День ядерщика
Наткнулась на статью в связи с днём ядерщика https://general-ivanoff.livejournal.com/959974.html.
Я и не знала, что такой праздник существует, увидела в статье название Семипалатинск и потянула меня на воспоминания.
Жизнь у меня достаточно длинная и как-то так получилось, что мне довелось присутствовать при многих знаковых событиях страны и в ядерном плане тоже.
1955 год. Семипалатинск. Поздняя осень. Наша семья живёт в этом городе третий год, я учусь в пятом классе, сестрёнка - в третьем, младшей два годика. Отец, уже не очень здоровый на тот момент, работает зав. кафедрой основ марксизма-ленинизма в каком-то институте, работа ему не нравится и он, человек неугомонный, человек прямого действия, по роду деятельности - хозяйственник, принимает решение откликнуться на призыв партии: "Коммунисты - в отстающие колхозы и совхозы!"
Мама расстроена, жаль оставлять хорошую городскую квартиру, которую мы незадолго до того получили, жаль продавать нажитое, но дорога предстояла длинная - из Казахстана в Новгородскую область, и всего с собой не увезёшь. Был продан даже пылесос. Для всех он был внове и я помню, как соседи приходили на него посмотреть и мама разбрасывала по полу мелкие кусочки бумаги, включала пылесос и он моментально их засасывал...
Продали ковёр, зеркало, письменный стол отца и большие портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которые отец, обустраивая новую квартиру, повесил над своим столом.
Увязали одежду, постели, книги, большей частью партийную литературу, мама сварила несколько куриц в дорогу, отец купил билеты на поезд и мы отправились в баню, которая находилась на другом конце города, чтобы основательно помыться перед дальней дорогой...
Взрыв раздался, когда мы с мамой были в помывочной. Взрыв был такой силы, что изо всех банных печей выбросило сажу и все мы и наша одежда этой сажей были измазаны. Воды не было, смыть её было нечем и мы, натянув в спешке одежду, побежали домой, где под присмотром соседки оставалась наша младшая сестрёнка.
Хорошо помню пустые улицы и витрины, заваленные вовнутрь магазинов. В квартире тоже всё было покрыто сажей.
Отец спешно отправился на работу, чтобы по партийной линии узнать, что случилось. Той же ночью, как и было запланировано, мы уехали из этого города навсегда.
Спустя недолгое время после того как мы приехали в назначенную отцу деревню Ёгла, находящуюся в десяти километрах от Боровичей, и худо-бедно там обустроились, отец повёз нас в районную поликлиннику и тогда-то из разговора отца с врачом мы с сестрёнкой узнали, что произошло в день нашего отъезда из Семипалатинска.
В тот день на Семипалатинском полигоне была взорвана атомная бомба и мощность её взрыва существенно превзошла расчётную. Взрывная волна дошла до города и на излёте нанесла ему немалый ущерб. Врачиха нас осмотрела, ничего опасного не нашла и вопрос был закрыт.
Много позже, примерно в году шестьдесят девятом, уже проживая в Обнинске, мне довелось оказаться на «картошке», а в те годы это было обязательной осенней повинностью всех сотрудников всех НИИ. Там я познакомилась с замечательным человеком, учёным физиком, который после работы в поле приходил помогать мне по хозяйственным делам, которыми я как повариха занималась. Он не спеша протирал и расставлял помытые мной тарелки и рассказывал мне о своей жизни, о своих путешествиях, о проблемах, которые он как физик решал и проч. Где он только не был, даже провёл сезон в Антарктиде и, естественно, он побывал на всех полигонах. В моём лице он нашел благодарного слушателя... Нашлась у нас и общая точка воспоминаний - Семипалатинский Полигон.
В тот злополучный день он в составе комиссии находился на аэродроме, с которого должен был взлететь самолёт с подвязанной к его брюху бомбой. Самолёт взлетел, но в скором времени у него отказало какие-то устройства (если мне память не изменяет - автопилот) и встал вопрос о его возвращении на аэродром и посадке.
Но самолёт с бомбой под брюхом не был для такого предназначен! Положение усложнялось тем, что был гололёд, а значит существовала опасность потери управления и непроизвольного взрыва бомбы. В этом случае от города бы не осталось ничего. К счастью самолёт приземлился удачно и всё обошлось.
Я не помню имени этого человека и совсем не помню как он выглядит, он был существенно старше меня и принадлежал он к той самой славной сталинской инженерной интеллигенции.
Было видно, что он очень много работал и много думал вглубь себя.
Он не был выдуманным пошлым «профессором Преображенским» с ленинскими интонациями и картавым языком. Он был настоящий, его интеллигентность была истинной и не имела никакого отношения к приятным манерам, привычке подавать дамам стул и держать вилку в левой руке. Хороший умный внимательный ДУМАЮЩИЙ человек. Он был натуральный, он был самим собой. Тогда такие были, а сейчас таких нет.
Сейчас мы все как-то малость подизгадились, в атмосфере тотальной лжи мы напяливаем, мы вынуждены напяливать на себя какие-то чуждые нам ёрнические маски, мы выдаём себя за воландов и бегемотов, в то время как на самом деле некоторые являются сумрачными булгаковскими рыцарями, теми самыми, которые в космической мгле снова и снова провожают Мастера к его последнему пристанищу.
Мы все немножко не те, какими кажемся.
И когда я думаю о том, когда же наступит счастливое будущее, я понимаю, что оно случится только тогда, когда из нашей жизни уйдёт ложь, когда она спадёт со всех нас как лягушачья шкурка и мы наконец свободно вздохнём.
С этого момента нам нечего будет опасаться и все мы заживём свободно в полном соответствии с ценностями, которые были заложены в нас Создателем.
---
Следующая встреча с радиоактивностью произошла спустя девять лет в 1964 году, когда я, студентка Политеха, в надежде подзаработать в летние каникулы, отправилась на Камчатку с геологоразведочной экспедицией.
В те годы каждая экспедиция такого рода в обязательном порядке снабжалась радиометрической аппаратурой для поиска урана, которая в своём составе содержала ампулу с какой-то радиоактивной дрянью, по которой осуществляли настройку этой аппаратуры.
По случайности эта аппаратура находилась во вьючных сумах приписанной ко мне кобылы Машки и получается, что я весь сезон проездила верхом на ампуле с радиоактивным плутонием.
Не пожалели молодую девчонку, твари. Может быть поэтому у меня сейчас и все кости рассыпаются. А может быть наоборот, к старости немножко стало ума прибавляться. Кто знает...
---
Ну а дальше был Обнинск, на тот момент объявленный научным городком с его созданным Курчатовым институтом ФЭИ и первой небольшой атомной электростанцией, труба которой торчала в двух километрах от нашего дома и была видна из нашего окна.
Незадолго до этого там произошла разгерметизация, какое-то количество сотрудников облучилось, после чего станция была закрыта, а жертвы лучевой болезни начали потихоньку умирать. Я знала одну из них. Славная женщина, с которой мы познакомились выгуливая своих колли в каланчёвском лесу, в том самом, в котором находилась дача с теми самыми сиренями, картины с которыми висят в Третьяковке.
Оказавшись в Обнинске мы очень быстро поменяли свою новую квартиру на крохотную половинку коттеджа с ванной на кухне, зато у нас появилось три с половиной сотки земли и одиннадцать великолепных сосен на них. Сосны были огромные и в поле нашей видимости были только их стволы с золотистой кожей.
Коттеджи эти в своё время были построены для сотрудников института, но в таком качестве они просуществовали недолго - ученый народ быстро переселился в благоустроенные квартиры. Кому что нравится...
А в эти старые щитовые домики стала селиться разная случайная публика, в том числе та, которая вычищала и вымывала радиоактивные отходы изо всех проблемных мест получая после работы в качестве защиты от радиации стакан водки.
Я знала некоторых из этих людей, наша соседка была из их числа, она приходила к нам в гости, приносила квашеную капусту, мы жарили картошку, пили чай, сидели на крыльце с лисёнком и колли и как-то очень хорошо и по тёплому разговаривали ни о чём. Патефон крутил пластинки с Эдит Пиаф и Марлен Дитрих, жизнь казалось безоблачной и бесконечной и отсутствие денег нас совершенно не волновало.
Почему-то, когда я вспоминаю о том времени, мне кажется, что там всегда было тепло и сухо. И всегда было солнышко, которое где-то там вверху прорывалось сквозь зонтик из сосновых веток и создавало вокруг невероятное и удивительное золотистое сияние...
Об этом периоде я уже немножко писала в http://sofya1444.livejournal.com/28018.html
---
Следующая встреча с радиацией произошла в связи с чернобыльской трагедией, случившейся в конце апреля 1985 года.
К тому времени мы уже 12 лет жили в Москве, право на прописку было нам предоставлено как востребованным в оборонной отрасли специалистам.
За два года до этого наш сын, достаточно способный юноша, круглый отличник где бы он ни учился, прошедший основательную медицинскую подготовку в медучилище при Академии мед.наук, поступил без конкурса в Первый мед. набрав пятнадцать баллов из пятнадцати.
В то время страна воевала в Афгане, бронь со всех была снята и тогда в лёгкую забирали в армию всех подряд и студентов тоже. Даже из институтов с военной кафедрой. В тот год на войну брали в основном москвичей.
Понятное дело, у меня, как и у любой матери, были тяжелые предчувствия и я, взяв зачётку сына и его диплом, отправилась в призывной пункт к начальнику. Я сказала ему, что обычно гибнут лучшие и попросила о помощи.
Комиссар оказался внимательным человеком, он выдернул дело моего сына их общей стопки и переложил на другую сторону стола. Лучше бы он этого не делал! Когда моему сыну пришла повестка, его отправили на Угрешку, а оттуда фельдшером под Гомель, в часть, находившуюся в его отдалённом районе на границе с Украиной. Недалеко от Чернобыля. На тот момент более спокойного места трудно было сыскать...
Через полтора года именно там и рвануло.
---
Спустя три дня после взрыва на майские праздники мы на своём раздолбанном желтом Запорожце отправились навестить сына и вживую посмотреть, что там происходит.
Сухая выгоревшая трава, пожелтевшие листья, совершенно нехарактерный для нашей зоны и для мая месяца горячий ветер, дороги, забитые военными машинами, на всех перекрёстках люди с радиометрами, проверяющие радиацию внутри машин и на колёсах. Посты помывки этих самых колёс. Общее ощущение тревоги и беды. Люди сосредоточены и молчаливы. Узнав о цели нашей поездки проезду не препятствовали, но при этом советовали всё-таки вернуться. (Вспоминая те времена вынуждена отметить, что сегодня сволочизма на дорогах и по жизни стало существенно больше).
Долго пообщаться с сыном нам не удалось. Мы передали ему продукты, а он одарил нас грибами, которые как-то неожиданно не по сезону появились вокруг. Я понимала, что они радиоактивны, но тем не менее привезла их домой, высушила и банка с ними простояла не кухонной полке до возвращения сына из армии. В каком-то смысле для меня это было проявлением солидарности: не имея возможности защитить своё дитя я пыталась хоть как-то разделить с ним свою судьбу.
Естественно я так высокопарно тогда не думала. Просто время от времени поднимала глаза, находила на верхней полке банку с теми самыми грибами и говорила себе: - Ну и пусть!
Сын прослужил в этой грёбаной части с её цезием и стронцием до ноябрьских, всё это время они собирали и жарили эти грёбаные грибы, вероятно солдатам попросту не хватало нормального питания. О существующей радиоактивной опасности им никто ничего не говорил. По большому счёту они о ней догадывались, но в силу свойственного молодым пофигизма не обращали на это внимание.
По возвращении из армии сын здоровьем похвастаться не может, он рано облысел и вообще как-то потух - куда подевались лёгкость и чистота, за пару лет до того не дававшие ему ни минуты покоя. Свет из его души ушел и осталась одна усталость.
---
Очередная моя встреча с проблемой радиации случилась в начале 90-х, когда мы уже проживали на хуторе.
Несмотря на то, что в стране всё производство встало, неподалеку от нас неожиданно и очень интенсивно начали строить участок дороги, которая вроде бы никуда не вела. Дорожники засыпали два глубочайших оврага и выкладывали дорогу дорогущими бетонными плитами. Всё это крайне настораживало, я стала расспрашивать, зачем строят, и мне кто-то сказал, что вроде бы очередной могильник собираются делать… Это было ужасно!
Тут на помощь пришел мой дорогой муж, он порылся в своей записной книжке и нашел телефон знакомого эколога, проживавшего в ближайшем городе. Эта тётенька оказалась очень даже в курсе дела и она сообщила, что действительно здесь намереваются построить могильник, для того и тянут дорогу, но согласования пока не закончены.
Тогда мой Виталий Анатольевич опять порылся в своей записной книжке и нашел телефон своего друга академика Тюрюканова, который на тот момент имел статус какого-то ельцинского консультанта. Тот к нам приехал, всё посмотрел в натуре и сделал невероятное: он организовал депутатский запрос на эту тему в Государственную Думу. После чего строительство бетонной дороги было моментально прекращено. Можно сказать повезло.
Впрочем нет худа без добра, дорога пригодилась, уже в этом веке её дотянули от крупного посёлка почти до нас и теперь по ней ездят самосвалы с песком ну и иногда я со своим молоком и творогом.
При моём копеечном бизнесе поселковый рынок с его павильонами для меня недоступен, поэтому я стою у края ведущей к нему дорожки в одном ряду с местными тётеньками, продающими укроп и огурцы со своих огородов.
Я их всех знаю и они знают меня и время от времени с кем-то из них у меня случается бартер, когда я им подешевле отдаю своё молоко, а они мне тоже подешевле отдают свои сливы и при этом каждая из нас очень довольна тем, что получила нужное по дешовке: халява - это всегда здорово!
---
Последний радиоактивный сюжет случился уже в этом веке лет десять назад. Вдруг ни с того ни с сего по плохо обустроенной дороге, той самой, о которой я писала, начали ходить машины со значком радиоактивной опасности. Обычно они проскакивали на Родон с его могильником по Углическому шоссе, а теперь, судя по всему, они изменили свой маршрут и стали ездить вкруговую: по Ярославке и затем - по той самой перемычке, соединяющей её с Углическим шоссе.
Мне было совершенно ясно, что это решение ошибочно по двум причинам: скверная дорога, на которой эти машины с опасным грузом могли навернуться и тогда заражения территории не избежать, и проезд этих машин по плотине, которая подпирала водохранилище ГАЭС. Это сооружение было пожалуй самым дорогим изделием доперестроечного и послеперестроечного периода. Оно единственное обеспечивало и обеспечивает поддержание нужных характеристик в электросети в европейской части страны. Если бы оно по какой-то причине встало, то с большой вероятностью пришлось бы отключать атомные электростанции, а это - тотальная катастрофа!
Понимая это, я попыталась обратиться к районному экологу. Эта жирная продажная тварь меня не услышала.
Тогда, хорошо подумав, я отправилась к директору электростанции, рассказала об этих радиоактивных машинах на плотине (он об этом не знал) и задала ему один вопрос: Что будет с его предприятием, если с плотины в воду нечаянно навернётся хотя бы одна из этих машин? Он сразу начал куда-то звонить, а я отправилась домой. С тех пор опасных машин на нашей дороге я не видела.
К чему я последние две истории поведала. Получается, что мы, простые рядовые люди, если будем бдительны, внимательны и ответственны, многое можем сделать, мы можем иногда отвести большую беду.
От нас, именно от нас многое зависит и мы не должны быть равнодушны НИКОГДА!
Я и не знала, что такой праздник существует, увидела в статье название Семипалатинск и потянула меня на воспоминания.
Жизнь у меня достаточно длинная и как-то так получилось, что мне довелось присутствовать при многих знаковых событиях страны и в ядерном плане тоже.
1955 год. Семипалатинск. Поздняя осень. Наша семья живёт в этом городе третий год, я учусь в пятом классе, сестрёнка - в третьем, младшей два годика. Отец, уже не очень здоровый на тот момент, работает зав. кафедрой основ марксизма-ленинизма в каком-то институте, работа ему не нравится и он, человек неугомонный, человек прямого действия, по роду деятельности - хозяйственник, принимает решение откликнуться на призыв партии: "Коммунисты - в отстающие колхозы и совхозы!"
Мама расстроена, жаль оставлять хорошую городскую квартиру, которую мы незадолго до того получили, жаль продавать нажитое, но дорога предстояла длинная - из Казахстана в Новгородскую область, и всего с собой не увезёшь. Был продан даже пылесос. Для всех он был внове и я помню, как соседи приходили на него посмотреть и мама разбрасывала по полу мелкие кусочки бумаги, включала пылесос и он моментально их засасывал...
Продали ковёр, зеркало, письменный стол отца и большие портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которые отец, обустраивая новую квартиру, повесил над своим столом.
Увязали одежду, постели, книги, большей частью партийную литературу, мама сварила несколько куриц в дорогу, отец купил билеты на поезд и мы отправились в баню, которая находилась на другом конце города, чтобы основательно помыться перед дальней дорогой...
Взрыв раздался, когда мы с мамой были в помывочной. Взрыв был такой силы, что изо всех банных печей выбросило сажу и все мы и наша одежда этой сажей были измазаны. Воды не было, смыть её было нечем и мы, натянув в спешке одежду, побежали домой, где под присмотром соседки оставалась наша младшая сестрёнка.
Хорошо помню пустые улицы и витрины, заваленные вовнутрь магазинов. В квартире тоже всё было покрыто сажей.
Отец спешно отправился на работу, чтобы по партийной линии узнать, что случилось. Той же ночью, как и было запланировано, мы уехали из этого города навсегда.
Спустя недолгое время после того как мы приехали в назначенную отцу деревню Ёгла, находящуюся в десяти километрах от Боровичей, и худо-бедно там обустроились, отец повёз нас в районную поликлиннику и тогда-то из разговора отца с врачом мы с сестрёнкой узнали, что произошло в день нашего отъезда из Семипалатинска.
В тот день на Семипалатинском полигоне была взорвана атомная бомба и мощность её взрыва существенно превзошла расчётную. Взрывная волна дошла до города и на излёте нанесла ему немалый ущерб. Врачиха нас осмотрела, ничего опасного не нашла и вопрос был закрыт.
Много позже, примерно в году шестьдесят девятом, уже проживая в Обнинске, мне довелось оказаться на «картошке», а в те годы это было обязательной осенней повинностью всех сотрудников всех НИИ. Там я познакомилась с замечательным человеком, учёным физиком, который после работы в поле приходил помогать мне по хозяйственным делам, которыми я как повариха занималась. Он не спеша протирал и расставлял помытые мной тарелки и рассказывал мне о своей жизни, о своих путешествиях, о проблемах, которые он как физик решал и проч. Где он только не был, даже провёл сезон в Антарктиде и, естественно, он побывал на всех полигонах. В моём лице он нашел благодарного слушателя... Нашлась у нас и общая точка воспоминаний - Семипалатинский Полигон.
В тот злополучный день он в составе комиссии находился на аэродроме, с которого должен был взлететь самолёт с подвязанной к его брюху бомбой. Самолёт взлетел, но в скором времени у него отказало какие-то устройства (если мне память не изменяет - автопилот) и встал вопрос о его возвращении на аэродром и посадке.
Но самолёт с бомбой под брюхом не был для такого предназначен! Положение усложнялось тем, что был гололёд, а значит существовала опасность потери управления и непроизвольного взрыва бомбы. В этом случае от города бы не осталось ничего. К счастью самолёт приземлился удачно и всё обошлось.
Я не помню имени этого человека и совсем не помню как он выглядит, он был существенно старше меня и принадлежал он к той самой славной сталинской инженерной интеллигенции.
Было видно, что он очень много работал и много думал вглубь себя.
Он не был выдуманным пошлым «профессором Преображенским» с ленинскими интонациями и картавым языком. Он был настоящий, его интеллигентность была истинной и не имела никакого отношения к приятным манерам, привычке подавать дамам стул и держать вилку в левой руке. Хороший умный внимательный ДУМАЮЩИЙ человек. Он был натуральный, он был самим собой. Тогда такие были, а сейчас таких нет.
Сейчас мы все как-то малость подизгадились, в атмосфере тотальной лжи мы напяливаем, мы вынуждены напяливать на себя какие-то чуждые нам ёрнические маски, мы выдаём себя за воландов и бегемотов, в то время как на самом деле некоторые являются сумрачными булгаковскими рыцарями, теми самыми, которые в космической мгле снова и снова провожают Мастера к его последнему пристанищу.
Мы все немножко не те, какими кажемся.
И когда я думаю о том, когда же наступит счастливое будущее, я понимаю, что оно случится только тогда, когда из нашей жизни уйдёт ложь, когда она спадёт со всех нас как лягушачья шкурка и мы наконец свободно вздохнём.
С этого момента нам нечего будет опасаться и все мы заживём свободно в полном соответствии с ценностями, которые были заложены в нас Создателем.
---
Следующая встреча с радиоактивностью произошла спустя девять лет в 1964 году, когда я, студентка Политеха, в надежде подзаработать в летние каникулы, отправилась на Камчатку с геологоразведочной экспедицией.
В те годы каждая экспедиция такого рода в обязательном порядке снабжалась радиометрической аппаратурой для поиска урана, которая в своём составе содержала ампулу с какой-то радиоактивной дрянью, по которой осуществляли настройку этой аппаратуры.
По случайности эта аппаратура находилась во вьючных сумах приписанной ко мне кобылы Машки и получается, что я весь сезон проездила верхом на ампуле с радиоактивным плутонием.
Не пожалели молодую девчонку, твари. Может быть поэтому у меня сейчас и все кости рассыпаются. А может быть наоборот, к старости немножко стало ума прибавляться. Кто знает...
---
Ну а дальше был Обнинск, на тот момент объявленный научным городком с его созданным Курчатовым институтом ФЭИ и первой небольшой атомной электростанцией, труба которой торчала в двух километрах от нашего дома и была видна из нашего окна.
Незадолго до этого там произошла разгерметизация, какое-то количество сотрудников облучилось, после чего станция была закрыта, а жертвы лучевой болезни начали потихоньку умирать. Я знала одну из них. Славная женщина, с которой мы познакомились выгуливая своих колли в каланчёвском лесу, в том самом, в котором находилась дача с теми самыми сиренями, картины с которыми висят в Третьяковке.
Оказавшись в Обнинске мы очень быстро поменяли свою новую квартиру на крохотную половинку коттеджа с ванной на кухне, зато у нас появилось три с половиной сотки земли и одиннадцать великолепных сосен на них. Сосны были огромные и в поле нашей видимости были только их стволы с золотистой кожей.
Коттеджи эти в своё время были построены для сотрудников института, но в таком качестве они просуществовали недолго - ученый народ быстро переселился в благоустроенные квартиры. Кому что нравится...
А в эти старые щитовые домики стала селиться разная случайная публика, в том числе та, которая вычищала и вымывала радиоактивные отходы изо всех проблемных мест получая после работы в качестве защиты от радиации стакан водки.
Я знала некоторых из этих людей, наша соседка была из их числа, она приходила к нам в гости, приносила квашеную капусту, мы жарили картошку, пили чай, сидели на крыльце с лисёнком и колли и как-то очень хорошо и по тёплому разговаривали ни о чём. Патефон крутил пластинки с Эдит Пиаф и Марлен Дитрих, жизнь казалось безоблачной и бесконечной и отсутствие денег нас совершенно не волновало.
Почему-то, когда я вспоминаю о том времени, мне кажется, что там всегда было тепло и сухо. И всегда было солнышко, которое где-то там вверху прорывалось сквозь зонтик из сосновых веток и создавало вокруг невероятное и удивительное золотистое сияние...
Об этом периоде я уже немножко писала в http://sofya1444.livejournal.com/28018.html
---
Следующая встреча с радиацией произошла в связи с чернобыльской трагедией, случившейся в конце апреля 1985 года.
К тому времени мы уже 12 лет жили в Москве, право на прописку было нам предоставлено как востребованным в оборонной отрасли специалистам.
За два года до этого наш сын, достаточно способный юноша, круглый отличник где бы он ни учился, прошедший основательную медицинскую подготовку в медучилище при Академии мед.наук, поступил без конкурса в Первый мед. набрав пятнадцать баллов из пятнадцати.
В то время страна воевала в Афгане, бронь со всех была снята и тогда в лёгкую забирали в армию всех подряд и студентов тоже. Даже из институтов с военной кафедрой. В тот год на войну брали в основном москвичей.
Понятное дело, у меня, как и у любой матери, были тяжелые предчувствия и я, взяв зачётку сына и его диплом, отправилась в призывной пункт к начальнику. Я сказала ему, что обычно гибнут лучшие и попросила о помощи.
Комиссар оказался внимательным человеком, он выдернул дело моего сына их общей стопки и переложил на другую сторону стола. Лучше бы он этого не делал! Когда моему сыну пришла повестка, его отправили на Угрешку, а оттуда фельдшером под Гомель, в часть, находившуюся в его отдалённом районе на границе с Украиной. Недалеко от Чернобыля. На тот момент более спокойного места трудно было сыскать...
Через полтора года именно там и рвануло.
---
Спустя три дня после взрыва на майские праздники мы на своём раздолбанном желтом Запорожце отправились навестить сына и вживую посмотреть, что там происходит.
Сухая выгоревшая трава, пожелтевшие листья, совершенно нехарактерный для нашей зоны и для мая месяца горячий ветер, дороги, забитые военными машинами, на всех перекрёстках люди с радиометрами, проверяющие радиацию внутри машин и на колёсах. Посты помывки этих самых колёс. Общее ощущение тревоги и беды. Люди сосредоточены и молчаливы. Узнав о цели нашей поездки проезду не препятствовали, но при этом советовали всё-таки вернуться. (Вспоминая те времена вынуждена отметить, что сегодня сволочизма на дорогах и по жизни стало существенно больше).
Долго пообщаться с сыном нам не удалось. Мы передали ему продукты, а он одарил нас грибами, которые как-то неожиданно не по сезону появились вокруг. Я понимала, что они радиоактивны, но тем не менее привезла их домой, высушила и банка с ними простояла не кухонной полке до возвращения сына из армии. В каком-то смысле для меня это было проявлением солидарности: не имея возможности защитить своё дитя я пыталась хоть как-то разделить с ним свою судьбу.
Естественно я так высокопарно тогда не думала. Просто время от времени поднимала глаза, находила на верхней полке банку с теми самыми грибами и говорила себе: - Ну и пусть!
Сын прослужил в этой грёбаной части с её цезием и стронцием до ноябрьских, всё это время они собирали и жарили эти грёбаные грибы, вероятно солдатам попросту не хватало нормального питания. О существующей радиоактивной опасности им никто ничего не говорил. По большому счёту они о ней догадывались, но в силу свойственного молодым пофигизма не обращали на это внимание.
По возвращении из армии сын здоровьем похвастаться не может, он рано облысел и вообще как-то потух - куда подевались лёгкость и чистота, за пару лет до того не дававшие ему ни минуты покоя. Свет из его души ушел и осталась одна усталость.
---
Очередная моя встреча с проблемой радиации случилась в начале 90-х, когда мы уже проживали на хуторе.
Несмотря на то, что в стране всё производство встало, неподалеку от нас неожиданно и очень интенсивно начали строить участок дороги, которая вроде бы никуда не вела. Дорожники засыпали два глубочайших оврага и выкладывали дорогу дорогущими бетонными плитами. Всё это крайне настораживало, я стала расспрашивать, зачем строят, и мне кто-то сказал, что вроде бы очередной могильник собираются делать… Это было ужасно!
Тут на помощь пришел мой дорогой муж, он порылся в своей записной книжке и нашел телефон знакомого эколога, проживавшего в ближайшем городе. Эта тётенька оказалась очень даже в курсе дела и она сообщила, что действительно здесь намереваются построить могильник, для того и тянут дорогу, но согласования пока не закончены.
Тогда мой Виталий Анатольевич опять порылся в своей записной книжке и нашел телефон своего друга академика Тюрюканова, который на тот момент имел статус какого-то ельцинского консультанта. Тот к нам приехал, всё посмотрел в натуре и сделал невероятное: он организовал депутатский запрос на эту тему в Государственную Думу. После чего строительство бетонной дороги было моментально прекращено. Можно сказать повезло.
Впрочем нет худа без добра, дорога пригодилась, уже в этом веке её дотянули от крупного посёлка почти до нас и теперь по ней ездят самосвалы с песком ну и иногда я со своим молоком и творогом.
При моём копеечном бизнесе поселковый рынок с его павильонами для меня недоступен, поэтому я стою у края ведущей к нему дорожки в одном ряду с местными тётеньками, продающими укроп и огурцы со своих огородов.
Я их всех знаю и они знают меня и время от времени с кем-то из них у меня случается бартер, когда я им подешевле отдаю своё молоко, а они мне тоже подешевле отдают свои сливы и при этом каждая из нас очень довольна тем, что получила нужное по дешовке: халява - это всегда здорово!
---
Последний радиоактивный сюжет случился уже в этом веке лет десять назад. Вдруг ни с того ни с сего по плохо обустроенной дороге, той самой, о которой я писала, начали ходить машины со значком радиоактивной опасности. Обычно они проскакивали на Родон с его могильником по Углическому шоссе, а теперь, судя по всему, они изменили свой маршрут и стали ездить вкруговую: по Ярославке и затем - по той самой перемычке, соединяющей её с Углическим шоссе.
Мне было совершенно ясно, что это решение ошибочно по двум причинам: скверная дорога, на которой эти машины с опасным грузом могли навернуться и тогда заражения территории не избежать, и проезд этих машин по плотине, которая подпирала водохранилище ГАЭС. Это сооружение было пожалуй самым дорогим изделием доперестроечного и послеперестроечного периода. Оно единственное обеспечивало и обеспечивает поддержание нужных характеристик в электросети в европейской части страны. Если бы оно по какой-то причине встало, то с большой вероятностью пришлось бы отключать атомные электростанции, а это - тотальная катастрофа!
Понимая это, я попыталась обратиться к районному экологу. Эта жирная продажная тварь меня не услышала.
Тогда, хорошо подумав, я отправилась к директору электростанции, рассказала об этих радиоактивных машинах на плотине (он об этом не знал) и задала ему один вопрос: Что будет с его предприятием, если с плотины в воду нечаянно навернётся хотя бы одна из этих машин? Он сразу начал куда-то звонить, а я отправилась домой. С тех пор опасных машин на нашей дороге я не видела.
К чему я последние две истории поведала. Получается, что мы, простые рядовые люди, если будем бдительны, внимательны и ответственны, многое можем сделать, мы можем иногда отвести большую беду.
От нас, именно от нас многое зависит и мы не должны быть равнодушны НИКОГДА!