Спустя 30 лет после падения коммунизма Путин предлагает альтернативу глобализму. Вот почему наш прав
https://glav.su/blog/5754/1571089/
Западный триумфализм и глобализация
Падение Берлинской стены в 1989 году стало поворотным моментом в истории холодной войны. Фактически, холодная война с Советским Союзом закончилась. Позже мы услышим разговоры о «мирных дивидендах» после окончания холодной войны , возвращении к нормальным отношениям со странами мира и, надеюсь, гораздо меньшем военном бюджете и сокращении огромного количества американских оборонных обязательств, взятых на себя во время войны. «Сумеречная борьба» с коммунизмом. Некоторые из нас с нетерпением ждали того времени, когда американцы смогут переложить тяжелое бремя, которое президент Кеннеди призвал нас принять в своей инаугурационной речи . Мы взяли на себя бремя борьбы за «свободный мир», и казалось, что у Америки был хотя бы неплохой шанс вернуться домой.
Это не должно было случиться.
В 1989 году также было опубликовано эссе Фрэнсиса Фукуямы в The National Interest , эссе, которое стало широко обсуждаемой книгой, которая была своего рода планом - по крайней мере в более грубой, упрощенной форме - глобализма . Книга, изданная в 1992 году, называлась «Конец истории и последний человек».
Фукуяма утверждал, что не вся борьба, раздоры и достижения - то, что большинство из нас считает «историей» - закончится, а то, что человеческое развитие достигло конечной точки: вершины эволюции социальной, экономической и социальной жизни человечества. и политическое развитие было достигнуто в условиях либеральной демократии.
Рыночная экономика была наиболее эффективным методом обеспечения материального благополучия. Больше просто не было ничего. Холодная война была борьбой альтернативных моделей развития, и демократический капитализм победил - теперь остальной мир, возможно, урывками, примет это как единственный жизнеспособный путь развития.
Итак, теория.
Реалисты внешней политики и старомодные патриоты могли издеваться над Фукуямой (и, вероятно, отчасти неправильно понимали то, что он говорил). Но их настоящая неудача заключалась в неправильном понимании природы самой холодной войны. Традиционалисты рассматривали эту битву как битву против «безбожного коммунизма», борьбу за защиту традиционных ценностей и социально-экономических структур. Однако они вступили в союз между либералами и левыми, которые укрепили свои позиции на Западе, одержав победу в другой войне - войне против нацизма и фашизма.
Победа в этой войне укрепила идеологический триумф либерализма на Западе и еще больше расширила его культурный и социальный охват в сфере массовых развлечений, образования и корпоративного мира. «Долгий марш» левых либералов через институты маргинализировал - а позже практически объявил вне закона - все, что хотя бы отдаленно напоминало настоящих правых в Америке. «Фашизм», под которым лево-либеральные понимали любые проявления того, что они считали опасными атавистическими импульсами, таких как патриотизм, религиозный и социальный консерватизм, потерпел поражение. Правые оказались на «неправильной стороне истории», как показало поражение нацизма и фашизма. Любые сомнения относительно вектора развития Запада и мира в целом считались подозрительными со стороны глобалистской элиты (и ее приспешников в средствах массовой информации), которая формировалась задолго до окончания холодной войны.
Принятие Закона об иммиграции Харта-Целлера 1965 года стало ключевым моментом в эволюции леволиберального режима управления во время холодной войны. Открытие шлюзов для иммиграции было частью архитектуры эпохи холодной войны. С пропагандистским аспектом холодной войны боролись с идеологической точки зрения как столкновение между коммунизмом и капитализмом («Свободный мир»), война идей, а не стран с конкретными национальными интересами и отдельными народами. Харт-Селлер, открывший двери для неевропейской иммиграции, был идеологическим продолжением законодательства о гражданских правах той эпохи, которое использовалось в информационных кампаниях времен холодной войны для противодействия советской антикапиталистической и антиамериканской пропаганде .
Любая дискриминация рассматривалась элитами США как вооружение коммунистов полезными пропагандистскими аргументами - западная демократия, дискриминирующая цветные народы земли, подрывала глобальную антикоммунистическую линию.
Универсалистский язык в американском политическом дискурсе не был чем-то новым, но холодная война во многом способствовала продвижению Америки как идеи, а не как реального места или народа, чьи национальные интересы нужно защищать.
Таким образом, глобальная элита, порожденная во время холодной войны, подкрепленная идеологическими абстракциями эпохи холодной войны, укрепила свою мертвую хватку у власти в западном мире. Соединенные Штаты не совсем были лидером «Свободного мира», а, скорее, стали центром обширного глобалистского проекта.
У ВПК были свои интересы, и мир не входил в их число. Глобалисты-миллиардеры и «Глубинное государство» стали не такими уж и скрытыми руками, которые манипулировали «демократией» в своих собственных целях. Прекращение глобальной «геополитической архитектуры», созданной во время «холодной войны», стало бы прямой реальной угрозой их могуществу.
« Глобализация » была модным словечком в СМИ еще до того, как Интернет сделал возможным действительно взаимосвязанный мир. Крах советского коммунизма, увеличение глобальной "миграции" и соглашений о "свободной торговле", а также расширение транснациональных корпораций, глобальные авиаперевозки и сотовая связь способствовали реализации мечты о единой мировой транснациональной системе. Интернационализм, восходящий, по крайней мере, к провалившейся Лиге Наций , превратился в транснационализм по мере развития глобальной технологической инфраструктуры.
Западный триумфализм и глобализация
Падение Берлинской стены в 1989 году стало поворотным моментом в истории холодной войны. Фактически, холодная война с Советским Союзом закончилась. Позже мы услышим разговоры о «мирных дивидендах» после окончания холодной войны , возвращении к нормальным отношениям со странами мира и, надеюсь, гораздо меньшем военном бюджете и сокращении огромного количества американских оборонных обязательств, взятых на себя во время войны. «Сумеречная борьба» с коммунизмом. Некоторые из нас с нетерпением ждали того времени, когда американцы смогут переложить тяжелое бремя, которое президент Кеннеди призвал нас принять в своей инаугурационной речи . Мы взяли на себя бремя борьбы за «свободный мир», и казалось, что у Америки был хотя бы неплохой шанс вернуться домой.
Это не должно было случиться.
В 1989 году также было опубликовано эссе Фрэнсиса Фукуямы в The National Interest , эссе, которое стало широко обсуждаемой книгой, которая была своего рода планом - по крайней мере в более грубой, упрощенной форме - глобализма . Книга, изданная в 1992 году, называлась «Конец истории и последний человек».
Фукуяма утверждал, что не вся борьба, раздоры и достижения - то, что большинство из нас считает «историей» - закончится, а то, что человеческое развитие достигло конечной точки: вершины эволюции социальной, экономической и социальной жизни человечества. и политическое развитие было достигнуто в условиях либеральной демократии.
Рыночная экономика была наиболее эффективным методом обеспечения материального благополучия. Больше просто не было ничего. Холодная война была борьбой альтернативных моделей развития, и демократический капитализм победил - теперь остальной мир, возможно, урывками, примет это как единственный жизнеспособный путь развития.
Итак, теория.
Реалисты внешней политики и старомодные патриоты могли издеваться над Фукуямой (и, вероятно, отчасти неправильно понимали то, что он говорил). Но их настоящая неудача заключалась в неправильном понимании природы самой холодной войны. Традиционалисты рассматривали эту битву как битву против «безбожного коммунизма», борьбу за защиту традиционных ценностей и социально-экономических структур. Однако они вступили в союз между либералами и левыми, которые укрепили свои позиции на Западе, одержав победу в другой войне - войне против нацизма и фашизма.
Победа в этой войне укрепила идеологический триумф либерализма на Западе и еще больше расширила его культурный и социальный охват в сфере массовых развлечений, образования и корпоративного мира. «Долгий марш» левых либералов через институты маргинализировал - а позже практически объявил вне закона - все, что хотя бы отдаленно напоминало настоящих правых в Америке. «Фашизм», под которым лево-либеральные понимали любые проявления того, что они считали опасными атавистическими импульсами, таких как патриотизм, религиозный и социальный консерватизм, потерпел поражение. Правые оказались на «неправильной стороне истории», как показало поражение нацизма и фашизма. Любые сомнения относительно вектора развития Запада и мира в целом считались подозрительными со стороны глобалистской элиты (и ее приспешников в средствах массовой информации), которая формировалась задолго до окончания холодной войны.
Принятие Закона об иммиграции Харта-Целлера 1965 года стало ключевым моментом в эволюции леволиберального режима управления во время холодной войны. Открытие шлюзов для иммиграции было частью архитектуры эпохи холодной войны. С пропагандистским аспектом холодной войны боролись с идеологической точки зрения как столкновение между коммунизмом и капитализмом («Свободный мир»), война идей, а не стран с конкретными национальными интересами и отдельными народами. Харт-Селлер, открывший двери для неевропейской иммиграции, был идеологическим продолжением законодательства о гражданских правах той эпохи, которое использовалось в информационных кампаниях времен холодной войны для противодействия советской антикапиталистической и антиамериканской пропаганде .
Любая дискриминация рассматривалась элитами США как вооружение коммунистов полезными пропагандистскими аргументами - западная демократия, дискриминирующая цветные народы земли, подрывала глобальную антикоммунистическую линию.
Универсалистский язык в американском политическом дискурсе не был чем-то новым, но холодная война во многом способствовала продвижению Америки как идеи, а не как реального места или народа, чьи национальные интересы нужно защищать.
Таким образом, глобальная элита, порожденная во время холодной войны, подкрепленная идеологическими абстракциями эпохи холодной войны, укрепила свою мертвую хватку у власти в западном мире. Соединенные Штаты не совсем были лидером «Свободного мира», а, скорее, стали центром обширного глобалистского проекта.
У ВПК были свои интересы, и мир не входил в их число. Глобалисты-миллиардеры и «Глубинное государство» стали не такими уж и скрытыми руками, которые манипулировали «демократией» в своих собственных целях. Прекращение глобальной «геополитической архитектуры», созданной во время «холодной войны», стало бы прямой реальной угрозой их могуществу.
« Глобализация » была модным словечком в СМИ еще до того, как Интернет сделал возможным действительно взаимосвязанный мир. Крах советского коммунизма, увеличение глобальной "миграции" и соглашений о "свободной торговле", а также расширение транснациональных корпораций, глобальные авиаперевозки и сотовая связь способствовали реализации мечты о единой мировой транснациональной системе. Интернационализм, восходящий, по крайней мере, к провалившейся Лиге Наций , превратился в транснационализм по мере развития глобальной технологической инфраструктуры.