ВЕЛИКАЯ?.. БЕЗКРОВНАЯ?.. РУССКАЯ?..
Читать невозможно, сердце клешнит...
Взято у Сергея Фомина в
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/193146.html
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/192827.html
...Их травили как диких зверей, терзая и убивая без суда
На службе Престолу и Порядку.
......
«Расправа с фараонами». Открытка 1917 г.
Охота на людей
Однако не только арестами занимались те банды Керенского.
В воспоминаниях вполне сочувствовавшего перевороту секретаря графа Л.Н. Толстого Вал. Булгакова, оказавшегося в Петрограде 27 февраля, содержатся уникальные свидетельства очевидца:
«…Ночь с 27-го на 28-е число носила до известной степени решающий характер для судеб революции. В эту ночь, как передавали, происходило повсеместное избиение полицейских. Один из них был убит под нашими окнами».
Вот что вскоре рассказал ему студент-технолог, работавший в военной комиссии.
По его словам из 7000 городовых, числящихся в Петрограде, за дни революции убито было около половины.
Сторонники нового режима.
Трупы городовых и по сие время плавают в Обводном канале, куда их бросали. Особенно много избито полицейских в ночь с 27-го на 28-е февраля. В эту ночь была устроена “экспедиция” для борьбы со сторонниками старой власти, и он сам участвовал в этой экспедиции. Она тронулась на автомобилях из двора дома № 5 по Знаменской улице. Оттуда одних пулеметов вывезли не менее 100.
Все движение, по словам студента, организовали Александр Федорович Керенский и Николай Семенович Чхеидзе, - он так и говорил, полностью называя обоих революционных деятелей. И в голосе его слышалась прямо нежность, благодарная, преданная нежность, когда он говорил, Керенский и Чхеидзе, по выражению юного революционера, “направили в русло ярость толпы”».
(Ровно через девять лет, в 1926 г., один из этих канализаторов народной ярости - Чхеидзе - в парижской больнице для бедных располосует себе бритвой горло …)
Председатель Совета рабочих и солдатских депутатов Н.С. Чхеидзе приветствует прибывшие в Таврический дворец флотские части.
Накануне отъезда в Москву, в первые дни марта 1917 г., В. Булгаков зашел в парикмахерскую. «Брадобрей, услуживавший мне, мальчик лет 16-17, с веселой словоохотливостью поведал во время работы, что он ездил на одном из революционных автомобилей, когда избивали полицейских. Главный бой произошел на Гончарной улице. На их автомобиле было убито человек 13, тогда как они убили стражников человек 50.
- Я сам двух убил, - весело говорил мальчик. - И наобум не стрелял, а метился!..
[…] …Ужасно было и то, что рассказывал мальчик, и особенно эта наивная гордость его, как хорошим делом, участие в убийстве людей».
Вот несколько картинок с натуры:
27 февраля. «- Эй, фараоны! Конец вам! - кричали из толпы. […] Продолжали вспыхивать перестрелки. Люди впадали в истерику от возбуждения. Полиция отступала» (П. Сорокин. Дальняя дорога. Автобиография).
«Огонь по фараонам!»
Из дневника Д.В. Философова: «…На дворе шум. Подхожу к окну - группа солдат и штатских (рабочих) с ружьями. Один солдат, по-видимому, пьяный, выстрелил куда-то наверх. Оказывается, у нас во дворе живут двое городовых. Солдаты требуют их выдачи. До сих пор это длится. Все стоят. Изредка кричат ура!»
Дневниковая запись М.М. Пришвина за 28 февраля: «Две женщины идут с кочергами, на кочергах свинцовые шары - добивать приставов».
Вторая половина дня 28 февраля. «Чувствовалось, что положение сильно ухудшилось: улица, узнав о роспуске войск, хозяйничала уже непосредственно у Адмиралтейства. Слышались радостные крики “ура”, - пальба шла вовсю. Пули щелкали по крышам и по двору. Из ворот бросился ко мне с исказившимся от страха лицом какой-то человек […]
- Я - жандармский офицер из наряда… спасаюсь от толпы… они едва не растерзали меня… я спрятался к дворнику… он дал мне шапку и пальто… они сейчас ворвутся и прикончат меня… спасите…»
«С Лиговки валит толпа: масса солдат и черных фигур мальчишек и штатских. Ведут высокого жандарма в форме. К ним кидаются с Невского все, лезут к жандарму, стесняют движение толпы. Наконец, шествие останавливается. Крики. Вновь тронулись. Гляжу: позади жандарма поднимается винтовка и медленно, тяжело опускается прикладом на голову несчастной жертвы революции. Шапка слетает с жандарма. Рука с винтовкой замахивается и опускается еще раз. Жандарм останавливается, оглядывается, что-то говорит и, кажется, крестится. Его, видимо, готовы убить. “Зачем остановился? Зачем остановился? Иди!” - хочется крикнуть несчастному».
«Поворачиваю на Дворцовую площадь. Только что прошел арку Генерального Штаба, как снова - шествие. С площади ведут представителя ненавистного толпе племени “фараонов”: вот он идет - высокий, рыжеусый, тоже в черном пальто нараспашку, с расстегнутым воротником белой рубашки. Толпа бежит за ним и злорадствует. Один солдат забегает вперед и замахивается».
«В доме № 93 на Мойке взяли городового. Он не стрелял, а только квартировал здесь. Отряд матросов повел его в направлении к центру города.
- Не люблю фараонов! - сказала вслед девочка лет тринадцати, стоявшая у подъезда соседнего дома, где она, по-видимому, заменяла швейцара».
«…Все было тихо до вечера, - заносил в дневник в ночь с 27 на 28 февраля писатель А. М. Ремизов. - Около семи началась стрельба и продолжалась всю ночь и почти весь вчерашний день. […] Искали по чердакам этих городовых… Стреляли ребятишки, дурачась». И на следующий день (1 марта): «Всё городовых ловят».
В поисках скрывающихся сторонников Царского режима.
Из дневника ген. Ф.Я. Ростковского за 1 марта: «Вывешено объявление с фотографиями городовых и надписью: вот, кто пил нашу кровь…»
«Я вышел на улицу. На углу Эртелева и Бассейной я заметил большое кровавое пятно. Наш старый дворник Дмитрий Яковлевич Арефьев, видимо, содрогаясь внутренне, засыпал кровь песком… Кто ее пролил?»
…Шел Великий Пост. «Хвосты» (искусственно созданные очереди за хлебом) в Русской столице преобразились в народные гуляния.
Февральские «хвосты».
«Я был счастлив с этими толпами. Это была Пасха (! - С.Ф.) и веселый масленичный наивный рай», - так чувствовал утонченный эстет Виктор Шкловский. - Громили магазины, полицейские участки, трамваи. Особенно любили забавляться с “малиновыми” (городовыми), убивали, спуская под невский лед.
«“Гуляющие”, как бы играя, не только палили магазины, “спекулянтские” склады, суды, полицейские участки. Прямо на улицах, “во имя свободы”, они устраивали ритуальные сожжения “врагов народа”, выявленных сообща толпой, - их привязывали к железным кроватям, которые водружали на костер! А это можно рассматривать как подсознательную ретрансляцию архетипов языческой культуры, богатой на обряды “битья” неугодных идолов, сжигания, например, на масленицу, чучела уходящей зимы. Картину предания огню “символов старого порядка” они воспринимали не иначе, как буквальную иллюстрацию к распространенному клише - “жертва на алтарь революции”».
А заодно с символами убивали людей.
ПЕРЕВОРОТ В ПЕТРОГРАДЕ.
Зарисовки с натуры художника Ивана Алексеевича Владимiрова (1870-1947)
«Те зверства, - свидетельствовал генерал К.И. Глобачев, - которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали над своими жертвами большевики в своих чрезвычайках. Я говорю только о Петрограде, не упоминая уже о том, что, как всем уже теперь известно, творилось в Кронштадте».
«Этим зверям, - подтверждал полковник Ф.В. Винберг, - петербургское население в массах своих деятельно помогало: мальчишки, остервенелые революционные мегеры, разные буржуазного вида молодые люди, бежали вприпрыжку вокруг каждой охотящейся группы убийц и, подлаживаясь под “господ товарищей”, указывали им, где и в каком направлении следует искать последних скрывающихся полицейских».
Сожженный полицейский дом Московской части. Угол Загородного проспекта и улицы Гороховой.
«Оправданием» этих убийств, стимулировавших широкое участие в поисках переодетых полицейских народа, были пресловутые «пулеметы», якобы установленные на крышах домов.
Д.В. Философов в дни февральского переворота был вследствие болезни прикован к постели. Тем интереснее его дневник, в который он заносил все доносившиеся до него слухи от постоянно приходивших и звонивших к нему людей. На примере этих записей хорошо видно, как лживые слухи порождали психоз, выводивший за скобки всякий здравый смысл. Хорошо видно также, что размеры «пулеметного кошмара» увеличивались одновременно с упрочением власти захвативших ее заговорщиков.
(27.2.1917): «На Знаменской ул., д. 3, революционеры реквизировали склад пулеметов».
(28.2.1917): «На крыше нашего дома стал стрелять правительственный пулемет. […] Пулеметов на крышах много».
(1.3.1917): «Телефон от Игоря, говорит, что на Исаакиевской площади пулеметный кошмар. Стреляют с Исаакиевского собора и Мариинского дворца. Брат Сергей говорит, что у Нарвских ворот пулеметы тоже, по его сведениям, неистовствуют. Будто бы “десятки тысяч” народа гибнут. […] Теляковский [директор Императорских театров] арестован, потому что на крышах дирекции расставлены были пулеметы, так же, как на Аничковом дворце. В Аничковом дворце был обыск, нашли склад пулеметов и много городовых».
«Еще на Рождество после убийства Гришки говорили, что вся полиция вооружена пулеметами. […] Все эти пулеметы на крышах казенных зданий были заготовлены, очевидно, давно. Плохо информированные жандармы и полицейские продолжают геройски защищать старый режим, уже не существующий».
Разрушенное в результате пожара здание одного из полицейских участков в Петрограде.
Однако тщательное расследование, проведенное после переворота, ни к чему не привело. В начале апреля ЧСК, в надежде найти улики, обращалась к тем лицам, «которые в дни переворота обнаружили пулеметы на крышах и чердаках домов или задержали где-либо полицейских чинов вместе с пулеметами, явиться в возможно скорейшем времени для дачи свидетельских показаний» по адресу: Зимний Дворец, Советский [sic!] подъезд, на Дворцовой набережной. Устные заявления принимались ежедневно, вкючая и праздники, с 11 до 18 часов. При этом особо подчеркивалось: «Сведений, опирающихся лишь на слухи и неизвестные источники, просят не сообщать».
И действительно: басни были хороши для мемуаров, для обвинения реальных людей требовались еще факты. А их не было… Назначенный Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства специальный следователь В.О. Ювжик-Компанеец так ничего и не нашел.
Сгоревшее здание полицейского архива и сыскного отделения на Екатерининском канале.
Не было обнаружено ни одного заслуживающего доверия факта. «…Никаких следов этого заготовления не нашли, - писал о т.н. «протопоповских пулеметах» член ЧСК Ф.И. Родичев.
Позднее, уже в эмиграции, сами февралисты приписывали это «воображению возбужденных масс». В настоящее время исследователями это квалифицируется как «психоз».
Но жертвы у этого психоза были самые что ни на есть реальные…
Миф о пулеметах
Открытка 1917 г.
Многие преступления в эти дни списали на мифические пулеметы…
Вот несколько записей из дневника Д.В. Философова:
(28.2.1917): «На каланче Александро-Невской части стояли пулеметы, поэтому ее и подожгли. […] Стреляют в дома, где пулеметы».
(1.3.1917): «…Громили “Асторию”, из-за пулеметов. Ее подожгли».
(3.3.1917): «На Миллионной […] живет генерал граф Штакельберг. Он из своей квартиры сам стрелял из пулемета. Долго не могли догадаться, наконец нашли. Он защищался. Убил двух солдат. Его ранили. Он бежал на набережную. Прикончили его там».
Историк А.Б. Николаев установил: речь шла о начальнике военно-лечебных заведений 64-летнем генерале графе Г.-Э. Штакельберге:
http://www.rusk.ru/st.php?idar=105029
(6.3.1917): Во время заседания рабочей и солдатской Думы в Таврическом Дворце «встает какой-то солдат, с внеочередным заявлением. Они это любят делать. Говорит, что ему известно, что в Павловском училище склад пулеметов. Надо послать в училище отряд и перестрелять офицеров и юнкеров. […] Оказалось, что это учебные пулеметы. Тем дело и кончилось. […Но] могли действительно перестрелять».
Солдатские и матросские депутаты заседают в Таврическом дворце. На заднем плане хорошо видна рама от уничтоженного портрета Императора Николая II. Март 1917 г.
Известно также нападение наэлектризованной толпы на Мариинский театр, принявшей вентиляционные трубы за пулеметы. Насилу актеры смогли уговорить готовых к погрому прославленной Мариинки людей.
Дело с пулеметами, однако, не столь просто, если вспомним заявление, которое сделал 9 апреля арестованный градоначальник столицы ген. А.П. Балк товарищу прокурора Петроградского окружного суда П.Г. Костенко: «…В полиции пулеметов не было, по поводу пулеметов никто ничего мне не говорил и никаких сведений по этому вопросу, пока я был на свободе, до меня не доходило. Представить себе при каких обстоятельствах и по чьему приказанию чины полиции могли бы быть вооружены и обучены стрелять из пулеметов - я не могу. Не сомневаюсь, что подробное расследование выяснит, что этим занимались не перепуганные уже с 26 февраля чины полиции, а какая-либо организация, ничего общего с петроградской полицией не имеющая».
Для определения действительной принадлежности этой «пулеметной команды» весьма важен факт обстрела ею на Исаакиевской площади при переезде в Адмиралтейство штаба, оставшихся верными Государю Императору войск.
Сохранились сведения о возможном происхождении этих пулеметов. 27 февраля Государственная дума, получив донесение, обнаружила военный склад Запасного автобронедивизиона на Знаменской, найдя там хранившиеся в ящиках 97 новеньких пулеметов «максим» с лентами. На грузовых автомобилях пулеметы были вывезены, поступив «на вооружение боевых рабочих и солдатских дружин».
По свидетельству одного из видных деятелей Военной комиссии С.Д. Масловского, в Таврическом Дворце «несколько девушек-доброволок и студентов [были] приспособлены к снаряжению пулеметных лент».
Есть и другое, также весьма серьезное, свидетельство. Оно принадлежит начальнику генералу К.И. Глобачеву.
Начальник Петроградского охранного отделения генерал-майор Константин Иванович Глобачев (1870-1941).
Размышлял он об этом, уже будучи в эмиграции: «…Меня сильно заинтересовал вопрос, по ком в Петрограде стреляли, если почти никто не сопротивлялся, и особенно, кто стрелял из пулеметов. Например, проходя мимо Исаакиевского собора, я ясно слышал стрельбу из пулемета, как будто бы с купола этой церкви.
Через несколько дней я все восстановил в своей памяти и причина пулеметной стрельбы стала для меня совершенно ясной. За месяц до переворота, по имеющимся в Охранном отделении сведениям, на Путиловском заводе исчезло 300 пулеметов, совершенно готовых и упакованных в ящики для отправки на фронт. Несмотря на самые тщательные розыски, предпринятые Охранным отделением, найти их не представилось возможным.
Весьма понятно, что, когда город остался без полицейского обслуживания уже с 24 февраля, можно было расставить пулеметы где угодно совершенно безнаказанно, что и было сделано на тот случай, если бы войска упорно не переходили на сторону восставших […] и их нужно было бы понуждать к этому силой. […] Самая расстановка пулеметов на крышах, чердаках и колокольнях указывала, что они попали в руки людей, не умевших с ними обращаться. […] Кроме трескотни и шума, вреда от них никакого не было, так как стрельба с тех мест, где они были поставлены, не могла быть действительной.
Впоследствии, в первые дни после переворота, Керенский и его ближайшие сотрудники старались объяснить стрельбу из пулеметов тем, что пулеметы якобы были заранее расставлены по распоряжению Хабалова, Протопопова, Балка и моему и что из пулеметов якобы стреляла полиция, но такое обвинение никакой критики не выдерживало и ему пришлось от этой глупости отказаться, так как никаких доказательств он не собрал, а, кажется, наоборот были собраны все данные, что на первых порах стреляли из пулеметов рабочие. Керенскому нужно было пустить такое обвинение, чтобы как можно больше разжечь ненависть темных масс против старого порядка вообще и против полиции в частности».
Командующий войсками Петроградского военного округа (с 13.6.1916) генерал-лейтенант Чергей Семенович Хабалов (1858-1924). 24 февраля 1917 г. ему была передана вся полнота власти в столице Российской Империи.
Именно мифические «правительственные» пулеметы выставлялись как причины многочисленных убийств:
«…За выстрелы из чердака № 42 по Большому пр[оспекта], - вспоминал член Петросовета Ф.Л. Балбеко, - пара городовых сделали полет из 6-го этажа без парашютов».
«Переволакивавшие свои пулемета с чердака на чердак» городовые, по словам С. Мстиславского, «камнем падали сверху на тротуар, на фонари и тумбы».
Схваченному солдатами 1 марта в здании Удельного ведомства городовому «кто-то из толпы» «сумел» выколоть глаз.
Пойманного на чердаке одного из домов на Забалканском проспекте помощника пристава, который не прятался там, а якобы время от времени («как соберется несколько человек») постреливал из пулемета, рабочие схватили «за ноги и протащили пять этажей по лестнице и выбросили во дворе на помойку». Прибежавшей жене полицейского запретили забрать тело мужа, разъяснив: «…Собаке собачья смерть, пусть лежит тут».
О том, как оказывались на чердаках полицейские, хорошо видно из воспоминаний известного думца Н.В. Савича:
«Ночь на первое марта прошла тревожно. В нашем квартале, на углу Стремянной и Поварского, имелся участок, который был подожжен толпой. Там случайно оставался какой-то несчастный полицейский чин, боявшийся выйти на улицу в форме. Поэтому он пробрался через слуховое окно на крышу соседнего дома, где и старался спрятаться за трубами и карнизами, видимо, рассчитывая с наступлением темноты скрыться через какой-либо чердак. К несчастью, кто-то его заметил, поднял крик, собралась толпа, дала знать “революционным силам”.
Началась форменная охота на человека. Квартал оцепили, чердаки заняли, началась стрельба с крыш более высоких домов. Несчастный перебегал с дома на дом, стараясь скрыться, всюду его преследовали выстрелы. Он начал отвечать из маузера, преследователи вызвали броневики, всю ночь шла стрельба из ружей, прерываемая отвратительной пулеметной трескотней броневиков. К утру все стихло».
Эти розыски на чердаках прятавшихся там полицейских с последующим их убийством якобы за стрельбу из пулеметов были инспирированы хозяевами Таврического Дворца.
Приказом № 2 по городу Петрограду за подписью члена Временного комитета Государственной думы М.А. Караулова «дворникам и управляющим домами» предписывалось «внимательно обыскать все чердаки и крыши и проверить своих квартирантов». При этом ослушникам угрожали: «виновные в укрывательстве будут предаваться военному суду».
Михаил Александрович Караулов (1878-1917) - журналист и краевед, депутат Думы II и IV созывов, секретарь комиссии по обсуждению вопроса об участии Государственной думы в праздновании 300-летнего юбилея царствования Дома Романовых и комиссии по старообрядческим вопросам. Активный участник февральского переворота, член «штаба Керенского», входил в состав Временного комитетат Государственной думы.
1 марта он издал приказ о немедленном аресте всех чинов наружной и тайной полиции, а также Корпуса Жандармов.
Получив назначение комиссара Временного правительства в терской области, 8 марта выехал во Владикавказ. 27 марта Войсковым кругом избран атаманом Терского казачьего войска. Убит в поезде на станции Прохладная группой солдат. Тело атамана - под крики «ура!» -выволокли из вагона, сорвали одежду, размозжив прикладами голову.
В охоте на полицейских временщики нашли полную поддержку деятелей Петроградского совета.
«На крышах домов и в отдельных квартирах, - писал 28 февраля в воззвании к солдатам Петросовет, - засели остатки полиции, черносотенцев и других негодяев. Старайтесь везде их немедленно снимать мертвой пулей…»
Плакат художника Когоута, вышедший в 1917 г. в Москве тиражом в сорок тысяч экземпляров.
Буквально на следующий день в «Известиях» была напечатана целая серия статей, разъясняющая, как произвести «очистку» домов от полицейских, которые расстреливают «наших товарищей» с крыш и чердаков.
Вооруженные солдаты рыскали по улицам Петрограда в поисках городовых. Конвои для отлова полицейских непосредственно на дому направил «Комитет Политехнического института».
К сожалению, мы не знаем ни числа, ни имен всех жертв этих поисков. Потому назовем лишь некоторых:
28 февраля «был взят из квартиры толпой неизвестных людей, выведен во двор и убит» полицейский надзиратель 3-го участка Александро-Невской части М.З. Иванов.
В тот же день ворвались в квартиру городового Петергофского участка С.И. Полищука. Его арестовали, вывели на улицу и, без долгих разговоров, застрелили.
Тогда же дома арестовали околоточного надзирателя 4-го участка Московской части М.И. Лопатина. На улице схватившие его солдаты выстрелили в него и нанесли штыковой удар в живот, от которого тот вскоре в тяжких мучениях скончался в больнице.
Жертвы таких поисков (трупы трех жандармов со вспоротыми животами) видел 1 марта очевидец на углу Загородного проспекта около Технологического института.
«Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, - писал в своих воспоминаниях генерал К.И. Глобачев, - буквально раздирали на части: некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и жандармов не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы, а затем сваливали трупы в проруби.
Кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, тех безпощадно убивали. Одного, например, пристава привязали веревками к кушетке и вместе с нею живым сожгли. Пристава Новодеревенского участка, только что перенесшего тяжелую операцию удаления аппендицита, вытащили с постели и выбросили на улицу, где он сейчас же и умер».
Арест и конвоирование группой студентов переодетых городовых у Технологического института на Забалканском проспекте. Петроград. Март 1917 г.
«…Еще яростнее и настойчивее, - подчеркивал один из членов Военной комиссии ВКГД, - шла - по всему городу - охота за отдельными “врагами народа” - за городовиками [sic!], полицейскими, жандармами, офицерами».
«Их травили как диких зверей, терзая и убивая без суда», - вспоминал об «охоте за полицейскими» оказавшийся 27-28 февраля в Петрограде сотник граф П.М. Дунин-Раевский. И сообщает при этом (в записи от 28 февраля) другие небезынтересные сведения: «Дума издала приказ, чтобы все офицеры, находившиеся в столице, явились на регистрацию».
Продолжение следует.