Последнее интервью Джона Леннона (фрагменты)
Оригинал взят у gurdrug в Последнее интервью Джона Леннона (фрагменты)
Оригинал взят у musikstile в Последнее интервью Джона Леннона (фрагменты)
Вечером в пятницу 5 декабря 1980 года Джон Леннон принимал автора RS Джонатана Котта в своей квартире в нью-йоркском Вест-Сайде и в студии Record Plant. Они провели вместе более девяти часов. А 8 декабря 1980 года Джон был убит по дороге домой после очередной сессии звукозаписи. Сделанный Коттом материал должен был стать кавер-стори январского номера RS за 1981 год, однако после гибели Леннона Джонатан написал некролог музыканта, где почти не использовал запись беседы с ним. Более того, кассеты с разговором так и остались не до конца расшифрованными. В тридцатую годовщину гибели Джона Леннона мы впервые предлагаем вашему вниманию текст его последнего крупного интервью - бескомпромиссного, вдохновляющего и трагически смешного.
- «Double Fantasy» - первый альбом, который ты записал за последние пять лет, и, как поется в твоей песне «The Ballad Of John And Yoko», «приятно снова вас обоих видеть».
- Распространенная идея, что я все это время был отрезан от общества, не имеет никакого отношения к реальности. Я просто был таким же человеком, как и все вы. Я работал с девяти до пяти: пек хлеб, менял пеленки, ухаживал за ребенком. Люди все время спрашивают: «Почему ты ушел в подполье, почему ты прятался?» Но я не прятался. Я съездил в Сингапур, Южную Африку, Гонконг; на Бермуды. Я был повсюду в этом гребаном мире. Я делал самые обычные вещи - например, ходил в кино.
- Но ты почти не писал все эти годы.
- Да, я не то чтобы много написал. Знаешь, нам было очень важно, что у нас родился ребенок - кажется, все забыли, как долго мы пытались и сколько было выкидышей, иногда настолько серьезных, что Йоко, казалось, была на грани смерти. У нас был один мертворожденный ребенок, были сложности с наркотиками, куча личных неприятностей, проблемы с обществом, которые мы создали себе сами или которые появились благодаря нашим друзьям. Но так или иначе. Иногда мы ставили себя в такое положение, что было очень тяжело, но нам удалось завести ребенка, к чему мы стремились десять лет, и Боже мой, мы не собирались взять и все испортить. Мы год никуда не ездили, и я начал заниматься йогой с седовласой дамой с телевидения. (Смеется.)
- Людям не угодишь. Все критикуют тебя за то, что ты не пишешь новых песен, мо при этом напрочь забывают, что три твоих предыдущих альбома - «Some Time In New York City», «Walls And Bridges» и «Rоск'N'Roll» - мало кому понравились. Особенно агитпоп «Some Time In New York City» с песнями вроде «Attica State», «Sunday Bloody Sunday» и «Woman Is The Nigger Of The World».
- Да, этот диск сильно всех огорчил. Йоко называет его «Бертольт Брехт», а я, как обычно, даже не знал, кто это, пока она четыре года назад не привела меня на постановку «Трехгрошовой оперы» Ричарда Формана. Тогда я смог увидеть альбом в этом свете. Меня всегда раздрожало, что там грубоватый звук, но я специально делал эту запись на манер газеты - где есть опечатки и факты всегда перевраны, - поэтому она имеет привкус одноразовости.
Но на меня постоянно нападали, с самого начала. Не забывай, что про «From Me To You» говорили, что она «ниже среднего уровня The Beatles». Это было в рецензии в NME. Боже мой, мрак. Может быть, эта песня была не столь хороша, как «Please Please Me», не знаю, но «ниже среднего уровня»? Мне этого никогда не забыть. Не говоря уже о том, что люди писали о наших с Йоко записях. Они рвали нас в клочья! «Эстетическое самопотакание, примитивистские стоны» - все в таком духе. Потому что эти альбомы были про нас, понимаешь, а не про Зигги Стардаста или Томми. И когда вышел Мind Games», все его тоже возненавидели.
Но так происходит не только со мной. Посмотри на Мика, например. Мик двадцать лет подряд записывает хорошую музыку, и они все равно не дают ему продыху. Разве они скажут когда-нибудь: «Посмотрите на него: он лучший, ему тридцать семь, ион выпустил красивую песню «Emotional Rescue», она на высшем уровне»? Мне она понравилась, многим она понравилась. И Господи помоги Брюсу Спрингстину, когда они решат, что он больше не бог. Я не видел его, но слышал о нем много хорошего. Сейчас его поклонники счастливы. Он рассказал им о том, как можно быть навеселе, мечтать о девочках и машинах и всем в таком роде, и это тот уровень, который они могут без проблем воспринимать. Но когда ему придется столкнуться с собственным успехом, когда он будет становиться взрослее и взрослее и ему придется повторять это снова и снова, тогда они набросятся на него, и я надеюсь, что он это переживет. Ему надо только повнимательнее присмотреться ко мне или к Мику. Жизнь движется вверх и вниз, вверх и вниз -конечно, вдохновение непостоянно, но кто мы, роботы, что ли? Чего они от него хотят? Они хотят, чтобы он покончил с собой на сцене? Они хотят, чтобы мы с Йоко занимались любовью на сцене или покончили с собой на сцене? Когда они сказали, что «From Me То You» ниже среднего уровня The Beatles, я понял, что надо все время тащить это на себе. Мы находимся в мире, где ты забираешься на колесо и тебя то поднимает, то опускает.
- Ты пел, что смотришь на колеса (имеется в виду песня Леннона «Watching The Wheels» - прим. RS). Что это за колеса?
- Вся Вселенная - это колесо, так ведь? Мы снова и снова идем по кругу. На самом деле это колеса внутри меня самого, но знаешь, наблюдать за самим собой - почти то же самое, что наблюдать за кем угодно другим. И я наблюдаю за собой, наблюдая за своим сыном.
Что касается нашего ребенка... Это все еще очень тяжело. Я не лучший в мире папа. Я стараюсь как могу. Но я очень раздражительный, у меня бывают депрессии. Мое настроение поднимается и опускается, поднимается и опускается, и Шону приходится с этим как-то справляться - когда я отдаляюсь от него, а потом снова посвящаю себя ему, а потом опять. Я не знаю, как это скажется на нем в будущем, но физически я всегда был рядом.
Мы все эгоисты, но мне кажется, что так называемые художники - эгоисты абсолютные: заставить себя подумать о Йоко, или Шоне, или кошке, или вообще о ком-то другом, кроме меня самого - моего настроения, моих маленьких глупых проблем, - очень тяжело. Разумеется, если сделать это, чувствуешь радость, понимаешь, что все не зря, но тем не менее.
- А песни для «Double Fantasy»? С ними было легче?
- Не особенно. Мне потребовалось пять лет, чтобы написать их. Пять лет запора, а потом три недели диареи. (Смеется.) Сам физический процесс написания занял три недели. Есть дзенская притча, Йоко рассказала ее мне - может быть, я уже упоминал ее в одном из интервью: император посылает гонца к художнику, чтобы заказать картину. Он платит художнику деньги, и тот говорит: «Хорошо». Проходит год, гонец возвращается к нему и говорит: «Император ждет свою картину». Тогда художник говорит: «Подожди немного», и прямо на его глазах рисует ее и говорит: «Вот». А гонец возмущается: «Что за ерунда? Император заплатил тебе двадцать тысяч долларов за эту дрянь, а ты набросал ее за пять минут». Тогда художник отвечает: «Да, но я потратил десять лет думая о ней». Я никак не смог бы написать песни для «Double Fantasy» без этих пяти лет.
- Твои новые песни - ты пытаешься сделать их более современными? Не хочешь добавить в них диско?
- Нет, я такими вещами не занимаюсь. (Смеется.) Если подумать: как я снова мог вернуться к музыке? Я решил выбрать путь, который мне лучше всего известен, максимально простой и непретенциозный. И я решил отказаться от экспериментов, потому что мне нравилось работать так, как я работал раньше. Свою песню «Starting Over» я называю «элвисовско-орбисоновской».
- На твоих последних записях слышно эхо.
- Да, это эффект из пятидесятых. Почти на каждой записи, которую я сделал, есть такое эхо, начиная с «Rоск'N'Roll Music». Оно мне нравится. И мой голос почти всегда звучит одинаково. Я обратился к своему прошлому, к своим корням, как Дилан, когда он записывал «Nashville Skyline». Но у меня нет ничего похожего на Нэшвилл, я из Ливерпуля, поэтому я сконцентрировался на старых записях, которые слушал тогда: Элвис, Рой Орбисон, Джин Винсент, Джерри Ли Льюис. Меня иногда сносило в сторону «Revolution 9», но все мое экспериментаторство теперь связано с тем, что делает Йоко.
Знаешь, первый раз мы вместе вышли на сцену в Кембридже в 1969 году. Ее пригласили выступить с какими-то джазовыми музыкантами. Тогда я первый раз играл не как участник The Beatles. У меня был комбик, и я создавал гитарные шумы, и люди очень огорчились, когда узнали меня: «Что он тут делает?» Тебе всегда говорят, чтобы ты не покидал отведенное тебе место. А когда мы попытались заиграть рок-н-ролл, они спросили: «А что она тут делает?» А когда мы попробовали играть вместе - так, чтобы я был просто инструментом, а не отдельным проектом, как Айк Тернер, подыгрывающий Тине, только Тина была другой, авангардной, - тогда огорчились даже игравшие с нами джазовые музыканты.
Случаются странные вещи: один парень в Англии, астролог, сказал мне как-то, что я буду жить в другой стране. Я не помнил об этом, пока не начал изо всех сил бороться за право остаться в Соединенных Штатах. Я думал тогда: «Что я, черт побери, здесь делаю? Какого рожна я устраиваю все это?» Я изначально не собирался здесь жить, просто так случилось. Мы не собирали вещи - мы оставили все дома в Англии, мы думали приехать ненадолго. Но мы больше не возвращались.
Иногда ты задаешься вопросом, действительно не можешь понять... Я знаю, что мы создаем свою собственную реальность и у нас всегда есть выбор, но насколько все предопределено? Можно ли сказать, что перед тобой всегда развилка, где есть два пути и каждый из них в равной степени предопределен? Может быть, перед нами сотни путей, всегда можно пойти одним, а можно другим - есть выбор, и иногда это очень странно.
Но это неплохой финал для нашего интервью, так что до встречи, до следующего раза.
Журнал Rolling Stone, январь 2011 года.
Оригинал взят у musikstile в Последнее интервью Джона Леннона (фрагменты)
Вечером в пятницу 5 декабря 1980 года Джон Леннон принимал автора RS Джонатана Котта в своей квартире в нью-йоркском Вест-Сайде и в студии Record Plant. Они провели вместе более девяти часов. А 8 декабря 1980 года Джон был убит по дороге домой после очередной сессии звукозаписи. Сделанный Коттом материал должен был стать кавер-стори январского номера RS за 1981 год, однако после гибели Леннона Джонатан написал некролог музыканта, где почти не использовал запись беседы с ним. Более того, кассеты с разговором так и остались не до конца расшифрованными. В тридцатую годовщину гибели Джона Леннона мы впервые предлагаем вашему вниманию текст его последнего крупного интервью - бескомпромиссного, вдохновляющего и трагически смешного.
- «Double Fantasy» - первый альбом, который ты записал за последние пять лет, и, как поется в твоей песне «The Ballad Of John And Yoko», «приятно снова вас обоих видеть».
- Распространенная идея, что я все это время был отрезан от общества, не имеет никакого отношения к реальности. Я просто был таким же человеком, как и все вы. Я работал с девяти до пяти: пек хлеб, менял пеленки, ухаживал за ребенком. Люди все время спрашивают: «Почему ты ушел в подполье, почему ты прятался?» Но я не прятался. Я съездил в Сингапур, Южную Африку, Гонконг; на Бермуды. Я был повсюду в этом гребаном мире. Я делал самые обычные вещи - например, ходил в кино.
- Но ты почти не писал все эти годы.
- Да, я не то чтобы много написал. Знаешь, нам было очень важно, что у нас родился ребенок - кажется, все забыли, как долго мы пытались и сколько было выкидышей, иногда настолько серьезных, что Йоко, казалось, была на грани смерти. У нас был один мертворожденный ребенок, были сложности с наркотиками, куча личных неприятностей, проблемы с обществом, которые мы создали себе сами или которые появились благодаря нашим друзьям. Но так или иначе. Иногда мы ставили себя в такое положение, что было очень тяжело, но нам удалось завести ребенка, к чему мы стремились десять лет, и Боже мой, мы не собирались взять и все испортить. Мы год никуда не ездили, и я начал заниматься йогой с седовласой дамой с телевидения. (Смеется.)
- Людям не угодишь. Все критикуют тебя за то, что ты не пишешь новых песен, мо при этом напрочь забывают, что три твоих предыдущих альбома - «Some Time In New York City», «Walls And Bridges» и «Rоск'N'Roll» - мало кому понравились. Особенно агитпоп «Some Time In New York City» с песнями вроде «Attica State», «Sunday Bloody Sunday» и «Woman Is The Nigger Of The World».
- Да, этот диск сильно всех огорчил. Йоко называет его «Бертольт Брехт», а я, как обычно, даже не знал, кто это, пока она четыре года назад не привела меня на постановку «Трехгрошовой оперы» Ричарда Формана. Тогда я смог увидеть альбом в этом свете. Меня всегда раздрожало, что там грубоватый звук, но я специально делал эту запись на манер газеты - где есть опечатки и факты всегда перевраны, - поэтому она имеет привкус одноразовости.
Но на меня постоянно нападали, с самого начала. Не забывай, что про «From Me To You» говорили, что она «ниже среднего уровня The Beatles». Это было в рецензии в NME. Боже мой, мрак. Может быть, эта песня была не столь хороша, как «Please Please Me», не знаю, но «ниже среднего уровня»? Мне этого никогда не забыть. Не говоря уже о том, что люди писали о наших с Йоко записях. Они рвали нас в клочья! «Эстетическое самопотакание, примитивистские стоны» - все в таком духе. Потому что эти альбомы были про нас, понимаешь, а не про Зигги Стардаста или Томми. И когда вышел Мind Games», все его тоже возненавидели.
Но так происходит не только со мной. Посмотри на Мика, например. Мик двадцать лет подряд записывает хорошую музыку, и они все равно не дают ему продыху. Разве они скажут когда-нибудь: «Посмотрите на него: он лучший, ему тридцать семь, ион выпустил красивую песню «Emotional Rescue», она на высшем уровне»? Мне она понравилась, многим она понравилась. И Господи помоги Брюсу Спрингстину, когда они решат, что он больше не бог. Я не видел его, но слышал о нем много хорошего. Сейчас его поклонники счастливы. Он рассказал им о том, как можно быть навеселе, мечтать о девочках и машинах и всем в таком роде, и это тот уровень, который они могут без проблем воспринимать. Но когда ему придется столкнуться с собственным успехом, когда он будет становиться взрослее и взрослее и ему придется повторять это снова и снова, тогда они набросятся на него, и я надеюсь, что он это переживет. Ему надо только повнимательнее присмотреться ко мне или к Мику. Жизнь движется вверх и вниз, вверх и вниз -конечно, вдохновение непостоянно, но кто мы, роботы, что ли? Чего они от него хотят? Они хотят, чтобы он покончил с собой на сцене? Они хотят, чтобы мы с Йоко занимались любовью на сцене или покончили с собой на сцене? Когда они сказали, что «From Me То You» ниже среднего уровня The Beatles, я понял, что надо все время тащить это на себе. Мы находимся в мире, где ты забираешься на колесо и тебя то поднимает, то опускает.
- Ты пел, что смотришь на колеса (имеется в виду песня Леннона «Watching The Wheels» - прим. RS). Что это за колеса?
- Вся Вселенная - это колесо, так ведь? Мы снова и снова идем по кругу. На самом деле это колеса внутри меня самого, но знаешь, наблюдать за самим собой - почти то же самое, что наблюдать за кем угодно другим. И я наблюдаю за собой, наблюдая за своим сыном.
Что касается нашего ребенка... Это все еще очень тяжело. Я не лучший в мире папа. Я стараюсь как могу. Но я очень раздражительный, у меня бывают депрессии. Мое настроение поднимается и опускается, поднимается и опускается, и Шону приходится с этим как-то справляться - когда я отдаляюсь от него, а потом снова посвящаю себя ему, а потом опять. Я не знаю, как это скажется на нем в будущем, но физически я всегда был рядом.
Мы все эгоисты, но мне кажется, что так называемые художники - эгоисты абсолютные: заставить себя подумать о Йоко, или Шоне, или кошке, или вообще о ком-то другом, кроме меня самого - моего настроения, моих маленьких глупых проблем, - очень тяжело. Разумеется, если сделать это, чувствуешь радость, понимаешь, что все не зря, но тем не менее.
- А песни для «Double Fantasy»? С ними было легче?
- Не особенно. Мне потребовалось пять лет, чтобы написать их. Пять лет запора, а потом три недели диареи. (Смеется.) Сам физический процесс написания занял три недели. Есть дзенская притча, Йоко рассказала ее мне - может быть, я уже упоминал ее в одном из интервью: император посылает гонца к художнику, чтобы заказать картину. Он платит художнику деньги, и тот говорит: «Хорошо». Проходит год, гонец возвращается к нему и говорит: «Император ждет свою картину». Тогда художник говорит: «Подожди немного», и прямо на его глазах рисует ее и говорит: «Вот». А гонец возмущается: «Что за ерунда? Император заплатил тебе двадцать тысяч долларов за эту дрянь, а ты набросал ее за пять минут». Тогда художник отвечает: «Да, но я потратил десять лет думая о ней». Я никак не смог бы написать песни для «Double Fantasy» без этих пяти лет.
- Твои новые песни - ты пытаешься сделать их более современными? Не хочешь добавить в них диско?
- Нет, я такими вещами не занимаюсь. (Смеется.) Если подумать: как я снова мог вернуться к музыке? Я решил выбрать путь, который мне лучше всего известен, максимально простой и непретенциозный. И я решил отказаться от экспериментов, потому что мне нравилось работать так, как я работал раньше. Свою песню «Starting Over» я называю «элвисовско-орбисоновской».
- На твоих последних записях слышно эхо.
- Да, это эффект из пятидесятых. Почти на каждой записи, которую я сделал, есть такое эхо, начиная с «Rоск'N'Roll Music». Оно мне нравится. И мой голос почти всегда звучит одинаково. Я обратился к своему прошлому, к своим корням, как Дилан, когда он записывал «Nashville Skyline». Но у меня нет ничего похожего на Нэшвилл, я из Ливерпуля, поэтому я сконцентрировался на старых записях, которые слушал тогда: Элвис, Рой Орбисон, Джин Винсент, Джерри Ли Льюис. Меня иногда сносило в сторону «Revolution 9», но все мое экспериментаторство теперь связано с тем, что делает Йоко.
Знаешь, первый раз мы вместе вышли на сцену в Кембридже в 1969 году. Ее пригласили выступить с какими-то джазовыми музыкантами. Тогда я первый раз играл не как участник The Beatles. У меня был комбик, и я создавал гитарные шумы, и люди очень огорчились, когда узнали меня: «Что он тут делает?» Тебе всегда говорят, чтобы ты не покидал отведенное тебе место. А когда мы попытались заиграть рок-н-ролл, они спросили: «А что она тут делает?» А когда мы попробовали играть вместе - так, чтобы я был просто инструментом, а не отдельным проектом, как Айк Тернер, подыгрывающий Тине, только Тина была другой, авангардной, - тогда огорчились даже игравшие с нами джазовые музыканты.
Случаются странные вещи: один парень в Англии, астролог, сказал мне как-то, что я буду жить в другой стране. Я не помнил об этом, пока не начал изо всех сил бороться за право остаться в Соединенных Штатах. Я думал тогда: «Что я, черт побери, здесь делаю? Какого рожна я устраиваю все это?» Я изначально не собирался здесь жить, просто так случилось. Мы не собирали вещи - мы оставили все дома в Англии, мы думали приехать ненадолго. Но мы больше не возвращались.
Иногда ты задаешься вопросом, действительно не можешь понять... Я знаю, что мы создаем свою собственную реальность и у нас всегда есть выбор, но насколько все предопределено? Можно ли сказать, что перед тобой всегда развилка, где есть два пути и каждый из них в равной степени предопределен? Может быть, перед нами сотни путей, всегда можно пойти одним, а можно другим - есть выбор, и иногда это очень странно.
Но это неплохой финал для нашего интервью, так что до встречи, до следующего раза.
Журнал Rolling Stone, январь 2011 года.