Стены парадной были отделаны, как говорят американцы в стиле тифани, ярко-синей и красно-бордовой плиткой с панно, на которых были изображены фрукты и хвосты павлинов. Мы поднялись на третий этаж, где у массивной резной деревянной двери ещё сохранился след от бронзовой таблички с именем владельца, и тут, глядя на него, меня зацепили воспоминания, как в этой огромной на весь этаж квартире, с высоченными, украшенными лепниной в виде купидончиков потолками; с раздвижными французскими дверьми и паркетными полами, инкрустированными кусочками янтаря и перламутра; с окнами в виде замочных скважин и овалов; портьерами и абажурами были накрыты свадебные столы с самой вкусной в мире латышской едой: с фаршированными поросятами, лососем, миногами, бутами, колбасами, гусями с яблоками и еще блюда со всякой вкуснятиной. [Spoiler (click to open)] И мы, голодные студенты, на свадьбе Марика и Милы наелись так, что никто из нас не то что танцевать, встать не мог из-за стола от обжорства. Артурс, как будто прочитал мои мысли и начал говорить, посмеиваясь:
- А помнишь , как мы здесь отмечали свадьбу Марика и Милы, было столько много вкусной еды, и я так объелся, что шел домой ночью через сквер от дерева к дереву. Обниму одно дерево, постою, потом иду к другому, живот прямо свисал до коленей! Ха-ха-ха!
Дверь квартиры открылась, и на пороге возник сам её хозяин, Марк Иосифович Луганский, такой же круглый и веселый, как и тридцать лет тому назад, только не рыжий, а совсем седой.
- Здравствуйте, мои дорогие! Однако, где это вы успели встретиться?! Заходите. Как видите, ничего не изменилось, - произнес Марк, видя, как я оглядываюсь вокруг. - Вся эта мебель, люстры и портьеры были ещё до моего рождения!
- Да, только книг и картин прибавилось на стенах, - ненароком подбросил комплимент своему другу Артурс, зная его страсть к коллекционированию предметов искусства.
Мы вошли в столовую комнату, где в лучших традициях Иглидис-Луганских был накрыт стол с накрахмаленной скатертью, фамильным серебром и хрусталём, уставленный разносолами домашнего приготовления. Далее на диване в гостиной пристроилась пожилая дама с удивительно знакомым лицом, державшая на коленях семейный фотоальбом в кожаном переплёте с латунными застёжками. При звуке моих шагов она подняла голову и медленно по-английски произнесла:
- Здравствуйте, а я вас помню, вы были подругой невесты на свадьбе Марка, племянника моего покойного мужа! Смею напомнить, меня зовут Бригитта.
Ну, конечно, это же знаменитая латышская тётушка Марика, которая приехала с его дядей на свадьбу из Австралии. Представьте себе, мой ужас, советской студентки перед живыми австралийцами! Да, да, там ещё была потрясающая романтическая история! В конце пятидесятых - в начале шестидесятых годов минувшего века несколько тысяч латышских семей, поверив пропаганде эмиссаров из СССР, вернулись в Латвию из Канады, США и Австралии. Среди них находилась и семья Бригитты, причем сама девушка была уже помолвлена, и её жених провожал корабль, увозивший семью Бригитты, на своей океанской яхте несколько дней. Большинство из этих репатриантов очень скоро пожалели о своем возвращении на родину. Многие сохранили иностранные паспорта, и уже в середине семидесятых годов, когда началась эмиграция из СССР, смогли вернуться обратно. Дядя Марка женился на Бригитте, и они уплыли в Австралию, но на этом история любви не закончилась. Австралийский жених так и не создал семью, заболел и умер, завещав Бригитте всё свое состояние, не задолго до её возвращения с мужем в Сидней. Меня тогда поразила эта почти сказочная и совсем невероятная история. Это как же надо было любить свою семью и Латвию, чтобы навсегда расстаться с горячо и взаимно любимым человеком!
- Присаживайтесь, дорогая, Людмила заканчивает своё колдовство на кухне, - обратилась ко мне пожилая дама,- а я вам покажу старые фотографии и немного посплетничаю о членах нашей семью, а то умру и никто больше не поведает о людях, которых уже нет на этом свете.
Бригитта раскрыла альбом и на меня посмотрели молодые лица парней, стоящих группой.
- Вот этот в центре импозантный молодой человек в шляпе, надвинутой прямо на глаза, старший брат моего покойного мужа и отец Марка, Иосиф Луганский. Фотография сделана в Болонье, Италии, на фашистском митинге в 1922 году, - прочитала Бригитта надпись на обратной стороне слегка пожелтевшей фотографии.- Дело в том, что евреи не могли получить высшее образование в буржуазной Латвии, и они учились, в основном, в европейских университетах. Так, Иосиф набирался знаний на медицинском факультете Болонского университета, как раз с 1922 по 1928 год. Я хорошо помню, как он рассказывал, что Италия просто бурлила. Каждый день проходили митинги, где, конечно, принимали участие студенты, иногда бывали перестрелки с полицией. На коммунистических митингах кормили и давали хлеб, время-то было голодное; на фашистских поили вином, пивом и танцевали с девушками. Зачастую митинги различных партий проходили на одной площади, и группы молодёжи переходили от одной митингующей компании к другой, а после окончания манифестаций они либо дрались, либо играли в футбол. Да, хорошим был человеком, Иосиф Луганский, его руки хирурга и благодарные больные спасали нас не раз от репрессий различных властей в то непростое время,- сделала паузу Бригитта и перевернула страницу альбома.
- А вот свадебное фото родителей Марка, это весна 1946 года. Илгидисов, по всем признакам, тогда могли сослать в Сибирь, но тут с фронта вернулся Иосиф Луганский и своими полковничьими звёздами ослепил рыжеволосую красавицу Илгу. - Бригитта показывала мне на лица многочисленных родственников, играючи повествуя неизвестную для меня историю Европы и Австралии, которая обычно оставалась “за кадром” советских учебников.
- Ой, посмотри какое море кружев! Интересно, что это за такой симпатичный младенец! Ба, да это же Марк в возрасте трёх месяцев на руках у своей мамы. Он родился спустя тринадцать лет после свадьбы своих родителей, когда его матери было сорок, а отцу 58 лет. Так что этот мальчик оказался последней надеждой своей семьи! Можно сказать вымоленным чудом!
Слушая эту леди, я вдруг почувствовала себя соучастницей тех далёких событий. Можно прочитать сотни книг и документов, включая фотографии и документальные кадры, но остаться просто зрителем, и только общение с живыми очевидцами прокладывает личную эмоциональную дорогу к пониманию того, что происходило на самом деле. Эмоции и тело не умеют лгать, и лишь разум, реализуя себя на бумаге, способен создать любую ложь.