За фук.
В небоскрёбах живут не небожители, там живут спиногрызы.
Спиногрызу хорошо на последнем этаже небоскрёба. В ненастный день он разговаривает с тучами и слова его мокнут и вязнут, не причиняя вреда. От солнца он прячется в угол. Потому что из-за солнца от него падает тень и она как живая, а спиногрыз ненавидит и боится всё мёртвое, прикидывающееся живым. Манекены, статуи, куклы, чучела - приводят его в ужас. Он даже пытался убить свою тень, но она не умирала, потому что была не живая.
Сюда, наверх, не залетают комары и мухи, не доносится птичьего пения, лишь иногда молчаливый стриж заглядывает в окно злыми широко расставленными глазами. А вот тараканы однажды снарядили экспедицию и решили покорить небоскрёб. Их гнала вверх тяга к открытиям и вера в чудеса. Поколения, сменяя друг друга, упорно ползли вверх. В лишениях и опасностях они закалились, укрепили мышцы ног, раздались в плечах, постройнели в заду и даже поумнели, но не совсем. Женились и рожали детей на ходу, в маршевом порядке и воспитывали их сильными и смелыми. Но потери были слишком велики и до спиногрызовой кухни добрался лишь один, последний. Он залез на потолок, седоусый, без ноги, даже раненый в живот и задумался. О том, что не знал он в жизни любви, покоя и ласки, что жизнь прошла в борьбе, но он достиг цели, он воплотил мечту поколений. Задумавшись, последний таракан сорвался с потолка и упал в кастрюлю с супом, как делали многие его предки с первых этажей. «А суп-то сегодня с мясом», - сказал про себя спиногрыз.
Рано по утрам спиногрыз спускался вниз и шёл к мусорке, что у большого магазина, где собирались другие спиногрызы и вороны. До массового выхода людей оставалось время посидеть на корточках, прислонившись спиной к дереву и посмотреть - что тут, внизу. Вот ворона убивает птенца голубя, у того уже выклеваны глаза, головка - кровавое месиво, но он ещё шевелит крыльями. Спиногрызу стало жалко и птенца, и ворону, он отвернулся в сторону - и вовремя: сбоку к нему приближался человек с намерением что-то сказать.
Спиногрыз сторонился людей. Они всегда навязывали себя или ещё что-нибудь, внушая, что это ему необходимо, отчего делалось гадко и противно внутри. Когда спиногрыз отказывался, люди брали с него сами - за фук. Но не отказываться он не мог, а для фуков уже ничего не осталось. Разве что:
По ночам к нему приходили образы - яркие, живые - из воспоминаний, фантазий и дум; вслед за образами - слова, чудные и волшебные, как музыка; потом и сама музыка - единственно возможная, но совершенно незнакомая и неповторимая; ощущения - влажные, как тучи, нежные, как пух одуванчика и липкие, как люди; запахи - от помойки до расцветающей сирени. Всё это было единым, взаимосвязанным, но вместе никак не собиралось, вернее, оно уже было где-то собранным, но при попытке выражения рассыпалось на кусочки. Всегда. И всё-таки оно - было.
А знакомый спиногрыз из соседнего небоскрёба сказал ему, что вот это-то как раз люди за фук забрать не могут. Жизнь могут, а это - нет. Потому что тень нельзя убить.
Спиногрызу хорошо на последнем этаже небоскрёба. В ненастный день он разговаривает с тучами и слова его мокнут и вязнут, не причиняя вреда. От солнца он прячется в угол. Потому что из-за солнца от него падает тень и она как живая, а спиногрыз ненавидит и боится всё мёртвое, прикидывающееся живым. Манекены, статуи, куклы, чучела - приводят его в ужас. Он даже пытался убить свою тень, но она не умирала, потому что была не живая.
Сюда, наверх, не залетают комары и мухи, не доносится птичьего пения, лишь иногда молчаливый стриж заглядывает в окно злыми широко расставленными глазами. А вот тараканы однажды снарядили экспедицию и решили покорить небоскрёб. Их гнала вверх тяга к открытиям и вера в чудеса. Поколения, сменяя друг друга, упорно ползли вверх. В лишениях и опасностях они закалились, укрепили мышцы ног, раздались в плечах, постройнели в заду и даже поумнели, но не совсем. Женились и рожали детей на ходу, в маршевом порядке и воспитывали их сильными и смелыми. Но потери были слишком велики и до спиногрызовой кухни добрался лишь один, последний. Он залез на потолок, седоусый, без ноги, даже раненый в живот и задумался. О том, что не знал он в жизни любви, покоя и ласки, что жизнь прошла в борьбе, но он достиг цели, он воплотил мечту поколений. Задумавшись, последний таракан сорвался с потолка и упал в кастрюлю с супом, как делали многие его предки с первых этажей. «А суп-то сегодня с мясом», - сказал про себя спиногрыз.
Рано по утрам спиногрыз спускался вниз и шёл к мусорке, что у большого магазина, где собирались другие спиногрызы и вороны. До массового выхода людей оставалось время посидеть на корточках, прислонившись спиной к дереву и посмотреть - что тут, внизу. Вот ворона убивает птенца голубя, у того уже выклеваны глаза, головка - кровавое месиво, но он ещё шевелит крыльями. Спиногрызу стало жалко и птенца, и ворону, он отвернулся в сторону - и вовремя: сбоку к нему приближался человек с намерением что-то сказать.
Спиногрыз сторонился людей. Они всегда навязывали себя или ещё что-нибудь, внушая, что это ему необходимо, отчего делалось гадко и противно внутри. Когда спиногрыз отказывался, люди брали с него сами - за фук. Но не отказываться он не мог, а для фуков уже ничего не осталось. Разве что:
По ночам к нему приходили образы - яркие, живые - из воспоминаний, фантазий и дум; вслед за образами - слова, чудные и волшебные, как музыка; потом и сама музыка - единственно возможная, но совершенно незнакомая и неповторимая; ощущения - влажные, как тучи, нежные, как пух одуванчика и липкие, как люди; запахи - от помойки до расцветающей сирени. Всё это было единым, взаимосвязанным, но вместе никак не собиралось, вернее, оно уже было где-то собранным, но при попытке выражения рассыпалось на кусочки. Всегда. И всё-таки оно - было.
А знакомый спиногрыз из соседнего небоскрёба сказал ему, что вот это-то как раз люди за фук забрать не могут. Жизнь могут, а это - нет. Потому что тень нельзя убить.