(no subject)
Жалюзи прижались друг к другу, чтобы нарочно не пропускать солнечный свет. Наверное, им так теплее: нарисовали на себе светлое пятно, тени комнатных растений. Стерли все, что за окном, и предали меня кроватной лени. Чтоб быть спокойной и без истерик. Бабских. Наверное, уже достало и досталось всем, и даже не показалось мало колоться расстроенным жалом. Я бы убежала. Туда, откуда дует ветер и где тебя практически не встретить.
А там, где нет тебя, солнце не светит. А надо ли? Долины смерти, получается. Где все не живет, не цветет, ни за что не цепляется, а просто так - берет и замыкается, сворачивается в клубок из обездоленных нитей, бескровных и безжалостных событий.
Знаешь, хорошо оставаться одной в светлой комнате. Мечтать о небесах цвета васильков и закатах цвета персиков. Быть своей, ничьей, не любимой тобой, и даже не любящей тебя, а утопающей в твоих светилах. И меня это бы не смутило нисколько. Быть твоей маленькой долькой, кусочком расколотой вселенной, сантиметром заполненной вишневым сиропом вены, правым притоком, если ты река Лена, я буду рядышком пренепременно.
Потом спускаюсь на Землю и бьюсь фюзеляжем о горные пики, от страха раздались сонные крики. «Ну выкинь его, выкинь». Сотритесь и никогда так не материтесь. Не просите меня изменить себе, перестать изнывать от чуждостей, избегать окружностей, сотканных из мечтаний и глупостей.
Как запрещающие знаки в красных кольцах, расставлены твои ладони, о которых я ударяюсь всякий раз, когда иду к тебе, когда бегу к тебе. И снова пощечины, не жгучие, как в бразильских сериалах, а холодные, как руки хирурга, затвердевших от постоянного напряжения, со скальпелем, иглой или прочим вложением, вторжением в теплое тело, его обморожением, искажением и дальнейшим сбережением.
Туго с воображением. Тупо с тобой. А без тебя совсем безнежно и невозможно.
А там, где нет тебя, солнце не светит. А надо ли? Долины смерти, получается. Где все не живет, не цветет, ни за что не цепляется, а просто так - берет и замыкается, сворачивается в клубок из обездоленных нитей, бескровных и безжалостных событий.
Знаешь, хорошо оставаться одной в светлой комнате. Мечтать о небесах цвета васильков и закатах цвета персиков. Быть своей, ничьей, не любимой тобой, и даже не любящей тебя, а утопающей в твоих светилах. И меня это бы не смутило нисколько. Быть твоей маленькой долькой, кусочком расколотой вселенной, сантиметром заполненной вишневым сиропом вены, правым притоком, если ты река Лена, я буду рядышком пренепременно.
Потом спускаюсь на Землю и бьюсь фюзеляжем о горные пики, от страха раздались сонные крики. «Ну выкинь его, выкинь». Сотритесь и никогда так не материтесь. Не просите меня изменить себе, перестать изнывать от чуждостей, избегать окружностей, сотканных из мечтаний и глупостей.
Как запрещающие знаки в красных кольцах, расставлены твои ладони, о которых я ударяюсь всякий раз, когда иду к тебе, когда бегу к тебе. И снова пощечины, не жгучие, как в бразильских сериалах, а холодные, как руки хирурга, затвердевших от постоянного напряжения, со скальпелем, иглой или прочим вложением, вторжением в теплое тело, его обморожением, искажением и дальнейшим сбережением.
Туго с воображением. Тупо с тобой. А без тебя совсем безнежно и невозможно.