Нижний лес (ч.60)
- Огонь завораживает, он... красив. А ты? - Нет. Только тепло и страх. Я не знаю красоты. Той, что завораживает, что в пресловутом закате солнца. - А что видишь ты в закате? - Что кто-то горит, может быть, заживо. Если есть огонь, значит, кто-то горит. Мне не дано умножать боль и оправдывать её красотой. Есть много кого на земле, согласных со мною. - Ты об искусстве? Но ведь откуда что берётся? Когда человек видит настоящую, кажется, совершенную красоту, он и испытывает печаль, жалость, боль всё-таки. И эта боль - от неизбежной преходящести красоты, тоски по ней - и вызывает отчасти потребность творчества. - Отчасти, да. А большею частию - в неизбежной преходящести собственного существования. При виде "совершенной красоты" тоскует от собственного несовершенства, главным образом, необходимости смерти. Закат - не золотые побрякушки и не молодая жена, - в гроб с собою не положишь. - Хорошо, пускай красота умножает боль, оправдывая её. Но есть и другие, более жуткие вещи, призванные к тому же.
- Вот так оправдание! - голос Кикиморы стал резким и противным, - да, человеческий ум весьма изощрён, но ты сам начал эту волынку про красоту. Дело не в этом. Дело в том, что человек без боли и минутки прожить не может. Всё в его мирке замешано на боли: все эти любовь, ненависть, счастье, познание, смерть. Вы из Эдема к нам сюда и сбежали потому, что скучно стало - вдунули "живую душу," а душа живая без страдания-то и не может. Ни минутки. И не надо делать вид, что хотите обратно. Вот когда всё здесь разрушите, - опустеет, умрёт душа, тогда, может быть, вас и вернут. Новую душу вдувать.
- Стройно. Но зачем в таком случае себе подобных в таком количестве уничтожать - остального бы не хватило?
- Ну, во-первых, конкуренция. Потом, конечно, - от сообщников необходимо избавляться. И, наконец, для разнообразия и увеличения страдания, его систематизации и ироничного перехода от цены к ценностям - ведь тут без человеческой жизни никак. Бабушку топором - это не воробья из рогатки. Большего осмысления требует.
- Что-то мы далеко от огня ушли. Да и не понял я - при чём тут ирония?
- Не понял! А птичку дурой обзываешь. Ирония в том, что человек, рассуждая о ценностях, всегда думает о цене. Возвращайся к огню, гаснет костёр. Кар-кар.
Костёр действительно погас, но угли ещё перемигивались разноцветными огоньками. Наступил тот пик вечерней лени, когда, кажется, не только что-нибудь делать, но и думать нету сил. Всё-таки я подложил веток и раздул огонь; при этом очень хотелось кряхтеть. Зелёная зола взвилась облаком и, немного покружившись, опустилась на голову Кикиморы. - Кикимора, ты бессмертна? - Нет, - тихо ответила она, - но я умираю медленно. - А ты чувствуешь боль? - Своей боли я не чувствую. Только чужую.
- Вот так оправдание! - голос Кикиморы стал резким и противным, - да, человеческий ум весьма изощрён, но ты сам начал эту волынку про красоту. Дело не в этом. Дело в том, что человек без боли и минутки прожить не может. Всё в его мирке замешано на боли: все эти любовь, ненависть, счастье, познание, смерть. Вы из Эдема к нам сюда и сбежали потому, что скучно стало - вдунули "живую душу," а душа живая без страдания-то и не может. Ни минутки. И не надо делать вид, что хотите обратно. Вот когда всё здесь разрушите, - опустеет, умрёт душа, тогда, может быть, вас и вернут. Новую душу вдувать.
- Стройно. Но зачем в таком случае себе подобных в таком количестве уничтожать - остального бы не хватило?
- Ну, во-первых, конкуренция. Потом, конечно, - от сообщников необходимо избавляться. И, наконец, для разнообразия и увеличения страдания, его систематизации и ироничного перехода от цены к ценностям - ведь тут без человеческой жизни никак. Бабушку топором - это не воробья из рогатки. Большего осмысления требует.
- Что-то мы далеко от огня ушли. Да и не понял я - при чём тут ирония?
- Не понял! А птичку дурой обзываешь. Ирония в том, что человек, рассуждая о ценностях, всегда думает о цене. Возвращайся к огню, гаснет костёр. Кар-кар.
Костёр действительно погас, но угли ещё перемигивались разноцветными огоньками. Наступил тот пик вечерней лени, когда, кажется, не только что-нибудь делать, но и думать нету сил. Всё-таки я подложил веток и раздул огонь; при этом очень хотелось кряхтеть. Зелёная зола взвилась облаком и, немного покружившись, опустилась на голову Кикиморы. - Кикимора, ты бессмертна? - Нет, - тихо ответила она, - но я умираю медленно. - А ты чувствуешь боль? - Своей боли я не чувствую. Только чужую.