3.5. Преступления японского милитаризма
Советские войска на Дальнем Востоке. Везде их встречали как освободителей
3.5. Преступления японского милитаризма
Для национальной культуры японцев было издревле характерно самовосприятие как исключительной, а своих государства и народа - как «избранных». В условиях первой половины XX века, когда постоянно возрастали имперские амбиции, а в мире получили распространение расовые теории, культурно-идеологические установки японцев как исключительной, избранной нации попали на благоприятную почву. Не случайно союзником милитаристской Японии стала фашистская Германия: важными оказались не только близость геополитических и стратегических интересов, но и идеи исключительности и национального превосходства. Лидерам Японии льстило, что гитлеровцы называли японцев «арийцами Дальнего Востока», то есть высшей расой Азии (86).
Именно эти расистские и гегемонистские установки руководителей Японии явились основой пренебрежения международными правовыми нормами, перешедшего в преступления против человечества. Вступление советских войск на оккупированные японцами обширные территории Дальнего Востока, включая Маньчжурию, Северный Китай и Корею, позволило раскрыть множество таких преступлений: от подготовки бактериологической войны до фактически поголовного уничтожения военнопленных. В мае 1946 г. в Токио состоялся Международный трибунал по рассмотрению дел японских военных преступников. Подсудимые обвинялись в нарушении международного права, договоров и обязательств, законов и обычаев войны. Так, на захваченной китайской территории в 20 км от Харбина в течение десяти лет действовал секретный исследовательский центр Квантунской армии, разрабатывавший бактериологическое оружие массового уничтожения, которое собирались использовать в войне против СССР. Эксперименты проводились на живых людях, включая женщин и детей (87).
В ходе процесса выяснились чудовищные подробности расправ, которые устраивались в японской армии над пленными: «людей обезглавливали, четвертовали, обливали бензином и сжигали живыми; военнопленным вспарывали животы, вырывали печень и съедали ее, что являлось якобы проявлением особого самурайского духа» (88). Секретная директива японского командования от 1 августа 1944 г. требовала тотального уничтожения всех пленных, попавших в японские застенки. «Неважно, как будет происходить ликвидация: индивидуально или группами, - говорилось в ней, - неважно, какие методы будут использоваться: взрывчатка, отравляющие газы, яды, усыпляющие препараты, обезглавливание или что-либо еще - в любом случае цель состоит в том, чтобы ни одному не удалось спастись. Уничтожены должны быть все, и не должно остаться никаких следов» (89).
Огромную угрозу для СССР и народов Китая, Кореи и др. представляла подготовка Японии к бактериологической войне, начатая с 1937 г. после распоряжения императора Хирохито о создании специального «отряда 731» для ведения работ по подготовке бактериологического оружия. Основные объекты отряда были размещены в Маньчжурской деревне Пинфань недалеко от Харбина, филиалы - в ряде других мест. Трехтысячный отряд военнослужащих выращивал возбудителей чумы, холеры, сибирской язвы, тифа, сапа, оспы, столбняка, энцефалита, проказы, сифилиса и других опаснейших для жизни человека болезней. Целью было их использование в войне против СССР, Китая, МНР и других стран. Испытания проводились на живых людях, а подопытными японских военных преступников являлись китайцы, корейцы, монголы, русские, а с началом войны с США - пленные американцы. От таких «медицинских опытов за годы разработок погибло более 3 тыс. человек (китайцев, монголов, корейцев, русских, американцев) (90). Были созданы особые керамические бомбы, позволявшие доставлять на территорию врага бактерии, зараженных клещей, блох и т. д. В 1940 году биологические атаки были проведены против китайских войск, устраивались биологические диверсии и против СССР. Существуют мнения медиков о том, что энцефалитный клещ получил распространение в Сибири после 1939 г., когда японцы совершили «экспериментальную атаку» на советскую территорию, причем в последующие десятилетия он распространился по всей территории СССР, вплоть до его центрально-европейских территорий.
Для применения бактериологического оружия против СССР на засекреченных географических картах обозначались все объекты, подлежавшие заражению, в том числе среди первых таких объектов советские города Хабаровск, Чита, Уссурийск, Благовещенск. В мае 1945 г. было отдано распоряжение «об увеличении производства» ввиду неизбежности войны с СССР и была дана установка на переход от экспериментов к бактериологической войне на практике в период начала войны. В случае применения бактериологического оружия от него могли погибнуть сотни тысяч, а может быть и миллионы солдат союзников и мирных жителей.
Фактически, стремительное наступление Красной Армии лишило японцев возможности применить бактериологическое оружие и спасло союзников от ответного «асимметричного» удара на ядерное нападение США на японские города. Если бы СССР не вступил в войну, японцы готовы были применить это оружие против США, Англии и других государств. Они накопили огромные запасы бактериальной массы - вирусов возбудителей смертельных заболеваний. Наступление советских частей на Маньчжурию вынудило японских «экспериментаторов» спасаться бегством, но перед этим заметать следы преступлений, чтобы уйти от заслуженного наказания. Руководитель отряда бактериологов генерал Сиро Исии отдал приказ об уничтожении людей и всех материалов, которые могли бы способствовать разоблачению преступлений японской военщины против человечности. Большинство сотрудников секретной лаборатории покончили с собой. Позднее советской стороной были представлены Токийскому судебному процессу над японскими военными преступниками документы о деятельности «отряда 731», однако американская сторона (сама в тот момент активно разрабатывавшая и собиравшаяся использовать в военных целях аналогичное оружие) постаралась замять дело, покрывая японских бактериологов в своих интересах в условиях уже развернутой «холодной войны».
Факты зверств японской военщины на оккупированных территориях, становилось известным советским войскам уже в ходе наступления, влияя на общее восприятие и оценку японцев как противника.
Не случайно, во многих источниках упоминается ненависть местного населения к недавним оккупантам. Командовавший воздушным десантом на г. Гирин Д.А. Крутских вспоминал: «Несмотря на то, что на каждого нашего десантника приходилось около сотни японцев, вели они себя в плену смирно - просто боялись выходить на улицу, слишком уж велика была ненависть к ним китайского народа. Китайцы большими толпами неоднократно приходили в нашу комендатуру и просили выдать японцев для расправы, но мы самосудов не допускали» (91). Другой ветеран, войсковой разведчик Василий Иванов подтверждает, что многие японцы спаслись именно благодаря плену: «Попади они тогда в руки китайцев, те бы их просто растерзали за все бесчисленные преступления, которые самураи совершили на китайской земле в годы оккупации. В августе 45-го многие китайцы требовали выдать им японских военнопленных для справедливого возмездия - но у нас был приказ не допускать самосудов» (92).
О защите от местного населения просили и сами японцы: «По пути разоружили 4 японских дивизии - в общей сложности до 60 тысяч солдат и офицеров, - рассказывал пулеметчик, комсорг полка Анатолий Шилов. - Самураи просили, даже умоляли, об одном: обязательно оставлять во главе охраны советского представителя - иначе китайцы могли их просто перебить в отместку за то, что они натворили здесь за годы оккупации. То есть японские военнопленные нуждались не столько в охране, сколько в защите от местного населения. Поначалу мы оставляли офицеров, потом - сержантов, а под конец уже просто солдат - так много было пленных» (93). И добавлял в завершение: «Не знаю, как у других, а у меня никакого сочувствия к японцам тогда не было - ничего, кроме ненависти. А что вы хотите? Мы враждовали с ними с начала века, у меня брат воевал на Халхин-Голе, командиром танкового батальона, за что нам было их жалеть? Потом ненависть, конечно, ушла...» (94)
Немалые жертвы понес и сам японский народ. В Маньчжурии огромные колонии японских поселенцев, повинные в притеснениях местных жителей, узнав о наступлении Красной Армии, пытались бежать в горы. Страшась возмездия за свое подчас преступное обращение с коренными жителями, многие покончили жизнь самоубийством. Японская пропаганда распространяла мифы о том, что Красная Армия якобы хочет уничтожить всех японцев, включая мирное население. Японские военные угоняли японских колонистов, являвшихся резервистами японской армии, заставляя матерей убивать своих детей. Имели место и массовые убийства японскими солдатами детей и женщин японских колонистов.
Подлинную картину того времени помогают восстановить архивные документы и воспоминания советских военачальников - участников Маньчжурской стратегической наступательной операции 1945 г. (95) Например, в одном из политдонесений 39-й армии Забайкальского фронта середины августа 1945 г. о поведении японцев в районах боевых действий сообщалось: «При приближении Красной Армии японцы не только угоняют японское население, но и заставляют матерей убивать своих детей. Японка Ямамото Харуко, жена чиновника городского управления по снабжению населения города Фуцзин продовольствием и промтоварами, на допросе показала: “9 августа над городом Фуцзин появились самолеты неяпонского типа. Сначала многие думали, что это самолеты английского или американского происхождения, но затем убедились, что это советские самолеты. Японцы, главным образом женщины, побросав вещи, ушли в направлении Цзямусы. Многие японки дорогой душили и убивали детей, а трупы сбрасывали в реку. Я с двумя детьми - с годовалым и пятилетним - шла с группой японцев и японок. Мне тоже предложили убить детей, но я отказалась это сделать...” Другая допрошенная японка, Мацуда Йото, убила своего семилетнего сына. Так японские фанатики заставляют своих женщин убивать детей» (96).
А вот свидетельство дважды Героя Советского Союза генерала армии А.П. Белобородова, командовавшего в августе 1945 г. 1-й Краснознаменной армией 1-го Дальневосточного фронта. В своих мемуарах он приводит документально подтвержденное содержание допросов пленных генералов, входивших в состав командования 5-й японской армии, которые признавали факт уничтожения японского гражданского населения военнослужащими этой армии. «Японским генералам, - пишет А.П. Белобородов, - было зачитано одно из политдонесений политотдела 365-й стрелковой дивизии. В нем сообщалось, что части дивизии, совершая марш к городу Линькоу, обнаружили в пути две группы убитых японских женщин и детей... На железнодорожном переезде стояли грузовые машины. В кузовах в одинаковых позах сидели, поджав ноги, или лежали, опрокинувшись, женщины и дети, головы в белых, видимо ритуальных, повязках... Другая группа была найдена на шоссе в районе станции Дидаохэ. Всего в обеих группах насчитывалось более 400 женщин и детей. Захваченные неподалеку от этих мест пленные показали на допросе: убийства совершены японскими солдатами и офицерами: взять с собой в сопки женщин и детей они не могли и... убивали женщин и детей с их согласия...» (97). Выслушав текст переведенного донесения, командующий 5-й японской армией генерал Н. Симидзу цинично заявил, что «каждый народ живет и умирает по своим законам» (98). Подобное же отношение в японской армии было и к своим больным и раненым солдатам. По признанию начальника медицинской службы армии генерала Сато, неспособных передвигаться самостоятельно раненых бросали истекать кровью (99). Последующее расследование показало, что злодеяние, совершенное 12-13 августа в районе города Линькоу и станции Дидаохэ против японских женщин и детей было делом рук роты смертников 135-й пехотной дивизии той же 5-й армии (100).
Варварское отношение к собственному гражданскому населению, в том числе детям, женщинам, а также к больным и раненым, было лишь заключительным актом в многолетней трагедии агрессивной войны японской военщины в Азии. Бесчеловечные способы ведения войны носили всеобщий характер. Японские милитаристы стремились «подавить волю народов к борьбе, совершая зверства невероятной жестокости как по характеру, так и по масштабам», что было составной частью агрессивной политики. Японские военные преступники виновны в массовой резне в китайском городе Нанкине, где они уничтожили каждого пятого из миллионного населения. В районе города Цзямусы японцы уничтожили 85 тыс. китайских крестьян вместе с их семьями (101). Японцы осуществляли карательные операции на Филиппинах, в ходе которых погибло свыше 130 тыс. мирных граждан (102). Известно множество других преступлений японской военщины, которые были вскрыты на Токийском (3.5.1946 г. - 12.11.1948 г.) и Хабаровском (25 по 30 декабря 1949 г.) процессах, унесшие сотни тысяч жизней невинных людей (бесчеловечное обращение с военнопленными, нещадная эксплуатация заключенных из «рабочих батальонов» из разных стран, приводившая к повальной смертности; повсеместные массовые расстрелы заложников за любые действия, которые японской администрации казались попыткой «причинить вред» японцам - военным или гражданским (103)). Японские варвары повинны в полном разрушении десятков городов, многих сотен деревень, в массовых насилиях и издевательствах над беззащитными женщинами, стариками, детьми в оккупированных ими странах.
В приговоре Токийского военного трибунала над японскими военными преступниками сказано, что политика руководства Японии была направлена на проведение агрессивных войн. Вместе с руководством фашистской Германии и Италии японские милитаристы стремились к мировому господству, порабощению народов Китая, СССР, США, Великобритании и других стран. Японский милитаризм был виновен в проведении массового зверского уничтожения как военнопленных, так и мирного населения на оккупированных территориях.
Существенное место в приговоре было отведено японской агрессии против СССР. В нем было отмечено, что агрессивная война против СССР предусматривалась и планировалась Японией в течение периода 1928-1945 гг. и была одним из основных элементов японской национальной политики. Целью ее был захват территории СССР на Дальнем Востоке, и Япония не была искренней при заключении пакта о нейтралитете с СССР (13 апреля 1941 г.), используя его как ширму для оказания помощи Германии и для подготовки нападения на СССР. Агрессивная война, военные преступления и преступления против человечности признавались тягчайшими международными преступлениями. Токийский процесс наряду с Нюрнбергским процессом имел принципиальное значение для утверждения принципов и норм международного права, согласно смыслу которых осуждение военных преступников - предостережение всем агрессорам.
Хабаровский процесс стал продолжением Токийского и был проведен над группой бывших японских военных, обвинявшихся в подготовке и применении бактериологического оружия. Целью было массовое истребление войск и мирного населения ряда других государств накануне и в годы Второй мировой войны.
Оба процесса не утратили своего значения, особенно в контексте возрождения в современной Японии тех же опасных для мирового сообщества тенденций, которые привели её правителей и военачальников на скамью подсудимых.
______________________________________________________________________
86. Цит. по: Кривель А.М. Это было на Хингане. С.137.
87. Там же. С. 67-76.
88. Кривель А.М. Слышишь, Халхин-Гол! С. 178.
89. Там же.
90. Материалы судебного процесса по делу бывших военнослужащих японской армии, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия. М., 1950. С. 425.
91. Советско-японские войны 1937-1945 годов. С. 298.
92. Там же. С. 316-317.
93. Там же. С. 345.
94 . Там же.
95. См.: Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. М., 1982; Людников И.И. Через Большой Хинган. М., 1967; Плиев И.А. Через Гоби и Хинган. М., 1965; Чистяков И.М. Служим Отчизне. М., 1985; и др.
96. Цит. по: Зимонин В.П. «Зверства» в Маньчжурии: вымысел и правда // Красная звезда. 2010. 6 сентября.
97. Цит. по: Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. С. 167.
98. Там же. С. 168.
99. Победа на Дальнем Востоке: Историко-мемуарные и художественные повествования о разгроме империалистической Японии в августе 1945 года. Хабаровск, 1985. С. 150-151.
100. См.: Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. С. 170.
101. Победа на Востоке: К 40-летию разгрома милитаристской Японии. М., 1985. С. 150.
102. См. Смирнов Л.Н., Зайцев Е.Б. Суд в Токио. М., 1978. С. 530.
103. См.: Милитаристы на скамье подсудимых: По материалам Токийского и Хабаровского процессов. М., 1985. С. 298.
3.4. Особенности психологии и поведения Красной Армии на Дальнем Востоке (II)
3.4. Особенности психологии и поведения Красной Армии на Дальнем Востоке (I)