Пробуждение (ч. 330)
Миг пробужденья не дано Представить сменой сновидений И остаётся бремя бдений Давленьем на глазное дно. (Утопшие)
Напился чаю ещё в темноте и с рассветом вышли в путь - зимний день короток, а мне почему-то казалось, что именно сегодня мы дойдём неизвестно куда. Было уже светло, когда вышли на огромную как будто бы поляну - лес охватывал её подковой, противоположного его края не было видно. На поляне плоско лежал снег, кое-где из него торчали куртинки иссохшей прошлогодней травы. Я ступил на плоскость и чуть не шлёпнулся - под снегом оказался лёд. Кикимора на своих деревянных башмаках поездила туда-сюда:
- Змеиное болото. Летом, кстати, совершенно непроходимое. Ты думаешь, нам сюда? - Я пожал плечами.
- Ладно уж, больше ног - больше точек опоры, а то ведь расквасишь себе нос, - Кикимора приняла образ Маши, - бери под руку, кавалер.
Со стороны мы, наверное, смотрелись странно - этакая парочка, осторожно бредущая по снежной целине. Всё-таки под руку она взяла меня сама, Маша, такая же красивая, как много лет назад. На физиономию мне прилепилась дурацкая улыбка, я пытался снять её свободной рукой, но никак не получалось.
- Пытать будешь? - Маша подозрительно взглянула мне в лицо. В этом образе она не умела лукавить.
- Обязательно. Расскажи про ночного гостя.
- Смерть приходила. Вот уж кому в смысле образа от вас досталось - что там Леший с Водяным - старуха в капюшоне и с косой! Комичный вид. Люди вообще легкомысленно относятся к Смерти - до смерти её, видите ли, нет, а потом и подавно. Потому и убивают направо и налево себя и остальных. А она считает себя важной птицей, Дремучий народ, например, её уважает, потому и умирает медленно. Разозлилась она ночью-то, за подмогой побежала. Ты знаешь, куда мы идём?
- Нет.
-Тогда смотри по сторонам, что ты всё меня разглядываешь!
Я первый и увидел - что-то вроде пня в рыжей шевелюре травы. Из его верхушки торчал длинный прут, побольше пальца толщиной.
- Вот оно что! Ну ладно, руби его, раз пришли. И дай мне твою кружку. Руби за один раз, по самый пень, не бойся, ещё вырастет.
Я срубил прут, Маша подставила под него кружку, из среза вытекло грамм 50 мутной жидкости.
- Что, люди войны или мора ожидают?
- Типа того. Люди всегда ожидают войны или мора - от этого они покладистей. Что это за зелье?
- Антиморин. Или антисмертин, и ещё есть какие-то глупые названия. А кто говорит - мёртвая вода, но это ерунда, на болотах мёртвой воды сроду не бывало. В повседневной жизни микстура эта бесполезна. А вот когда вокруг тебя один за другим люди помирать начнут, выпей - живым останешься. Тут как раз одна доза.
- И что, пользуется спросом?
- Ещё как! Для себя люди берут, для близких, для правителей своих, всяких моральных авторитетов, учёных там знаменитых.
Я посмотрел по сторонам. По болоту елозили белые шары, состоящие как будто из серебристых маленьких льдинок. Шары были похожи на непутёвых фигуристов: крутились, врезались друг в друга, разлетались в стороны, сближались вновь.
- Тоже мне, привела подмогу, - объяснила Маша. - Слаб стал Мороз, изживают его понемногу, говорят, нынче какое-то потепление в моде. Лет 200 назад он поговорил бы с кем надо, впустил сюда жару, да с грозою, с ливнем тёплым - лёд бы растаял, вода поднялась и нелегко бы мне пришлось - тебя отсюда вызволять. С другой стороны, лет 200 назад к нам на выручку сразу бы прилетел Змей, была бы драка. Бери микстуру-то, пригодится в случае чего.
- Нет, Маша. Не для кого мне её брать. Правители лживы и продажны, учёные аморальны, моральные авторитеты не учёны. А те немногие, кому бы я дал зелье в случае чего, в том же случае мне его назад пихать начнут. Такая вот незадача. К тому же я думаю, что при появлении у людей зелья от случая чего вероятность тех случаев вырастет.
Я вылил содержимое кружки на пень - там уже показался небольшой росток. Белые шары тут же рассыпались. Маша взяла меня под руку и мы пошли назад.
- Убрался Мороз, - сказала она. - Будет всем хвалиться, как не дал вынести зелье.
- А Смерть?
- Боишься?
- Противно.
- Тебе Семён рассказывал, как за Смертью гонялся, спецодежду на ней порвал?
- Нет. Давно ещё Леший при мне говорил - за тобой, Семён, сила, а какая - не знаю.
- Но теперь-то ты знаешь?
- Пусть, Маша, сегодня будет день твоих рассказов!
- Ладно, будь по твоему. Семён Распильщиков распилил свою жизнь. Та, что среди людей, остановилась на пике, на хрустальном пике любви, дружбы, принятия мира, счастья, может быть. Та, что в лесу - для того, чтобы это помнить. Я неплохо сохранилась в той памяти? Нет, это не вопрос. Некоторые друзья Семёна - я хорошо их знала - думали, что этот самый "мутный поток", о котором он говорил перед уходом, как-то связан с политикой там, или культурой. Я же думаю, что он просто предвидел замутнение того хрусталя, размывание, скольжение вниз. Ты живёшь среди людей - может быть, у каждого есть свой пик?
- Не знаю, Маша. Что не каждый его видит, пока не сполз вниз - точно.
- Это опять был не вопрос. Семён оставил лишь немногим меньше, чем мог вынести, а приобрёл лишь вину свою - и это единственное, что он мог ещё потерять. А тут Смерть эта дурацкая под руку попалась. Ну ничего, через много лет он вернулся за ней. К людям. Нас встречают.
У края леса стоял Пришелец с сияющим Кладенцом в руках. Морда у Пришельца была красной и весь он, наверное, был красным под непонятной своей одеждой - жаром так и пыхало.
- Подходите, грейтесь. Удивительная история: прибегает Анчутка, сидишь, говорит, отдыхаешь, а там твоих корешей мочат! Всё-таки лексика у аборигенов... Вот, прихватил это неуклюжее устройство ("От устройства слышу!" - тут же отозвался Кладенец), гляжу - идёте, живы-здоровы. И даже неплохо вместе смотритесь - тебе, Сергей, лет десять скинуть, и вполне бы...
- Шалун, - перебила его Кикимора и приняла лесной вид.
Напился чаю ещё в темноте и с рассветом вышли в путь - зимний день короток, а мне почему-то казалось, что именно сегодня мы дойдём неизвестно куда. Было уже светло, когда вышли на огромную как будто бы поляну - лес охватывал её подковой, противоположного его края не было видно. На поляне плоско лежал снег, кое-где из него торчали куртинки иссохшей прошлогодней травы. Я ступил на плоскость и чуть не шлёпнулся - под снегом оказался лёд. Кикимора на своих деревянных башмаках поездила туда-сюда:
- Змеиное болото. Летом, кстати, совершенно непроходимое. Ты думаешь, нам сюда? - Я пожал плечами.
- Ладно уж, больше ног - больше точек опоры, а то ведь расквасишь себе нос, - Кикимора приняла образ Маши, - бери под руку, кавалер.
Со стороны мы, наверное, смотрелись странно - этакая парочка, осторожно бредущая по снежной целине. Всё-таки под руку она взяла меня сама, Маша, такая же красивая, как много лет назад. На физиономию мне прилепилась дурацкая улыбка, я пытался снять её свободной рукой, но никак не получалось.
- Пытать будешь? - Маша подозрительно взглянула мне в лицо. В этом образе она не умела лукавить.
- Обязательно. Расскажи про ночного гостя.
- Смерть приходила. Вот уж кому в смысле образа от вас досталось - что там Леший с Водяным - старуха в капюшоне и с косой! Комичный вид. Люди вообще легкомысленно относятся к Смерти - до смерти её, видите ли, нет, а потом и подавно. Потому и убивают направо и налево себя и остальных. А она считает себя важной птицей, Дремучий народ, например, её уважает, потому и умирает медленно. Разозлилась она ночью-то, за подмогой побежала. Ты знаешь, куда мы идём?
- Нет.
-Тогда смотри по сторонам, что ты всё меня разглядываешь!
Я первый и увидел - что-то вроде пня в рыжей шевелюре травы. Из его верхушки торчал длинный прут, побольше пальца толщиной.
- Вот оно что! Ну ладно, руби его, раз пришли. И дай мне твою кружку. Руби за один раз, по самый пень, не бойся, ещё вырастет.
Я срубил прут, Маша подставила под него кружку, из среза вытекло грамм 50 мутной жидкости.
- Что, люди войны или мора ожидают?
- Типа того. Люди всегда ожидают войны или мора - от этого они покладистей. Что это за зелье?
- Антиморин. Или антисмертин, и ещё есть какие-то глупые названия. А кто говорит - мёртвая вода, но это ерунда, на болотах мёртвой воды сроду не бывало. В повседневной жизни микстура эта бесполезна. А вот когда вокруг тебя один за другим люди помирать начнут, выпей - живым останешься. Тут как раз одна доза.
- И что, пользуется спросом?
- Ещё как! Для себя люди берут, для близких, для правителей своих, всяких моральных авторитетов, учёных там знаменитых.
Я посмотрел по сторонам. По болоту елозили белые шары, состоящие как будто из серебристых маленьких льдинок. Шары были похожи на непутёвых фигуристов: крутились, врезались друг в друга, разлетались в стороны, сближались вновь.
- Тоже мне, привела подмогу, - объяснила Маша. - Слаб стал Мороз, изживают его понемногу, говорят, нынче какое-то потепление в моде. Лет 200 назад он поговорил бы с кем надо, впустил сюда жару, да с грозою, с ливнем тёплым - лёд бы растаял, вода поднялась и нелегко бы мне пришлось - тебя отсюда вызволять. С другой стороны, лет 200 назад к нам на выручку сразу бы прилетел Змей, была бы драка. Бери микстуру-то, пригодится в случае чего.
- Нет, Маша. Не для кого мне её брать. Правители лживы и продажны, учёные аморальны, моральные авторитеты не учёны. А те немногие, кому бы я дал зелье в случае чего, в том же случае мне его назад пихать начнут. Такая вот незадача. К тому же я думаю, что при появлении у людей зелья от случая чего вероятность тех случаев вырастет.
Я вылил содержимое кружки на пень - там уже показался небольшой росток. Белые шары тут же рассыпались. Маша взяла меня под руку и мы пошли назад.
- Убрался Мороз, - сказала она. - Будет всем хвалиться, как не дал вынести зелье.
- А Смерть?
- Боишься?
- Противно.
- Тебе Семён рассказывал, как за Смертью гонялся, спецодежду на ней порвал?
- Нет. Давно ещё Леший при мне говорил - за тобой, Семён, сила, а какая - не знаю.
- Но теперь-то ты знаешь?
- Пусть, Маша, сегодня будет день твоих рассказов!
- Ладно, будь по твоему. Семён Распильщиков распилил свою жизнь. Та, что среди людей, остановилась на пике, на хрустальном пике любви, дружбы, принятия мира, счастья, может быть. Та, что в лесу - для того, чтобы это помнить. Я неплохо сохранилась в той памяти? Нет, это не вопрос. Некоторые друзья Семёна - я хорошо их знала - думали, что этот самый "мутный поток", о котором он говорил перед уходом, как-то связан с политикой там, или культурой. Я же думаю, что он просто предвидел замутнение того хрусталя, размывание, скольжение вниз. Ты живёшь среди людей - может быть, у каждого есть свой пик?
- Не знаю, Маша. Что не каждый его видит, пока не сполз вниз - точно.
- Это опять был не вопрос. Семён оставил лишь немногим меньше, чем мог вынести, а приобрёл лишь вину свою - и это единственное, что он мог ещё потерять. А тут Смерть эта дурацкая под руку попалась. Ну ничего, через много лет он вернулся за ней. К людям. Нас встречают.
У края леса стоял Пришелец с сияющим Кладенцом в руках. Морда у Пришельца была красной и весь он, наверное, был красным под непонятной своей одеждой - жаром так и пыхало.
- Подходите, грейтесь. Удивительная история: прибегает Анчутка, сидишь, говорит, отдыхаешь, а там твоих корешей мочат! Всё-таки лексика у аборигенов... Вот, прихватил это неуклюжее устройство ("От устройства слышу!" - тут же отозвался Кладенец), гляжу - идёте, живы-здоровы. И даже неплохо вместе смотритесь - тебе, Сергей, лет десять скинуть, и вполне бы...
- Шалун, - перебила его Кикимора и приняла лесной вид.