ЖУРНАЛ РЫСИ И НЭТА. ПОСТ 7. Ч. 1. АННА. НАЧАЛО.
Фото Игоря Бушнева
Пост 7
Под знаком белой волчицы
8 июня 2006 г.
Вероника Бертье
Текст к публикации в журнале подготовлен Нэтом.
Смертельная болезнь всегда разделяет мир на до и после.
Сильные чаще всего скрывают её от окружающих, стараются завершить земные дела и борются за жизнь, используя все достижения традиционной и народной медицины.
Слабые же или «бедняжки» обычно перекладывают тяготы болезни на своих близких, высасывая из них жизненные соки, откровенно издеваясь и внедряя в сознание родных чувство вины за то, что они здоровы.
И те и другие обречены, потому что только безумные или фанатики верят в победу над фатальной хворью!
Лишь изменив свою сущность, свой уникальный код, полученный при рождении, можно обмануть «пеленгатор смерти».
Как это сделать?!
[Spoiler (click to open)]
Первое: надо погрузиться в своё бессмертие, думать об этом, вспомнить и пройти заново всю свою жизнь, вытащив через внутренний космос, сны, семейные истории, предания и знания, копившиеся в роду тысячелетиями и информационно хранящиеся на генетическом уровне.
Как говорят поэты и философы, надо вывернуться наизнанку.
Генетическая информация - это язык, который мы разучились понимать. И если я обладаю уникальной генетической меткой, значит, мой род хранит древнее знание.
Я начала вспоминать, и эти «грёзы» подтолкнули моего мужа, доктора Анри Бертье, к одному из самых безумных научных экспериментов, а мой ближайший друг нейрокомпьютер Нэт заботливо собрал их вместе в некие записки, получившие название «Под знаком белой волчицы», именно их я и предлагаю вашему вниманию с целью более глубокого понимания происходящего сейчас в заповеднике и описываемого в настоящем полевом журнале.
Анна
Вьюга стучала бедой в окна и угрожающе нависла над домом, где на скамеечке у открытой дверцы изразцовой печи сидела женщина, прижимая крылом пухового платка к себе девочку, и рассказывала ей сказку.
Женщину звали Анна Климентьевна, в её зеленоватых глазах и рыжеватых прядях волос плясали маленькие огненные саламандры - она как будто вытягивала их из пламени, стараясь что-то рассмотреть в огненной пляске. Вся её поза: наклон головы, прямая спина, сжатые маленькие руки - выдавали необычайное напряжение и тревогу. Ноги её, обутые в мягкие, короткие, из овечьей шерсти валенки, стояли на листе железа, защищающего пол от периодически выстреливающих из печки искр и угольков. На коленях женщины лежала голова ребёнка лет девяти - её внучки Вероники. Волосы девочки, лунного цвета, были заплетены в две косы, а в глазах цвета болотной ряски, таких же как у бабушки, плясали отблески пламени.
Женщина механическим голосом произносила слова сказки, но никто их не слушал. Внучка и бабушка прижались друг к другу и вслушивались в иные звуки - в те, что приносил ночной странник-ветер. Они ждали, молились и надеялись на чудо, стараясь не показывать тревогу, свернувшуюся кошкой у огня и коготком скребущую их сердца.
Пётр Дмитриевич, муж Анны Тимофеевны и дед Вероники, ещё утром ушёл на лыжах в лес за ёлкой для внучки к Новому году. Пушистую красавицу он присмотрел заранее; росла она недалеко от урочища Замостье, на берегу речки Брагинки - притока Днепра. Взял с собой, как обычно, ружьё, патронташ, санки и немецкую овчарку Лялю. Лес он знал хорошо, рос вместе с ним, любил и понимал его. Вернуться должен был засветло, но началась пурга.
Сначала было белое облачко, потом небо заволокло тучами и, словно сквозь прореху в мешке, посыпались белые хлопья. Снег падал отвесной стеной, как занавес.
Анна Климентьевна знала, что вьюгу разумно было переждать где-нибудь у городища или под елью, поэтому он, наверное, и задерживался. Но тревога в груди нарастала, наваливалась на плечи и настойчиво толкала в путь.
«Что-то случилось!» - крутилось у неё в голове. Была Анна женщиной миниатюрной, но сильной и смелой. Никто никогда не видел, чтобы она плакала.
Наконец-то так же внезапно, как и начался, снег перестал, а завывания, скорее всего, ветра всё чётче стали напоминать лай волка или большой собаки.
- Ника, милая, ты ведь смелая девочка, посиди тихонько одна, я прошу тебя. Мне надо пойти проверить, что это за шум, как будто собака лает. Может, дедушка с Лялей вернулись, а попасть в дом из-за сугробов не могут. Надо снег до калитки расчистить и открыть её, - успокаивающе сказала Анна Климентьевна, накинула платок на плечи девочки, встала и отправилась к двери.
Работы женщина не боялась никакой и, быстро двигая лопатой, расчистила от снега проход до калитки, уже точно зная, что это лает овчарка и что вернулась она одна.
Собака ткнулась мордой ей в тулуп, а потом, схватив зубами за рукав, потянула в ночь.
- Ты одна вернулась - вижу: скулишь. Раз в лес тянешь, значит, жив Пётр, за помощью пришла. Подожди: надо санки взять, упряжь, ружьё, к соседу сходить, позвать его с собой в лес, а то моих силёнок может не хватить. Пошли, пошли в дом, покормлю тебя, умница ты моя, - разговаривала Анна с собакой ласково и спокойно.
Ляля, точнее Ляля вторая, была потомком немецкой овчарки, что привёз Пётр Дмитриевич из Германии осенью сорок пятого. Ляля первая была его фронтовым другом и спасителем. Собака была похожа на свою немецкую бабку как две капли воды: высокая, сильная, умная, чёрная, почти без рыжих подпалин и очень преданная хозяину. Жертвенность и любовь передались ей по наследству.
Женщина и собака вернулись в дом. Анна Климентьевна сбросила тулуп, взяла ухват и достала из печи чугун со щами. Чугун казался таким огромным, а хозяйка такой хрупкой, что могла без всяких проблем спрятаться в нём. Откуда женщины её поколения брали эти силу духа и спокойствие, одному Богу было известно. Вытащив из чугуна внушительную кость с мясом, она положила её в миску и поставила перед собакой.
Ляля сидела спокойно и неподвижно, не проявляя никаких признаков нетерпения или голода. Выдержка и порода - превыше всего!
- Ешь, ешь, можно, ты заслужила, да и впереди у тебя трудная ночь, - отдала команду Анна и побежала в другую комнату посмотреть внучку. Девочка спала на кровати, накрывшись пуховым платком и обнимая кошку. Огонь догорал в грубке, наполняя пространство уютом и покоем, разгоняя боль и тревогу. Кошачьи глаза засветились.
- Маруся, остаёшься за старшую, Ника должна спать до моего возвращения. Мы к утру вернёмся, - тихо наставляла кошку Анна.
Хозяйка собрала в вещевой мешок хлеб, верёвку, фляжку с водочной настойкой, походный самовар, топорик, мешочки с травами, фонарик, сняла со стены пахнущую кожами упряжь и надела её на собаку. Эту упряжь сшил сам Пётр Дмитриевич, когда Нике и Ляле было по году. Овчарку запрягали в санки и катали девочку. Так и росли они вместе, как сёстры. Собака стала для девочки заботливой няней и верным другом.
Анна открыла из избы дверь, выпустила собаку, выставила санки, взяла лыжи и вышла в зимнюю ночь.
Сугробы выгибали спину, как кошка. Небо тревожно нависло над деревней.
Женщина ходила на лыжах с детства, могла стрелять из охотничьего ружья, много знала про зверьё разное. Односельчане её побаивались и слушались во всём, и не только потому что скот домашний лечила, но и потому что умела с животными разговаривать.
Судачили, что как-то по молодости украл сосед у её отца кобылу вороную со звёздочкой во лбу. Очень привязан старик был к лошади, жеребёнком её выхаживал, в дом брал, самый вкусный кусок нёс всегда любимице своей, а когда обнаружил, что украли, то плакал горько-горько и беспомощно, как дитя.
На следующий день после кражи Анну видели в лесу с белой волчицей, а ночью волки тёлочку у соседа задрали, потом на другой день корову его от стада они же отбили. Других коров не тронули, а его увели.
После этого пришёл сосед к Анютиному отцу в дом, стал на колени, повинился, что это он вороную украл и продал, и деньги все от продажи до копеечки отдал. С того случая за Анной и закрепилась слава ведуньи, а она только смеялась и отвечала на это:
- Странные вы люди: у леса живёте, а разговаривать со зверьём и понимать его не можете. Хотя чему удивляться, вы и друг с другом-то не очень ладите.
Женщина и собака с санками добрались до ближайшего дома и постучали. Окно засветилось, щёлкнула щеколда, дверь открылась:
- Ты, соседка? Случилось что? Заходи в хату, - раздался сонный, хриплый мужской голос, и крепкий седой мужчина пропустил Анну Климентьевну в дом.
- Здравствуй, сосед! Прости, что разбудила: беда у меня! Пётр из лесу не вернулся - собака одна пришла. Помощь твоя нужна, боюсь, что не вытащу я одна мужика своего, снега много. Идти надо сейчас, пока вьюга не началась опять, да и замёрзнуть он к утру может.
- Хорошо, оденусь сейчас и соберусь. Может, ещё мужиков возьмём с собой? Ночь ведь на дворе, волки могут напасть.
- Спешить надо, время дороже. А волков не бойся, ты же знаешь: они нас не тронут.
- Как скажешь, соседка, как скажешь… С тобой не соглашаться - себе дороже.
- А ещё жене своей передай, что внучка у меня дома одна, мало ли.
- Не волнуйся за девочку, моя за ней присмотрит.
- Спасибо тебе, Павел, храни тебя Господи!
Овчарка уверенно бежала впереди, прокладывая санями лыжню для Павла и Анны. Ёлки искрились в лунном свете, звёзды звенели тишиной, а снег скрипел под лыжами этих смелых и сильных людей.
Продолжение следует.