и Евдокия из Орликова переулка, когда пленных проводили по Садовой-Спасской.
Она разглядывала широкие колонны запылённых, поджарых германцев, безвольно шагавших в тёмно-серых потрёпанных шинелях без погон и других знаков отличия. Одни шли понуро, глядя под ноги и не поднимая голов; другие осторожно и с любопытством озирались по сторонам; третьи улыбались глазевшим на них москвичам и москвичкам; четвёртые вышагивали ровно, но устало, с неподвижными, хмурыми физиономиями уставившись вперёд.
Но один - наверно, бывший офицер, отличался от прочих - Евдокия обратила на него внимание. Он шёл с поднятой головой, и его ярко-голубые, светлые, слегка прикрытые глаза выражали королевское хладнокровие с жёстким оттенком гордого презрения. Благородный, классический профиль подчёркивала голубая лента, которой были перехвачены его длинные, по плечи, прямые волосы ржано-рыжеватого цвета.
Этот немец не походил на пленника - его горделивая осанка, размеренный, твёрдый шаг и лёгкая хищная ухмылка на плотно сжатых губах выдавали в нём присутствие духа, которого он не терял даже теперь, идя по московским улицам под конвоем. Весь его вид говорил об одном: «Может быть, вы и победили Германию, но меня вам не победить».
Внезапно из подворотни выскочил кто-то с железной палкой, обмотанной колючей проволокой, и - с диким, захлёбывающимся, рыдающим воплем бросился на фашистов, нанося им отчаянные, резкие, неровные удары. Послышались крики изумления и боли, смешанные с женским визгом; пленники, идущие впереди, стали оборачиваться. Подоспевшие конвойные оттащили неизвестного «карателя» и отобрали у него его опасное орудие.
Побеждённые продолжали змеиться по улицам пыльным, усталым, тёмно-серым и хмурым потоком…
III
Они идут.
Уже после войны Евдокия как-то раз отправилась в гастроном на Смоленской площади. И, не успела она выйти во двор в Орликовом переулке, как услышала странные разговоры между людьми:
- Они идут… их много…
- Да, их много, очень, я видела…
«Кто это - они? - подумала Евдокия. - Солдаты? Немцы? НКВД? Откуда и куда они идут? Неужели опять - война?»
Люди загадочно смотрели в сторону Садового кольца, показывали пальцами, многозначительно кивали и пожимали плечами.
Евдокия вышла из переулка и посмотрела на Садовую-Спасскую улицу. По ней, как обычно, ехали трамваи, двигались машины и шли люди, которые время от времени останавливались, чтобы указать руками или пальцами на что-то, чего не было видно издалека.
- Вон они, вон они, смотрите, - говорили прохожие, - как их много…
Евдокия обратила внимание на то, что все смотрят сначала вниз, а только потом уже вдаль. Она приблизилась к проезжей части и увидела какую-то узкую тёмно-коричневую ленту, движущуюся вдоль бордюров. Эта лента не попадала ни под колёса, ни под ноги, потому что машины соблюдали некоторый промежуток между дорогой и тротуарами, а прохожие, разумеется, не переступали бордюров, тянущихся вдоль проезжей части. Поэтому странная бесконечная лента струилась по Садовому кольцу, не опасаясь быть раздавленной. Она словно создавала дополнительную дорожку, которая не мешала общему уличному движению.
Люди продолжали удивляться, останавливаться, глазеть на необычное явление. Евдокия присмотрелась и увидела, из чего состоит эта лента.
Это были они. Тараканы.
Длинное полчище тараканов ползло по улицам Садового кольца. И никто не знал, зачем и куда движется тараканья лента.
Все могли только тыкать пальцами, изумлённо разевать рты и повторять:
- Они идут, идут. Вон они, вон их сколько, ты посмотри…
Они всё-таки ушли. Дня через три на улицах не осталось ни одного таракана.
Послесловие.
А я, автор этих трёх историй-зарисовок, немного жалею о том, что не довелось мне родиться в то время и увидеть всё то, о чём я написала. Я даже не застала Евдокию - свою прабабушку, которая умерла за три недели до моего рождения. Ей было девяносто три года. Её сын, мой дед Дмитрий, умер немногим позже.
Но эти три небольшие истории Садового кольца - частичка нашей семейной реликвии, они передавались из уст в уста, пока, наконец, не дошли до меня. Я решила: пускай они живут на бумаге.
А то вдруг я как-нибудь пойду зимним вечером по улице, поскользнусь нечаянно, ударюсь головой об асфальт так неудачно, что всё позабуду, и никто не узнает ни про чемоданчик в Орликовом переулке, ни про гордого пленника-фашиста, ни про тараканов на Садовом кольце?