(no subject)
У меня в ленте сегодня пару раз попался Нестеров нежно и отстраненно поющий сокращенный вариант "Рождественского романса". Я очень люблю рождественский цикл Бродского. В начале 90-х Р. принес домой маленькую книжечку "Рождественских стихов" с черно-белой репродукцией (не помню автора) на обложке. Мне казалось тогда, что "Рождественский романс" знают наизусть абсолютно все. В конце 80-х кто-то принес к нам домой касету Евгения Клячкина. "Рождественский романс" я первый раз услышала в его странном, нервном и резком исполнении, а "Письма к римскому другу" я до сих пор помню с его голоса. Так уж сложилось. Мне было 16 или 17 лет, а в этом возрасте все запоминается легко и прочно, и эти впечатления потом трудно перекрыть.
А еще примерно в то же время в Новом мире вышел "Доктор Живаго", журнальный вариант. Пара книжек к нам так и не дошла, и я остановилась где-то на середине. И потом уже, через несколько лет, перечитывая и дочитывая роман, прочла всю тетрадь стихов Юрия Живаго. И, конечно, "Рождественскую звезду".
Конечно дома был стихи и в редком библиографическом томе (коричневом с черным, с золотоым факсимиле на обложке - многие, наверняка, помнят) и в самиздате, и я слышала и раньше "Стояла зима, дул ветер из степи... Как гостья смотрела звезда Рождества". Конечно, я знала, что это Пастернак, даже знала что-то простое наизусть, читала "Алмазный мой венец", читала воспоминания Вознесенского, еще где-то и что-то, что было хоть как-то и когда-то издано - обыкновенная московская девочка, все как у всех.
Но вот потом, позже, я не смогла дочитать "Рождественскую звезду" спокойно до конца. Я даже помню, что меня накрыло на даче, я сидела на ступеньках крыльца и дочитывала роман к экзамену по русской литературе (сдавать надо было Немзеру). Не само Рождество, к которому я всю жизнь относилась со снисходительной иронией, унаследованной от предков, но та спокойная простота, с которой была рассказана эта знаменитая и ставшая за тысячу лет трюизом и общим культурологическим местом история, вот уже больше 20 лет волнует меня настолько, что я никогда не могу без слез дочитать это стихотворение до конца.
И все 23, благодаря "Рождественской звезде" появившиеся стихотворения цикла, подсвечены этой интонацией
"Все яблоки, все золотые шары..."
А еще примерно в то же время в Новом мире вышел "Доктор Живаго", журнальный вариант. Пара книжек к нам так и не дошла, и я остановилась где-то на середине. И потом уже, через несколько лет, перечитывая и дочитывая роман, прочла всю тетрадь стихов Юрия Живаго. И, конечно, "Рождественскую звезду".
Конечно дома был стихи и в редком библиографическом томе (коричневом с черным, с золотоым факсимиле на обложке - многие, наверняка, помнят) и в самиздате, и я слышала и раньше "Стояла зима, дул ветер из степи... Как гостья смотрела звезда Рождества". Конечно, я знала, что это Пастернак, даже знала что-то простое наизусть, читала "Алмазный мой венец", читала воспоминания Вознесенского, еще где-то и что-то, что было хоть как-то и когда-то издано - обыкновенная московская девочка, все как у всех.
Но вот потом, позже, я не смогла дочитать "Рождественскую звезду" спокойно до конца. Я даже помню, что меня накрыло на даче, я сидела на ступеньках крыльца и дочитывала роман к экзамену по русской литературе (сдавать надо было Немзеру). Не само Рождество, к которому я всю жизнь относилась со снисходительной иронией, унаследованной от предков, но та спокойная простота, с которой была рассказана эта знаменитая и ставшая за тысячу лет трюизом и общим культурологическим местом история, вот уже больше 20 лет волнует меня настолько, что я никогда не могу без слез дочитать это стихотворение до конца.
И все 23, благодаря "Рождественской звезде" появившиеся стихотворения цикла, подсвечены этой интонацией
"Все яблоки, все золотые шары..."