Асексуальные жеманницы
Куличкин написал рецензию на премьеру "Дон Жуана" Моцарта в Пермском оперном театре. В частности, он использовал тот же прием остранения, с помощью которого Лев Толстой в "Войне и мире" описывает оперный жанр. Толстой заставляет читателей смотреть представление глазами Наташи Ростовой, которая совершенно не искушена в сложной символике оперного действа. Таким образом описывающий Толстой принимает "наивную" точку зрения на происходящее на сцене и описывает всё так, как происходит непосредственно, опуская условности и театрально-сценическую кодификацию. Куличкин "глазами Наташи Ростовой" описал сексуальные сцены пермского спектакля, дотошно, как раскадровку сцены, фиксируя каждое движение персонажей. Остраненный наблюдатель видит тела или части тел, занятых подготовкой к сексуальному контакту. И если в "пуританской" опере 19 века взгляд Наташи Ростовой - Льва Толстого видел несуразности жестов и аффектированного пения, что низводило увиденное до комической пантомимы,ибо сексуальность была за рамками представимого, то в либертианских оперных постановках начала 21 века остраненный взгляд Петра Куличкина видит очищенное от театральной символики софт-порно.
Любопытны две реакции на "остраненную" часть текста Куличкина. Женщины, занимающие в пермском истеблишменте видное место - Нина Соловей - ведущий журналист пермского "Эха Москвы", Надежда Агишева - известный предприниматель и общественный деятель, опубликовали в фейсбуке ссылку на текст Куличкина. Комментарии их фиксируют следующую, идущую от театрального критика Елены Черемных посылку "любой хороший текст, прочитанный умными людьми, зеркалит читающего, а любой хороший текст, прочитанный неумными людьми, зеркалит состояние человека, объясняющего прочитанное на основании своих собственных зоологических инстинктов". Черемных высказала эту максиму в интервью пермскому "Эху", предвосхищая критику со стороны традиционалистов сексуальных сцен в новой постановке "Дон Жуана". Как видим, заранее объявлено, что тот, кто увидит в провокационной сцене "зоологические инстинкты", сам является их носителем, поскольку "неумен". Т.е. критерием ума выступает способность не поддаваться на сексуальные провокации. Куличкин, как видим, поддался и был заподозрен как минимум в несдержанности, если не "зоологическом" маньячестве. Порно, которое видит остраненный взгляд Куличкина, невидимо для женщин из пермского истеблишмента, вероятно,в силу вовлеченности их в процесс сексуальной провокации, а это делает их нечувствительными к подобного рода текстам. На фоне современной погруженной в сферу быта сексуальности, остраненный взгляд, выносящий сексуальное за рамки приличий, является вопиющим ретроградством, если не признаком унтерменша. Иначе зачем тем, кому понравился новый "Дон Жуан", педалировать тему "зоологических инстинктов" у эстетических противников? Дискурс поклонников нового "Дон Жуана" грозит погрузиться в обыкновенный фашизм, но ловко балансирует на грани - в этом нерв его провокационности. Если фригидность публики возведена в норму, то реакция на агрессивную сексуальность должна быть равна нулю, что и демонстрирует точка зрения Черемных, Агишевой и Соловей. Куличкин же, подобно герою антиутопий Оруэлла и Хаксли, не только ощущает "зоологические инстинкты" в холодной асексуальности "дивного, нового мира" курентзисовского театра, но и чувствует необходимость назвать сексуальное сексуальным, отбросив постмодернистские опосредования и отзеркаливания...
Любопытны две реакции на "остраненную" часть текста Куличкина. Женщины, занимающие в пермском истеблишменте видное место - Нина Соловей - ведущий журналист пермского "Эха Москвы", Надежда Агишева - известный предприниматель и общественный деятель, опубликовали в фейсбуке ссылку на текст Куличкина. Комментарии их фиксируют следующую, идущую от театрального критика Елены Черемных посылку "любой хороший текст, прочитанный умными людьми, зеркалит читающего, а любой хороший текст, прочитанный неумными людьми, зеркалит состояние человека, объясняющего прочитанное на основании своих собственных зоологических инстинктов". Черемных высказала эту максиму в интервью пермскому "Эху", предвосхищая критику со стороны традиционалистов сексуальных сцен в новой постановке "Дон Жуана". Как видим, заранее объявлено, что тот, кто увидит в провокационной сцене "зоологические инстинкты", сам является их носителем, поскольку "неумен". Т.е. критерием ума выступает способность не поддаваться на сексуальные провокации. Куличкин, как видим, поддался и был заподозрен как минимум в несдержанности, если не "зоологическом" маньячестве. Порно, которое видит остраненный взгляд Куличкина, невидимо для женщин из пермского истеблишмента, вероятно,в силу вовлеченности их в процесс сексуальной провокации, а это делает их нечувствительными к подобного рода текстам. На фоне современной погруженной в сферу быта сексуальности, остраненный взгляд, выносящий сексуальное за рамки приличий, является вопиющим ретроградством, если не признаком унтерменша. Иначе зачем тем, кому понравился новый "Дон Жуан", педалировать тему "зоологических инстинктов" у эстетических противников? Дискурс поклонников нового "Дон Жуана" грозит погрузиться в обыкновенный фашизм, но ловко балансирует на грани - в этом нерв его провокационности. Если фригидность публики возведена в норму, то реакция на агрессивную сексуальность должна быть равна нулю, что и демонстрирует точка зрения Черемных, Агишевой и Соловей. Куличкин же, подобно герою антиутопий Оруэлла и Хаксли, не только ощущает "зоологические инстинкты" в холодной асексуальности "дивного, нового мира" курентзисовского театра, но и чувствует необходимость назвать сексуальное сексуальным, отбросив постмодернистские опосредования и отзеркаливания...