Скандал в Большом театре. Версии Иксанова и Цискаридзе. Цискаридзе (Николай Усков, журнал "Сноб")
Николай Усков: Скандал в Большом театре. Версии Иксанова и Цискаридзе
источник:
http://www.snob.ru/magazine/entry/57149
http://www.snob.ru/magazine/entry/57151
Неизвестный плеснул Сергею Филину в лицо серной кислотой. Многолетняя драма вокруг Большого театра переросла в трагедию. Николай Усков встретился с двумя непримиримыми оппонентами, которые уже обменялись обвинениями в причастности к случившемуся, - генеральным директором Большого театра Анатолием Иксановым и народным артистом России Николаем Цискаридзе.
Очень большой театр
Я никогда не думал, что буду писать что-нибудь о скандалах в Большом театре. Все участники этой многоактной драмы мне хорошо знакомы. Тем не менее я не был вовлечен ни в одну из противоборствующих партий. С директором Большого театра Анатолием Геннадьевичем Иксановым мы виделись обычно у нашего общего друга и члена исполкома попечительского совета Большого театра Константина Ремчукова. С народным артистом России и непримиримым противником Иксанова Николаем Максимовичем Цискаридзе у нас тоже есть общие друзья. И мы не раз болтали с ним обо всем, кроме собственно его профессиональных дел. В последний раз, например, о Тбилиси, куда он, тбилисец по рождению, собирался отправиться в сентябре.
С художественным руководителем балета Большого театра Сергеем Филиным, которого считают человеком Иксанова, мы недавно виделись на приеме в Историческом музее. Кажется, это было в декабре. Может быть, он уже тогда получал угрозы. Лицо его было задумчивым и усталым. Но наш разговор лишь отчасти касался Большого и уж совсем не затрагивал околотеатральных сплетен и интриг. Я в них ничего не понимал, а добрыми отношениями со всеми конкурирующими партиями дорожил больше сомнительной привилегии покопаться в чужом грязном белье. К тому же при всей любви к классической музыке признаюсь, что я равнодушен к балету. Мне так и не удалось с должной страстью проникнуться условным языком классического танца, что, разумеется, не мешало ценить незаурядную артистическую харизму Николая Цискаридзе. В остальном посещение спектаклей Большого для меня было необременительной светской обязанностью, прекрасным ритуалом, заведенным в московском обществе.
Все изменилось в ночь на 18 января 2013 года. Сергей Филин припарковал свою машину на стоянке у дома на Троицкой улице и направился к калитке. Было около одиннадцати вечера. Филина окликнул какой-то мужчина, он обернулся, и в этот момент неизвестный плеснул серной кислотой Сергею в лицо. Он хватал снег руками и тщетно пытался удалить ядовитую жидкость, чем, наверное, только ухудшил свое положение. Известно, что H2O, вступив в соединение с серной кислотой, усиливает ожог.
Я узнал о случившемся той же ночью - меня мучил джетлег в берлинской гостинице, где я остановился на пару дней по делам. Тогда-то со всей очевидностью я понял, что должен разобраться в этой истории хотя бы для себя, коль скоро все участники многолетнего противостояния - мои знакомые, а некоторые даже друзья. То, что казалось сплетнями и интригами, теперь, после трагедии с Филиным, переместилось в пространство нравственного императива. Отмахнуться от произошедшего означало бы проявить равнодушие к людям, которых хорошо знаешь и уважаешь.
Несколько дней у меня ушло на то, чтобы восполнить обширные пробелы в моих познаниях о ситуации вокруг Большого театра. Обогащенный самыми разнообразными сплетнями и слухами, я отправился брать интервью у директора Большого театра Анатолия Иксанова, а затем к его оппоненту, Николаю Цискаридзе. Чтобы облегчить понимание сути конфликта, я вынужден предварить записи этих бесед сухим изложением основных событий, сотрясавших Большой в последнее время.
В 2004-2008 годах художественным руководителем балета Большого театра являлся Алексей Ратманский. Николай Цискаридзе неодобрительно отзывался о нем, в частности как о «человеке с улицы». Предполагают, что Николай Максимович надеялся занять должность худрука уже после истечения контракта с Ратманским.
Однако в январе 2009 года на эту должность был назначен Юрий Бурлака, руководивший балетом Большого до марта 2011-го. Его уход в связи с истечением контракта сопровождал громкий скандал. Одним из возможных претендентов на освобождающееся место считался руководитель труппы балета Большого театра Геннадий Янин, который устраивал прежде всего господина Иксанова. Внезапно в Сеть попало портфолио откровенных фотографий господина Янина в самых разнообразных конфигурациях и позициях. 14 марта 2011 года Янин написал заявление об уходе с поста руководителя труппы.
15 марта 2011 года художественным руководителем балета Большого театра был назначен Сергей Филин.
В октябре 2011 года историческое здание Большого театра открылось после масштабной реконструкции, которая длилась с 2005 года. Тогда же Николай Цискаридзе выступил с жесткой критикой результатов реконструкции театра и обвинил руководство Большого в некомпетентности.
9 ноября 2012 года стало известно о письме Владимиру Путину двенадцати деятелей культуры с просьбой отставки Иксанова и назначения на должность генерального директора Большого Николая Цискаридзе. Письмо, в частности, подписали Марк Захаров, Олег Табаков, Галина Волчек, Алиса Фрейндлих, Геннадий Хазанов и другие. Часть из них позднее отозвала свои подписи. По Москве поползли слухи, что за планами Цискаридзе занять директорское кресло в Большом стоят влиятельные представители бизнеса, а именно миллиардер Рашид Сардаров и его жена Марианна, а также приближенный к Путину глава «Ростехнологий» Сергей Чемезов и его жена Екатерина. В правительстве среди сторонников назначения Цискаридзе называли вице-премьера Ольгу Голодец. К продвижению кандидатуры Цискаридзе подключается Тина Канделаки, занимающаяся бизнесом в сфере пиара. Наблюдатели обратили внимание на ее связи с Сергеем Чемезовым. В частности, компания Тины получила контракт на полтора миллиона долларов на ребрендинг «Ростехнологий». Однако в интервью для телеканала «Дождь» Цискаридзе опроверг слухи о поддержке своей кандидатуры Чемезовым и Голодец.
Практически одновременно с распространением информации о письме деятелей культуры к Путину становится известно о том, что правительство продлило контракт с действующим директором Большого театра Анатолием Иксановым до 2014 года.
17 января 2013 года Сергей Филин присутствует в МХТ им. Чехова на спектакле в честь 150-летия Станиславского. Среди приглашенных находится также Николай Цискаридзе. Примерно в 22.30 Сергей покидает театр, идет пешком к парковке Большого, садится в машину и отправляется к своему дому на Троицкой улице.
Часть первая. Иксанов
Часть вторая. Цискаридзе
Цискаридзе: Я хочу высказать свою позицию, и мне, наверное, надо ответить на те же вопросы, которые ты задавал Иксанову. За все время, когда я позволяю себе высказываться, я никогда никого не агитировал ни за себя, ни за свою позицию, я просто говорил: господа, это мое мнение, оно вам может не нравиться, я вам могу не нравиться как артист - не приходите в театр, но я существую.
Усков: Основной упрек - твое некорпоративное поведение. Будучи звездой, ты привлекаешь внимание журналистов, и ты легко и свободно можешь высказывать свое мнение по любому вопросу, касающемуся театра, в довольно резкой форме. В частности, о качестве ремонта, которое, как утверждает Иксанов, не зависело от него одного, а зависело во многом от подрядчиков, всевозможных контролирующих госконтор и т. д.
Цискаридзе: Качество ремонта не зависело от него, но подписание проекта, контрактов с подрядчиками зависело от него. И на момент подписания проекта какие-то вещи я видел, потому что дяденька, который делал проект, общался с нами. После я пришел к Иксанову и сказал: «Анатолий Геннадьевич, караул!»
Усков: С этого начался ваш конфликт?
Цискаридзе: Нет, первое его недоверие ко мне было связано с Волочковой. Именно тогда он решил для себя, что я человек не его команды. В разгар конфликта с Настей меня попросили (на тот злополучный спектакль вместе с ней был назначен именно я) выйти к прессе и сказать, что я не могу ее поднять. Во-первых, я мог ее поднять. Во-вторых, если я скажу, что не могу ее поднять, это будет значить, что я не справляюсь со своими профессиональными обязанностями. Наконец, речь идет о женщине, и я бы никогда не смог сказать о ней то, чего от меня требовали. После этого случая, что бы я ни говорил, господин Иксанов все воспринимал в штыки. И когда только началась реконструкция Большого театра, точнее, обсуждался ее проект, я ему говорил: «Анатолий Геннадьевич, караул, потому что вот здесь не могут быть залы, вот здесь не могут быть гримерные, вот так они не могут располагаться…» На все мои замечания было сказано, что я утрирую, что это эмоции и т. д.
Усков: Но Иксанов утверждает, что у проекта было бесконечное количество согласований: пожарные, санэпидемстанция, несколько сотен подписей. Это историческое здание, наконец.
Цискаридзе: Все неправда, от начала до конца. Большой театр - не первый театр в мире, который реконструируется. Ты можешь сходить в Ковент-Гарден, в Ла Скала, и ты прекрасно увидишь, что нигде нет кафеля на полу в коридорах. Зато он есть у нас! Прежде там был паркет, покрытый коврами, и мы хотя бы могли распрыгаться. Теперь, когда мы выходим, под ковром лежит кафель, а под кафелем - бетон. Распрыгиваться нельзя, ты сажаешь ноги, после этого тебе танцевать нельзя. Я столько раз рассказывал о профессиональных недочетах при реконструкции Большого театра, что больше об этом говорить не могу. Все, кто заходит в театр, сами убеждаются в правоте моих слов. Я критиковал реконструкцию еще на фазе проекта, очень давно. Те, кто подписал этот проект, не прислушивались к пожеланиям нас, артистов, которые в этих помещениях работают. Я ни разу не говорил о тех людях, которые строили. Мало того, всегда подчеркивал, что мы должны кланяться в ноги тем, кто подключился к реконструкции с 2009 года, после того как Счетная палата кричала «караул», якобы все работы были оплачены по шесть раз, деньги израсходованы, а кроме котлована, ничего не сделано. Все мои переживания по поводу реконструкции были связаны именно с тем, что это производство, где работают не машины, а люди, что гримерные, репетиционные залы и т. д. - это те помещения, где мы не отдыхаем, а проводим большую часть нашей трудовой деятельности. Потрачен миллиард долларов! Шесть лет - с 2005-го по 2011-й. Ближайшая реконструкция... ну, на нашей жизни ее точно не будет, в лучшем случае - через двести лет. На двести лет мы обречены на катастрофу.
Усков: Насколько я понял, Иксанов собирается поэтапно адаптировать здание под нужды артистов.
Цискаридзе: Прости, здание функционирует уже почти два года, но не адаптировано ни одно помещение. Мало того, не могут наладить работу сцены. На сцене огромное количество ям в местах стыков реек. Их помечают крестами, потому что, случайно наступив на стык во время танца, можно повредить ногу. И это может быть фатально. Танцуя спектакль, мы все время смотрим на пол, чтобы не получить травму. Если хочешь, я могу показать это тебе и всем желающим, кто придет перед спектаклем.
Усков: Но Путин-то все-таки продлил контракт с Иксановым?
Цискаридзе: Путин никакого отношения к продлению контракта не имеет. И премьер тоже. Это находится в ведении Министерства культуры.
Усков: Я не думаю, что решение по столь важной должности принимает только министр культуры.
Цискаридзе: Я задаю вопрос всем. Господа, объясните мне, что значит слово «театр»?
Усков: Место, где устраиваются зрелища.
Цискаридзе: Либо труппа, их представляющая. И прежде всего труппа, она ведь может гастролировать. А что такое администрация?
Усков: Менеджмент.
Цискаридзе: Правильно. Но не театр. Теперь, когда господин Иксанов оскорбляет меня в разных изданиях, заявляя: «Мне жалко Николая Цискаридзе, потому что он заканчивается как артист», - он оскорбляет кого?
Усков: Тебя лично.
Цискаридзе: А я кто? Я кто?! Двадцать один сезон я являюсь артистом Большого театра и не самым последним! Когда я говорю о недочетах в работе господина Иксанова, я не говорю о театре, я говорю об администрации этого театра. Извините, здесь нет никакой корпоративной этики, которую я якобы нарушаю. Зато господин Иксанов в этой трагической ситуации с Филиным сразу стал делать намеки на мою причастность. Я три дня комментариев не давал!
Усков: А ужасное интервью в МК чуть ли не на следующий день?
Цискаридзе: Это не интервью было, это было просто «отстаньте от меня, товарищи». А чем оно ужасное, кстати?
Усков: Потому что ты не выразил Филину ни слова сочувствия.
Цискаридзе: Я сказал! Было много моих комментариев по горячим следам - мне стали звонить еще ночью. Затем «Первый канал» записал со мной интервью, где я выразил все, что в такой ситуации может сказать любой нормальный человек. Прочие мои комментарии были в духе: «Оставьте меня в покое!» То, что в МК журналисты не вставили первую фразу, что «я сижу, плачу, пока с ними разговариваю», - это не моя вина. Дирекция, кстати, использовала ситуацию в своих интересах по полной. Тут же было организовано собрание педагогов, где стали требовать подписать письмо против меня, что якобы все недовольны моим высказыванием в МК. Когда педагогический состав сказал, что никто не видел этого интервью, им тут же принесли распечатку. Так вот пасквиль на меня не подписал ни один человек, хотя исполняющим обязанности художественного руководителя балета Галиной Степаненко было заявлено, что это просьба Анатолия Геннадьевича. На что педагоги заметили, что они не хотят, чтобы их руками господин Иксанов сводил со мной счеты. После этого у меня возникает вопрос: кто все-таки создает нездоровую атмосферу в работе коллектива? В мае 2011 года подобная ситуация уже была, где так же позвали педагогов и стали им рассказывать, как я их оскорблял в передаче у Диброва. Эту передачу никто не видел, но у половины присутствующих подписи собрать удалось под разными предлогами. Все те, кто не подписал, получали намеки на то, что могут готовиться к уходу из театра. Те же, кто подписал, так или иначе подходили ко мне и приносили свои извинения. Это очень напоминает процесс над Пастернаком. Передачу никто не видел, но ее все осуждают. Теперь эту бумагу очень любит показывать господин Иксанов с комментариями, что коллектив со мной работать не хочет, а это абсолютная неправда. Со всеми подписавшими я регулярно работаю, участвую в их юбилеях. Я проработал в театре двадцать один год, и я прекрасно понимаю тех, кто поставил подпись, когда им угрожают благополучием их детей, работающих в коллективе, или их учеников. Я очень всем благодарен, что на сей раз этот трюк не прошел и люди осознали, в какую грязную игру их втягивают. Затем, прямо вслед за трагедией с Филиным, когда труппа утром и вечером проходила прогоны новой редакции «Баядерки», по сцене ходили разные курьеры, приближенные к генеральному директору, и под всевозможными предлогами подписывали у молодых артистов пустые бланки, понимая, что они не могут отказать людям из руководства. Что туда впечатают, никто не знает. Но бланков собрали много…
Усков: Твоя версия произошедшего с Филиным?
Цискаридзе: Я не хочу высказывать никакие версии. Я не следователь и не прокурор. Кроме сочувствия к Сергею, другого отношения к этой трагической ситуации у меня нет. У меня есть только вопрос к генеральному директору, на основании чего он сделал заявление прессе, что я не имею отношения к этому преступлению, хотя много лет своими высказываниями разрыхлял почву для подобных событий. Какая связь между этим чудовищным преступлением и моими высказываниями по поводу реконструкции или нарушения Трудового кодекса господином Иксановым (в январе 2012 года он незаконным путем собирался прервать трудовой договор по моей педагогической деятельности)? И зачем было вообще произносить мое имя в связи с этим страшным происшествием? Получается, что в моем лице господин генеральный директор бросил тень как раз на Большой театр. Это подхватили не только российские СМИ, но и мировые. Такого позорного скандала международного масштаба в Большом театре не было уже давно.
Усков: Иксанов как раз говорит, что ты создал некую ситуацию, в которой стало возможным все.
Цискаридзе: А теперь объясни мне - как?
Усков: Он подозревает тебя и в истории с порнопортфолио Янина, и в истории с лжефейсбуком Филина.
Цискаридзе: Коля, с таким же успехом я могу тебя обвинить в причастности к убийству президента Кеннеди. Поверь мне, если бы у господина Иксанова было хоть малейшее доказательство моей причастности к этим делам, это бы уже передавали все СМИ мира. Того, как господин Иксанов хочет испортить мою репутацию, не хочет ни один человек на Земле. Все, что касается Гены Янина, для меня было большой личной трагедией, не только потому, что я много лет дружил с Геннадием. На некоторых из этих фотографий фигурировали не только разные юноши, но и одна женщина - моя кума. Мы с ней, по поговорке, детей крестили. К сожалению, как человеку не православному, господину Иксанову не понять таких вещей, поэтому говорить об этом даже смешно. Ну а «фейсбук» Филина понятно, что фальшивый, но письма на нем, к сожалению, настоящие. С 2005 года мы с Сергеем сидели в одной раздевалке, и почти каждый день Сергей оставлял мне на столике какую-нибудь маленькую записочку разного содержания. Так как мы с ним пересекались редко. Иногда это касалось спектакля, иногда телепередачи, которую Сергей видел, а иногда это были комментарии по поводу разных ситуаций в театре: назначения нового худрука, комментарии по поводу отдельных наших руководителей, назначения на роли, распределения состава в спектаклях и т. д. Я как человек очень аккуратный все это храню. Я вообще все храню, даже открытки из букетов за двадцать лет. И если я когда-нибудь напечатаю записки Филина, поверь мне, это будет гораздо хлеще, чем его письма в «фейсбуке». Читать эти письма было неприятно, хотя я, зная его стиль, понимал, что они настоящие.
Усков: Ну, господин Иксанов предполагает, что там двадцать процентов правды, восемьдесят процентов лжи.
Цискаридзе: Слушай, нельзя быть наполовину беременной. Не надо рассказывать сказки никому.
Усков: Я думаю, господин Иксанов исходит из логики, кому это выгодно и в случае с Яниным, и в случае с лжефейсбуком Филина.
Цискаридзе: В случае с Яниным выгодно было тому, кто занял пост художественного руководителя балета. Какое это имеет ко мне отношение? Мало того, все прекрасно знают, кто в тот момент обзванивал труппу и собирал собрание по поводу аморалки - это были друзья Филина. Я на этом собрании, кстати, не был, как и на всех остальных. Я не перевариваю скопление народа. Дальше, чтобы ты знал, это как бы уже неофициальные данные, Иксанов попросил Янина написать заявление об уходе с одним условием: что если он везде будет заявлять, что это сделал я, то получит гостевой контракт артиста.
Усков: Но у тебя же нет доказательств, что такой разговор был.
Цискаридзе: Да, но и у господина Иксанова нет никаких доказательств и прав утверждать о моей причастности к этой грязи.
Усков: О’кей, в истории с Яниным вы с Иксановым также обвиняете друг друга. В какой момент у вас так испортились отношения?
Цискаридзе: Я никого не обвиняю. Я считаю, что вспоминать об этом неэтично по отношению к Большому театру и к людям, которые оказались в этом замешаны. Во-первых, это вторжение в личную жизнь. А во- вторых, это страшные репутационные риски для лица нашей родины - Большого театра. А первый конфликт, как я уже говорил, был из-за Насти Волочковой. Когда Волочкова работала в Большом театре, она была на исключительном положении. Ей разрешали не просто делать все, а на каждом спектакле лично господин Иксанов со Швыдким дарили ей цветы, целовали руки. И первый шок ожидал меня, когда я ехал по городу. На Моховой улице, между Манежем и МГУ, увидел перетяжку: «Анастасия Волочкова в Кремле», а внизу маленькими буквами было написано: «С труппой Большого театра».Весь ужас заключался в том, что это были официальные спектакли Большого театра в ГКД, Настя была участником всего лишь одного из четырех спектаклей. Я пришел к генеральному директору и сказал: «Анатолий Геннадьевич, раньше я считал, что работаю в государственном учреждении, теперь выясняется, что в коллективе на подтанцовках у Волочковой?» На что он мне ответил: «Николай, вы понимаете, кто ее спонсоры, понимаете, кто за ней стоит?» Я ему сказал: «Я народный артист, на минуточку, не мальчик из кордебалета. А у нее даже звания нет». В общем, с этого моего вопроса в наших отношениях с Иксановым возникла некая пауза. Но я был не одинок в своих претензиях насчет исключительного положения Анастасии. Особенно недоумевали балерины, которых регулярно снимали со спектакля, чтобы передать его Насте. Ответ от Иксанова всегда был один: «Вы знаете, откуда мне звонили?»
Усков: Иксанов говорит, что тебя избили из-за критики Волочковой.
Цискаридзе: Нет, Настя к этому не имеет никакого отношения. И Иксанов прекрасно знает, кто сводил со мной счеты. Но я никогда нигде об этом не заявлял, так как не хотел ронять тень на Большой театр и на те нравы, которые царят вокруг храма искусства. И мне очень странно, что теперь господин Иксанов хочет поведать об этом миру, обвиняя в нападении на меня Волочкову. Это лишь подчеркивает ту нездоровую атмосферу, которую генеральный директор создал вокруг театра. К тому же Настя до сих пор работник Большого театра. Да и было это в 2003 году, именно тогда, когда Анатолий Геннадьевич дарил ей цветы и целовал руки с текстом: «Вы гордость русского балета».
Усков: А какие у вас были отношения с Алексеем Ратманским?
Цискаридзе: Сначала очень хорошие, так как мы выпускники одного и того же педагога, Петра Пестова, затем просто рабочие. Я тихо выходил из травмы, тихо танцевал спектакли. Но каждый раз, сталкиваясь с какой-то очередной несуразностью, я приходил и говорил: «Анатолий Геннадьевич, вы понимаете, это неправильно! Так не может быть!» Я всегда говорил то, что я думаю, на основании того положения, которое занимал в этом театре не первый год. Господин Иксанов пришел в Большой в сентябре 2000 года. В марте 2001-го я стал народным артистом и лауреатом Государственной премии. К этому господин Иксанов не имеет никакого отношения. Я самый молодой народный артист в нашей стране за всю историю ее существования. Я самый молодой заслуженный артист в нашей стране за всю историю ее существования. Я единственный человек в нашей стране, кто получил две Государственные премии до тридцати лет. И так далее. И к этому он тоже не имеет никакого отношения. Когда он только пришел, я уже занимал очень серьезное положение в этом заведении. Ты пойми, я не хвастаюсь, это просто констатация факта. Если меня что-то не устраивало в связи с моей работой, я считал себя вправе говорить об этом откровенно генеральному директору.
Усков: Хорошо, но в острую фазу ваш конфликт вступил, когда ты стал претендовать на административные позиции в театре.
Цискаридзе: Вот это абсолютная глупость! Мне трудно мириться с тем, что происходит в театре, мне непонятно, почему нужно создавать такие чудовищные прецеденты, как сбор подписей против кого-то и в то же время повышение по служебной лестнице людей недостойных. Мне не все равно, что происходит в стенах родного дома. И мне надоело отвечать на эти глупые вопросы. Что тут плохого?
Усков: В Москве говорят о твоей дружбе с очень известными и влиятельными людьми как из политики, так и из бизнеса.
Цискаридзе: У разных влиятельных людей может быть свое отношение к происходящему, я могу говорить исключительно о своем мнении и интересе. Я много раз заявлял, что ни за каким руководящим постом я никуда не пойду и не поеду, что меня очень устраивает положение премьера и педагога-репетитора Большого театра, и если возникнет желание со стороны Министерства культуры, со стороны правительства, чтобы я занял какую-то административную или художественную должность, то я готов это сделать. Только на основании своего стажа, понимания ситуации, нужд работников родного коллектива, а не из тщеславия или желания свести с кем-то счеты.
источник:
http://www.snob.ru/magazine/entry/57149
http://www.snob.ru/magazine/entry/57151
Неизвестный плеснул Сергею Филину в лицо серной кислотой. Многолетняя драма вокруг Большого театра переросла в трагедию. Николай Усков встретился с двумя непримиримыми оппонентами, которые уже обменялись обвинениями в причастности к случившемуся, - генеральным директором Большого театра Анатолием Иксановым и народным артистом России Николаем Цискаридзе.
Очень большой театр
Я никогда не думал, что буду писать что-нибудь о скандалах в Большом театре. Все участники этой многоактной драмы мне хорошо знакомы. Тем не менее я не был вовлечен ни в одну из противоборствующих партий. С директором Большого театра Анатолием Геннадьевичем Иксановым мы виделись обычно у нашего общего друга и члена исполкома попечительского совета Большого театра Константина Ремчукова. С народным артистом России и непримиримым противником Иксанова Николаем Максимовичем Цискаридзе у нас тоже есть общие друзья. И мы не раз болтали с ним обо всем, кроме собственно его профессиональных дел. В последний раз, например, о Тбилиси, куда он, тбилисец по рождению, собирался отправиться в сентябре.
С художественным руководителем балета Большого театра Сергеем Филиным, которого считают человеком Иксанова, мы недавно виделись на приеме в Историческом музее. Кажется, это было в декабре. Может быть, он уже тогда получал угрозы. Лицо его было задумчивым и усталым. Но наш разговор лишь отчасти касался Большого и уж совсем не затрагивал околотеатральных сплетен и интриг. Я в них ничего не понимал, а добрыми отношениями со всеми конкурирующими партиями дорожил больше сомнительной привилегии покопаться в чужом грязном белье. К тому же при всей любви к классической музыке признаюсь, что я равнодушен к балету. Мне так и не удалось с должной страстью проникнуться условным языком классического танца, что, разумеется, не мешало ценить незаурядную артистическую харизму Николая Цискаридзе. В остальном посещение спектаклей Большого для меня было необременительной светской обязанностью, прекрасным ритуалом, заведенным в московском обществе.
Все изменилось в ночь на 18 января 2013 года. Сергей Филин припарковал свою машину на стоянке у дома на Троицкой улице и направился к калитке. Было около одиннадцати вечера. Филина окликнул какой-то мужчина, он обернулся, и в этот момент неизвестный плеснул серной кислотой Сергею в лицо. Он хватал снег руками и тщетно пытался удалить ядовитую жидкость, чем, наверное, только ухудшил свое положение. Известно, что H2O, вступив в соединение с серной кислотой, усиливает ожог.
Я узнал о случившемся той же ночью - меня мучил джетлег в берлинской гостинице, где я остановился на пару дней по делам. Тогда-то со всей очевидностью я понял, что должен разобраться в этой истории хотя бы для себя, коль скоро все участники многолетнего противостояния - мои знакомые, а некоторые даже друзья. То, что казалось сплетнями и интригами, теперь, после трагедии с Филиным, переместилось в пространство нравственного императива. Отмахнуться от произошедшего означало бы проявить равнодушие к людям, которых хорошо знаешь и уважаешь.
Несколько дней у меня ушло на то, чтобы восполнить обширные пробелы в моих познаниях о ситуации вокруг Большого театра. Обогащенный самыми разнообразными сплетнями и слухами, я отправился брать интервью у директора Большого театра Анатолия Иксанова, а затем к его оппоненту, Николаю Цискаридзе. Чтобы облегчить понимание сути конфликта, я вынужден предварить записи этих бесед сухим изложением основных событий, сотрясавших Большой в последнее время.
В 2004-2008 годах художественным руководителем балета Большого театра являлся Алексей Ратманский. Николай Цискаридзе неодобрительно отзывался о нем, в частности как о «человеке с улицы». Предполагают, что Николай Максимович надеялся занять должность худрука уже после истечения контракта с Ратманским.
Однако в январе 2009 года на эту должность был назначен Юрий Бурлака, руководивший балетом Большого до марта 2011-го. Его уход в связи с истечением контракта сопровождал громкий скандал. Одним из возможных претендентов на освобождающееся место считался руководитель труппы балета Большого театра Геннадий Янин, который устраивал прежде всего господина Иксанова. Внезапно в Сеть попало портфолио откровенных фотографий господина Янина в самых разнообразных конфигурациях и позициях. 14 марта 2011 года Янин написал заявление об уходе с поста руководителя труппы.
15 марта 2011 года художественным руководителем балета Большого театра был назначен Сергей Филин.
В октябре 2011 года историческое здание Большого театра открылось после масштабной реконструкции, которая длилась с 2005 года. Тогда же Николай Цискаридзе выступил с жесткой критикой результатов реконструкции театра и обвинил руководство Большого в некомпетентности.
9 ноября 2012 года стало известно о письме Владимиру Путину двенадцати деятелей культуры с просьбой отставки Иксанова и назначения на должность генерального директора Большого Николая Цискаридзе. Письмо, в частности, подписали Марк Захаров, Олег Табаков, Галина Волчек, Алиса Фрейндлих, Геннадий Хазанов и другие. Часть из них позднее отозвала свои подписи. По Москве поползли слухи, что за планами Цискаридзе занять директорское кресло в Большом стоят влиятельные представители бизнеса, а именно миллиардер Рашид Сардаров и его жена Марианна, а также приближенный к Путину глава «Ростехнологий» Сергей Чемезов и его жена Екатерина. В правительстве среди сторонников назначения Цискаридзе называли вице-премьера Ольгу Голодец. К продвижению кандидатуры Цискаридзе подключается Тина Канделаки, занимающаяся бизнесом в сфере пиара. Наблюдатели обратили внимание на ее связи с Сергеем Чемезовым. В частности, компания Тины получила контракт на полтора миллиона долларов на ребрендинг «Ростехнологий». Однако в интервью для телеканала «Дождь» Цискаридзе опроверг слухи о поддержке своей кандидатуры Чемезовым и Голодец.
Практически одновременно с распространением информации о письме деятелей культуры к Путину становится известно о том, что правительство продлило контракт с действующим директором Большого театра Анатолием Иксановым до 2014 года.
17 января 2013 года Сергей Филин присутствует в МХТ им. Чехова на спектакле в честь 150-летия Станиславского. Среди приглашенных находится также Николай Цискаридзе. Примерно в 22.30 Сергей покидает театр, идет пешком к парковке Большого, садится в машину и отправляется к своему дому на Троицкой улице.
Часть первая. Иксанов
Часть вторая. Цискаридзе
Цискаридзе: Я хочу высказать свою позицию, и мне, наверное, надо ответить на те же вопросы, которые ты задавал Иксанову. За все время, когда я позволяю себе высказываться, я никогда никого не агитировал ни за себя, ни за свою позицию, я просто говорил: господа, это мое мнение, оно вам может не нравиться, я вам могу не нравиться как артист - не приходите в театр, но я существую.
Усков: Основной упрек - твое некорпоративное поведение. Будучи звездой, ты привлекаешь внимание журналистов, и ты легко и свободно можешь высказывать свое мнение по любому вопросу, касающемуся театра, в довольно резкой форме. В частности, о качестве ремонта, которое, как утверждает Иксанов, не зависело от него одного, а зависело во многом от подрядчиков, всевозможных контролирующих госконтор и т. д.
Цискаридзе: Качество ремонта не зависело от него, но подписание проекта, контрактов с подрядчиками зависело от него. И на момент подписания проекта какие-то вещи я видел, потому что дяденька, который делал проект, общался с нами. После я пришел к Иксанову и сказал: «Анатолий Геннадьевич, караул!»
Усков: С этого начался ваш конфликт?
Цискаридзе: Нет, первое его недоверие ко мне было связано с Волочковой. Именно тогда он решил для себя, что я человек не его команды. В разгар конфликта с Настей меня попросили (на тот злополучный спектакль вместе с ней был назначен именно я) выйти к прессе и сказать, что я не могу ее поднять. Во-первых, я мог ее поднять. Во-вторых, если я скажу, что не могу ее поднять, это будет значить, что я не справляюсь со своими профессиональными обязанностями. Наконец, речь идет о женщине, и я бы никогда не смог сказать о ней то, чего от меня требовали. После этого случая, что бы я ни говорил, господин Иксанов все воспринимал в штыки. И когда только началась реконструкция Большого театра, точнее, обсуждался ее проект, я ему говорил: «Анатолий Геннадьевич, караул, потому что вот здесь не могут быть залы, вот здесь не могут быть гримерные, вот так они не могут располагаться…» На все мои замечания было сказано, что я утрирую, что это эмоции и т. д.
Усков: Но Иксанов утверждает, что у проекта было бесконечное количество согласований: пожарные, санэпидемстанция, несколько сотен подписей. Это историческое здание, наконец.
Цискаридзе: Все неправда, от начала до конца. Большой театр - не первый театр в мире, который реконструируется. Ты можешь сходить в Ковент-Гарден, в Ла Скала, и ты прекрасно увидишь, что нигде нет кафеля на полу в коридорах. Зато он есть у нас! Прежде там был паркет, покрытый коврами, и мы хотя бы могли распрыгаться. Теперь, когда мы выходим, под ковром лежит кафель, а под кафелем - бетон. Распрыгиваться нельзя, ты сажаешь ноги, после этого тебе танцевать нельзя. Я столько раз рассказывал о профессиональных недочетах при реконструкции Большого театра, что больше об этом говорить не могу. Все, кто заходит в театр, сами убеждаются в правоте моих слов. Я критиковал реконструкцию еще на фазе проекта, очень давно. Те, кто подписал этот проект, не прислушивались к пожеланиям нас, артистов, которые в этих помещениях работают. Я ни разу не говорил о тех людях, которые строили. Мало того, всегда подчеркивал, что мы должны кланяться в ноги тем, кто подключился к реконструкции с 2009 года, после того как Счетная палата кричала «караул», якобы все работы были оплачены по шесть раз, деньги израсходованы, а кроме котлована, ничего не сделано. Все мои переживания по поводу реконструкции были связаны именно с тем, что это производство, где работают не машины, а люди, что гримерные, репетиционные залы и т. д. - это те помещения, где мы не отдыхаем, а проводим большую часть нашей трудовой деятельности. Потрачен миллиард долларов! Шесть лет - с 2005-го по 2011-й. Ближайшая реконструкция... ну, на нашей жизни ее точно не будет, в лучшем случае - через двести лет. На двести лет мы обречены на катастрофу.
Усков: Насколько я понял, Иксанов собирается поэтапно адаптировать здание под нужды артистов.
Цискаридзе: Прости, здание функционирует уже почти два года, но не адаптировано ни одно помещение. Мало того, не могут наладить работу сцены. На сцене огромное количество ям в местах стыков реек. Их помечают крестами, потому что, случайно наступив на стык во время танца, можно повредить ногу. И это может быть фатально. Танцуя спектакль, мы все время смотрим на пол, чтобы не получить травму. Если хочешь, я могу показать это тебе и всем желающим, кто придет перед спектаклем.
Усков: Но Путин-то все-таки продлил контракт с Иксановым?
Цискаридзе: Путин никакого отношения к продлению контракта не имеет. И премьер тоже. Это находится в ведении Министерства культуры.
Усков: Я не думаю, что решение по столь важной должности принимает только министр культуры.
Цискаридзе: Я задаю вопрос всем. Господа, объясните мне, что значит слово «театр»?
Усков: Место, где устраиваются зрелища.
Цискаридзе: Либо труппа, их представляющая. И прежде всего труппа, она ведь может гастролировать. А что такое администрация?
Усков: Менеджмент.
Цискаридзе: Правильно. Но не театр. Теперь, когда господин Иксанов оскорбляет меня в разных изданиях, заявляя: «Мне жалко Николая Цискаридзе, потому что он заканчивается как артист», - он оскорбляет кого?
Усков: Тебя лично.
Цискаридзе: А я кто? Я кто?! Двадцать один сезон я являюсь артистом Большого театра и не самым последним! Когда я говорю о недочетах в работе господина Иксанова, я не говорю о театре, я говорю об администрации этого театра. Извините, здесь нет никакой корпоративной этики, которую я якобы нарушаю. Зато господин Иксанов в этой трагической ситуации с Филиным сразу стал делать намеки на мою причастность. Я три дня комментариев не давал!
Усков: А ужасное интервью в МК чуть ли не на следующий день?
Цискаридзе: Это не интервью было, это было просто «отстаньте от меня, товарищи». А чем оно ужасное, кстати?
Усков: Потому что ты не выразил Филину ни слова сочувствия.
Цискаридзе: Я сказал! Было много моих комментариев по горячим следам - мне стали звонить еще ночью. Затем «Первый канал» записал со мной интервью, где я выразил все, что в такой ситуации может сказать любой нормальный человек. Прочие мои комментарии были в духе: «Оставьте меня в покое!» То, что в МК журналисты не вставили первую фразу, что «я сижу, плачу, пока с ними разговариваю», - это не моя вина. Дирекция, кстати, использовала ситуацию в своих интересах по полной. Тут же было организовано собрание педагогов, где стали требовать подписать письмо против меня, что якобы все недовольны моим высказыванием в МК. Когда педагогический состав сказал, что никто не видел этого интервью, им тут же принесли распечатку. Так вот пасквиль на меня не подписал ни один человек, хотя исполняющим обязанности художественного руководителя балета Галиной Степаненко было заявлено, что это просьба Анатолия Геннадьевича. На что педагоги заметили, что они не хотят, чтобы их руками господин Иксанов сводил со мной счеты. После этого у меня возникает вопрос: кто все-таки создает нездоровую атмосферу в работе коллектива? В мае 2011 года подобная ситуация уже была, где так же позвали педагогов и стали им рассказывать, как я их оскорблял в передаче у Диброва. Эту передачу никто не видел, но у половины присутствующих подписи собрать удалось под разными предлогами. Все те, кто не подписал, получали намеки на то, что могут готовиться к уходу из театра. Те же, кто подписал, так или иначе подходили ко мне и приносили свои извинения. Это очень напоминает процесс над Пастернаком. Передачу никто не видел, но ее все осуждают. Теперь эту бумагу очень любит показывать господин Иксанов с комментариями, что коллектив со мной работать не хочет, а это абсолютная неправда. Со всеми подписавшими я регулярно работаю, участвую в их юбилеях. Я проработал в театре двадцать один год, и я прекрасно понимаю тех, кто поставил подпись, когда им угрожают благополучием их детей, работающих в коллективе, или их учеников. Я очень всем благодарен, что на сей раз этот трюк не прошел и люди осознали, в какую грязную игру их втягивают. Затем, прямо вслед за трагедией с Филиным, когда труппа утром и вечером проходила прогоны новой редакции «Баядерки», по сцене ходили разные курьеры, приближенные к генеральному директору, и под всевозможными предлогами подписывали у молодых артистов пустые бланки, понимая, что они не могут отказать людям из руководства. Что туда впечатают, никто не знает. Но бланков собрали много…
Усков: Твоя версия произошедшего с Филиным?
Цискаридзе: Я не хочу высказывать никакие версии. Я не следователь и не прокурор. Кроме сочувствия к Сергею, другого отношения к этой трагической ситуации у меня нет. У меня есть только вопрос к генеральному директору, на основании чего он сделал заявление прессе, что я не имею отношения к этому преступлению, хотя много лет своими высказываниями разрыхлял почву для подобных событий. Какая связь между этим чудовищным преступлением и моими высказываниями по поводу реконструкции или нарушения Трудового кодекса господином Иксановым (в январе 2012 года он незаконным путем собирался прервать трудовой договор по моей педагогической деятельности)? И зачем было вообще произносить мое имя в связи с этим страшным происшествием? Получается, что в моем лице господин генеральный директор бросил тень как раз на Большой театр. Это подхватили не только российские СМИ, но и мировые. Такого позорного скандала международного масштаба в Большом театре не было уже давно.
Усков: Иксанов как раз говорит, что ты создал некую ситуацию, в которой стало возможным все.
Цискаридзе: А теперь объясни мне - как?
Усков: Он подозревает тебя и в истории с порнопортфолио Янина, и в истории с лжефейсбуком Филина.
Цискаридзе: Коля, с таким же успехом я могу тебя обвинить в причастности к убийству президента Кеннеди. Поверь мне, если бы у господина Иксанова было хоть малейшее доказательство моей причастности к этим делам, это бы уже передавали все СМИ мира. Того, как господин Иксанов хочет испортить мою репутацию, не хочет ни один человек на Земле. Все, что касается Гены Янина, для меня было большой личной трагедией, не только потому, что я много лет дружил с Геннадием. На некоторых из этих фотографий фигурировали не только разные юноши, но и одна женщина - моя кума. Мы с ней, по поговорке, детей крестили. К сожалению, как человеку не православному, господину Иксанову не понять таких вещей, поэтому говорить об этом даже смешно. Ну а «фейсбук» Филина понятно, что фальшивый, но письма на нем, к сожалению, настоящие. С 2005 года мы с Сергеем сидели в одной раздевалке, и почти каждый день Сергей оставлял мне на столике какую-нибудь маленькую записочку разного содержания. Так как мы с ним пересекались редко. Иногда это касалось спектакля, иногда телепередачи, которую Сергей видел, а иногда это были комментарии по поводу разных ситуаций в театре: назначения нового худрука, комментарии по поводу отдельных наших руководителей, назначения на роли, распределения состава в спектаклях и т. д. Я как человек очень аккуратный все это храню. Я вообще все храню, даже открытки из букетов за двадцать лет. И если я когда-нибудь напечатаю записки Филина, поверь мне, это будет гораздо хлеще, чем его письма в «фейсбуке». Читать эти письма было неприятно, хотя я, зная его стиль, понимал, что они настоящие.
Усков: Ну, господин Иксанов предполагает, что там двадцать процентов правды, восемьдесят процентов лжи.
Цискаридзе: Слушай, нельзя быть наполовину беременной. Не надо рассказывать сказки никому.
Усков: Я думаю, господин Иксанов исходит из логики, кому это выгодно и в случае с Яниным, и в случае с лжефейсбуком Филина.
Цискаридзе: В случае с Яниным выгодно было тому, кто занял пост художественного руководителя балета. Какое это имеет ко мне отношение? Мало того, все прекрасно знают, кто в тот момент обзванивал труппу и собирал собрание по поводу аморалки - это были друзья Филина. Я на этом собрании, кстати, не был, как и на всех остальных. Я не перевариваю скопление народа. Дальше, чтобы ты знал, это как бы уже неофициальные данные, Иксанов попросил Янина написать заявление об уходе с одним условием: что если он везде будет заявлять, что это сделал я, то получит гостевой контракт артиста.
Усков: Но у тебя же нет доказательств, что такой разговор был.
Цискаридзе: Да, но и у господина Иксанова нет никаких доказательств и прав утверждать о моей причастности к этой грязи.
Усков: О’кей, в истории с Яниным вы с Иксановым также обвиняете друг друга. В какой момент у вас так испортились отношения?
Цискаридзе: Я никого не обвиняю. Я считаю, что вспоминать об этом неэтично по отношению к Большому театру и к людям, которые оказались в этом замешаны. Во-первых, это вторжение в личную жизнь. А во- вторых, это страшные репутационные риски для лица нашей родины - Большого театра. А первый конфликт, как я уже говорил, был из-за Насти Волочковой. Когда Волочкова работала в Большом театре, она была на исключительном положении. Ей разрешали не просто делать все, а на каждом спектакле лично господин Иксанов со Швыдким дарили ей цветы, целовали руки. И первый шок ожидал меня, когда я ехал по городу. На Моховой улице, между Манежем и МГУ, увидел перетяжку: «Анастасия Волочкова в Кремле», а внизу маленькими буквами было написано: «С труппой Большого театра».Весь ужас заключался в том, что это были официальные спектакли Большого театра в ГКД, Настя была участником всего лишь одного из четырех спектаклей. Я пришел к генеральному директору и сказал: «Анатолий Геннадьевич, раньше я считал, что работаю в государственном учреждении, теперь выясняется, что в коллективе на подтанцовках у Волочковой?» На что он мне ответил: «Николай, вы понимаете, кто ее спонсоры, понимаете, кто за ней стоит?» Я ему сказал: «Я народный артист, на минуточку, не мальчик из кордебалета. А у нее даже звания нет». В общем, с этого моего вопроса в наших отношениях с Иксановым возникла некая пауза. Но я был не одинок в своих претензиях насчет исключительного положения Анастасии. Особенно недоумевали балерины, которых регулярно снимали со спектакля, чтобы передать его Насте. Ответ от Иксанова всегда был один: «Вы знаете, откуда мне звонили?»
Усков: Иксанов говорит, что тебя избили из-за критики Волочковой.
Цискаридзе: Нет, Настя к этому не имеет никакого отношения. И Иксанов прекрасно знает, кто сводил со мной счеты. Но я никогда нигде об этом не заявлял, так как не хотел ронять тень на Большой театр и на те нравы, которые царят вокруг храма искусства. И мне очень странно, что теперь господин Иксанов хочет поведать об этом миру, обвиняя в нападении на меня Волочкову. Это лишь подчеркивает ту нездоровую атмосферу, которую генеральный директор создал вокруг театра. К тому же Настя до сих пор работник Большого театра. Да и было это в 2003 году, именно тогда, когда Анатолий Геннадьевич дарил ей цветы и целовал руки с текстом: «Вы гордость русского балета».
Усков: А какие у вас были отношения с Алексеем Ратманским?
Цискаридзе: Сначала очень хорошие, так как мы выпускники одного и того же педагога, Петра Пестова, затем просто рабочие. Я тихо выходил из травмы, тихо танцевал спектакли. Но каждый раз, сталкиваясь с какой-то очередной несуразностью, я приходил и говорил: «Анатолий Геннадьевич, вы понимаете, это неправильно! Так не может быть!» Я всегда говорил то, что я думаю, на основании того положения, которое занимал в этом театре не первый год. Господин Иксанов пришел в Большой в сентябре 2000 года. В марте 2001-го я стал народным артистом и лауреатом Государственной премии. К этому господин Иксанов не имеет никакого отношения. Я самый молодой народный артист в нашей стране за всю историю ее существования. Я самый молодой заслуженный артист в нашей стране за всю историю ее существования. Я единственный человек в нашей стране, кто получил две Государственные премии до тридцати лет. И так далее. И к этому он тоже не имеет никакого отношения. Когда он только пришел, я уже занимал очень серьезное положение в этом заведении. Ты пойми, я не хвастаюсь, это просто констатация факта. Если меня что-то не устраивало в связи с моей работой, я считал себя вправе говорить об этом откровенно генеральному директору.
Усков: Хорошо, но в острую фазу ваш конфликт вступил, когда ты стал претендовать на административные позиции в театре.
Цискаридзе: Вот это абсолютная глупость! Мне трудно мириться с тем, что происходит в театре, мне непонятно, почему нужно создавать такие чудовищные прецеденты, как сбор подписей против кого-то и в то же время повышение по служебной лестнице людей недостойных. Мне не все равно, что происходит в стенах родного дома. И мне надоело отвечать на эти глупые вопросы. Что тут плохого?
Усков: В Москве говорят о твоей дружбе с очень известными и влиятельными людьми как из политики, так и из бизнеса.
Цискаридзе: У разных влиятельных людей может быть свое отношение к происходящему, я могу говорить исключительно о своем мнении и интересе. Я много раз заявлял, что ни за каким руководящим постом я никуда не пойду и не поеду, что меня очень устраивает положение премьера и педагога-репетитора Большого театра, и если возникнет желание со стороны Министерства культуры, со стороны правительства, чтобы я занял какую-то административную или художественную должность, то я готов это сделать. Только на основании своего стажа, понимания ситуации, нужд работников родного коллектива, а не из тщеславия или желания свести с кем-то счеты.