3.4. Особенности психологии и поведения Красной Армии на Дальнем Востоке (I)
Сентябрь 1945 г. г. Дальний
3.4. Особенности психологии и поведения Красной Армии
на Дальнем Востоке (I)
После окончания войны на Европейском театре военных действий советским войскам, только что победившим фашистскую Германию, вскоре предстояло участвовать в новых боях, с другим противником, на противоположном конце континента.
И в официальной пропаганде, и в массовых настроениях идеи защиты и торжества национально-государственных интересов СССР как преемника тысячелетнего Российского государства были доминирующими. И это обстоятельство следует учитывать как важнейшую часть общей психологической ситуации в последней в XX веке русско-японской войне.
Морально-психологическая подготовка личного состава к вступлению в войну против Японии началась уже в апреле 1945 г.: командирами и политорганами всех уровней разъяснялась международная обстановка, политическое значение заявления Советского правительства от 5 апреля 1945 г. о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете. В документах военных советов фронтов на Западном театре военных действий и дислоцированной на Дальнем Востоке Приморской группы войск подчеркивалось, что «после денонсации пакта необходимо, как никогда, все усилия командиров, политорганов, партийных и комсомольских организаций направить на повышение боевой выучки войск, на усиление пропаганды боевого опыта войны с фашистской Германией», «повышать уровень идейно-политического воспитания воинов в духе любви к своей Родине и ненависти к японскому империализму, шире пропагандировать героические свершения фронтовиков в борьбе с немецким фашизмом, а также подвиги героев боев у озера Хасан, на реке Халхин-гол» (42).
Как же отнеслись к этому советские воины в победном мае 1945 года?
В донесении политотдела в штаб 47-й армии от 14.05.1945 г. о политическом настроении и разговорах личного состава, связанных с окончанием войны и переходом войск на мирное положение, сообщалось: «…Общее настроение всего личного состава здоровое. Однако демобилизационными настроениями охвачена значительная часть бойцов пожилого возраста и офицеров запаса, главным образом имеющих специальность (агрономы, учителя, механики, комбайнеры, техники, инженеры и т. д.). Проводим работу по изжитию демобилизационных настроений. Настроения демобилизационного и отпускного порядка имеют форму добродушного высказывания в мечте о Родине и семье, которые отрицательно не сказываются на поведении бойцов и офицеров…
Разговоры и настроения в связи с денонсацией договора о нейтралитете с Японией разные. Часть офицерского и сержантского состава высказываются, что мы должны поехать на Дальний Восток добивать японцев и помочь нашим союзникам так же, как и они помогали разгромить и добить немцев. Ефрейтор Гаркуша: “На Востоке с Японией не кончено. Без нас союзникам там быстро не справиться”. Ефрейтор Смехов, член ВЛКСМ: “Если будет война с Японией, я первым поеду и буду бить их больше, чем немцев. С Японией нам воевать придется, но мы им дадим почувствовать, что такое Красная Армия”. Другая часть заявляет, что мы достаточно повоевали с немцами и на Дальнем Востоке нам делать нечего, да и англичане с американцами сами в состоянии в течение месяца добить японца (сержант Кузнечкин). Японский народ, учтя горький опыт Германии, должен быть умнее немцев и немедленно капитулировать (капитан Свиридов)» (43).
Перед советским командованием стояла сложная проблема - мобилизовать до предела уставших от многолетней войны людей, мечтавших о скором возвращении к родным и близким (при переброске с запада на восток 400 тыс. войск многие думали, что их везут домой!), на решение новых военных задач, говорить о которых открыто было пока нельзя. При этом необходимо было подготовить войска к боевой деятельности в новых условиях. Опытные воины, прибывшие из районов Праги и Восточной Пруссии, нацеливались на быстрейшее овладение способами боевых действий на новом театре военных действий, на изучение военно-политического положения Японии, структуры японских войск и их тактики, традиций и обычаев, специфики природно-климатических условий и т.д. Бойцы-дальневосточники в это время тщательно изучали опыт боев на Западе, которым располагали прибывшие оттуда войска. Для работы с личным составом на Дальний Восток было направлено более 3 тыс. политработников-фронтовиков, а значительная часть политработников дальневосточных войск прошла стажировку в действующей армии на советско-германском фронте (44).
Вот как описывал настроения бойцов в эшелоне, идущем на Дальний Восток, сотрудник дивизионной газеты Олег Смирнов: «По дороге я наслушался солдатских разговоров - большинство соглашалось, что бить самураев, конечно, надо. Вспоминали Порт-Артур и Цусиму, японскую оккупацию Приморья во время Гражданской войны, зверскую казнь Лазо, Хасан и Халхин-Гол. Ругали американцев, которые норовят загребать жар чужими руками. Гадали, какая предстоит война: большая или малая, длительная или короткая? Сошлись на том, что мы их, самурайских гадов, в порошок сотрем недели за четыре - то есть почти угадали. Но я, помню, подумал (да и не только я, наверно): до чего же обидно будет, уцелев на большой войне, погибнуть на малой…» (45). На станции в Чите он разговорился с обходчиком, который, «стрельнув закурить», сказал: «Ну и силища прет на восток! Кисло придется самураям. Они предчувствуют, крысы. Японский консул в Чите - так тот каждый день сидит с удочкой у речки под мостом, эшелоны считает. Считай, не считай, все едино хана будет!» (46).
8 августа 1945 г., выполняя союзнические обязательства, Советский Союз заявил о своем присоединении к Потсдамской декларации и сообщил японскому правительству о том, что с 9 августа будет считать себя в состоянии войны с Японией. Началась Маньчжурская стратегическая наступательная операция, проводившаяся войсками Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточного фронтов, силами Тихоокеанского флота и Амурской военной флотилии.
«С краснофлотским приветом. Здравствуй, горячо любимая мама! - писал 11 августа 1945 г. В.Ф. Кабаков, 1927 года рождения. - …Ты знаешь, началась война с Японией - будь она проклята! И я, как сын Родины, иду её защищать. Мама, я иду в бой комсомольцем-тихоокеанцем и будь за меня спокойна - не посрамлю свою честь моряка-тихоокеанца. А если погибну в бою за Родину, то я знаю, за что погибну. Я иду защищать от самураев тебя, моя горячо любимая мамочка… Ну, до свидания. Крепко тебя целую. Твой горячо любящий тебя сын Володя, краснофлотец» (47).
В общей сложности Советский Союз выставил на поле боя полтора миллиона войск, которым противостояла полуторамиллионная Квантунская армия. Весь контингент, участвовавший в боевых действиях на Дальнем Востоке, четко делился на две основные категории: участников боев против фашистской Германии, и «дальневосточных сидельцев» - большой группировки, все четыре года Великой Отечественной простоявшей на границе на случай японского нападения. Последние в большинстве своем не имели боевого опыта, но являлись свидетелями многочисленных японских провокаций, были лучше информированы о потенциальном противнике и его реальной силе, опыте и коварстве. Лучше разбирались они и в природно-климатических условиях, особенностях местности и т.п. Ветераны боевых действий на западе, напротив, имели большую практику сражений, но не разбирались в местных особенностях. У них был самый высокий боевой дух, но он нередко переходил в «шапкозакидательские» настроения. Ведь советский солдат вышел победителем из тяжелейшей многолетней войны на европейском театре военных действий. После такого могучего противника, как фашистская Германия, японцы, которых, кстати, не так давно «побили» на Хасане и Халхин-Голе, в массовых армейских представлениях и не рассматривались как враг достаточно серьезный. Это привело к «допущению в первые дни войны преступной беспечности по охране войск и особенно тылов», а в результате - к лишним жертвам из-за внезапных налетов японских диверсионных групп 948).
Вероятно, последнее обстоятельство не раз негативно сказалось в ходе дальневосточной кампании. В частности, недостаточно учитывались особенности пустынной местности, а в результате на ряде участков плохое водоснабжение армии повлияло на эффективность передвижения и боеспособность отдельных частей.
Пришлось командованию и политорганам усилить разъяснительную работу с личным составом о коварстве врага и повышении бдительности. Интересная деталь: «врываясь во вражеские траншеи, наши орали не только “За Родину! За Сталина!”, но и “Хенде хох!” - по-японски-то не знали ни слова…» (49)
Армия на Дальний Восток пришла опытной, отмобилизованной, с настроением победителя и желанием как можно быстрее вернуться к мирной жизни. Однако бои ей предстояло вести в глубине чужой территории, преодолевать десятилетиями создававшиеся укрепрайоны, продвигаться в незнакомой местности с неблагоприятными климатическими условиями. Да и противник был значительно опытнее, чем в конце 1930-х годов: уже много лет японская армия вела успешные боевые действия на море, на суше и в воздухе против американских, британских и других вооруженных сил. Так что «трехнедельная» военная кампания не оказалась для нашей армии легкой прогулкой, как сегодня нередко пытаются представить в западной историографии.
Советским воинам «потребовалось преодолеть большие естественные препятствия - безводные степи и песчаные пустыни Монголии, горные хребты Большого Хингана, крупные водные преграды и труднодоступные районы, болотистые поймы, испытать ливневые дожди, утомительную дневную жару и пронизывающий ночной холод, песчаные бури и другие неблагоприятные условия местности и погоды. А главное - пришлось штурмовать создававшиеся японцами в течение многих лет мощные укрепленные районы, которые преграждали доступ к центральным областям Маньчжурии, ломать отчаянное сопротивление врага» (50).
При переходе через пустыню Гоби главной проблемой оказалась нехватка воды. При этом организация водоснабжения наших войск по-разному оценивается в мемуарах военачальников и в воспоминаниях рядовых участников событий. Первые утверждают, что к началу наступления наши войска имели все необходимое для организации бесперебойного обеспечения водой, и «хотя затруднения в водоснабжении в ходе операции и имелись, они не повлияли на развитие наступления», поскольку части и соединения ударной группировки фронта в основном снабжались водой своевременно. При этом были установлены следующие суточные нормы расхода воды: на человека - 5 литров, на автомашину - 25 литров, на танк - 100 литров, и т.д. «Исходя из этих норм и производились расчеты необходимого количества водоисточников» (51). Однако участник операции, бывший артиллерист А.М. Кривель утверждает, что «о снабжении наступающих войск в немыслимой августовской жаре никто толком не подумал»: «Вероятно, эта проблема вообще была упущена из виду. В ходе подготовки к наступлению о ней и не упоминалось. Даже предупредить солдат, чтобы они набрали с собой максимальное количество воды из той же Аргуни, никто не удосужился. Бурильных установок в боевых порядках никто из солдат, а я многих спрашивал об этом, не видел...» (52) Результатом явился резкий рост людских потерь в пехотных частях, наступавших через пустынные участки территории Маньчжурии, особенно через Гоби. По некоторым свидетельствам участников этого перехода, в иных частях число потерявших боеспособнось от солнечного удара достигало двух третей списочного состава. А воды на человека приходилось лишь по 200 граммов в день, то есть по граненому стакану, что вряд ли можно поставить в заслугу снабженцам и командирам. Далее ветеран рассказывает о своих ощущениях во время маршевого броска 9-11 августа 1945 г. под палящим солнцем Манчьжурии, по солончаковой степи, а затем - песчаной пустыне. «Тот, кто догадался в предутренней суматохе набрать во фляжки воды, считал себя счастливчиком. Жажда мучила все сильнее. Ни речек, ни озер, ни колодцев не было на нашем пути. Впрочем, в пол- день встретился один колодец, но на нем висела табличка: “Отравлено”. Танки по-прежнему обгоняли нас. Канонада впереди затихла. Пехота, идущая по степи, изнемогала от жары. Вот кто-то зашатался от теплового удара, упал, за ним другой, третий... Старшина бережно, как хрупкую вазу, принес канистру. На дне ее заманчиво булькал дневной запас батареи. Делили как величайшую драгоценность. Досталось каждому по полстакана. Степь казалась раскаленной сковородкой. Солнце садилось все ниже, но желанной прохлады вечер не приносил. Встретился еще один колодец. Его вычерпали до дна за пятнадцать минут. Машины и лошади поднимали тучи пыли. Она забивала горло, глаза, садилась на оружие. Только тогда я понял по-настоящему, что такое пустыня. Жажда перебивала все остальное. Не хотелось ни есть, ни спать, только одна неотвязная мысль билась в голове: “Пить, пить, пить...” Разведчики пытались найти источники воды. Мотоциклисты взбирались на сопки, чтобы разглядеть издалека колодец или озеро. Но видели только миражи... Впереди было еще два безводных дня» (53).
Однако темп наступления был исключительно высоким. Командир 1136-го Краснознаменного Кёнигсбергского стрелкового полка полковник П.В. Савойкин вспоминал: «Если бы мне раньше сказал кто-нибудь, что мой полк пройдет по горячим пескам, горам и ущельям со скоростью марша до 65 километров в сутки, с ограниченным запасом воды и с такой нагрузкой, я бы ни за что не поверил. Великий Суворов был мастером больших переходов, но он водил натренированных солдат, служивших в армии по 20-25 лет. У меня же в полку 65% личного состава - молодежь 1927 года рождения. Так идти, как мы идем, могут только люди, обладающие самым высоким моральным духом» (54).
Как же в эти дни изображался противник в красноармейских газетах и боевых листках? В двухстраничной газете 79-й стрелковой дивизии «За советскую Родину» № 91 от 15 августа 1945 г. применительно к японцам использованы следующие языковые формулы: «коварство врага», «подлость и ухищрения заклятых самураев», «самые гнусные способы борьбы», «наш исконный заклятый враг в своей злобе способен на все», «Враг коварен и жесток!», «уничтожить японского гада», «уничтожить японо-фашистскую мразь», «меткий выстрел оборвал подлую жизнь трех японцев», «комсомольский расчет … прекратил подлую жизнь 5 японцев», «три наших пули прекратили подлую жизнь врага», «убил презренного их вожака, ярого фашиста - офицера», «еще беспощаднее уничтожать заклятых врагов-самураев», «мы ведем справедливую войну - войну с японскими самураями - злейшими врагами свободолюбивых народов», «скоро мы навсегда отучим проклятых самураев зариться на нашу советскую землю», «будем бить заклятых японских фашистов до полного их разгрома», «с достоинством и честью громить подлого врага», «японские “кукушки”», «японские снайперы, засевшие на деревьях», «Ярость и ненависть наших воинов против японских самуpаев, творивших самые гнусные злодеяния на Дальнем Востоке, не знает пределов. Беспощадно истреблять врага - святой долг каждого нашего
воина» (55).
На первой странице красуется девиз-эпиграф, выделенный крупным шрифтом: «Враг подл, хитер и коварен. Противопоставить самураям русскую сметку и находчивость, бей японских разбойников насмерть», а передовая статья называется «На коварство врага отвечать высокой бдительностью».
Буквально в каждом материале чётко прослеживается ещё предвоенный образ-стереотип из знаменитой песни о трёх танкистах: «И летели наземь самураи под напором стали и огня…» Однако настоящим перлом этого номера можно назвать размещенную на второй странице заметку А. Хлыстова «Облик врага», рассказывающую о поведении на допросе пленного японца и впечатлениях советских бойцов от его внешнего вида:
«Рядом с командным пунктом, на полянке, наш офицер допрашивает пленного японца. Он говорит много, с причитаниями. Глаза беспокойно бегают по сторонам, закатываются под лоб. Сложив ладони, он простирает руки к небу. Злобный и коварный враг сейчас похож на пакостливую дворняжку. Наблудившая собака вот так же избегает прямого взгляда, виляет хвостом, лижет ноги хозяину, вымаливая пощаду.
Несколько часов назад, японец с дерева стрелял по нашим воинам. Теперь он жалуется на свою судьбу. Его фамилия Худзуки, работал в Токио, ему, мол, очень плохо жилось, что на деньги в Япония ничего купить невозможно - магазины стоят с пустыми полками. В доказательство своего рабочего происхождения, Худзуки показывает всем свои натруженные руки. А кто строил на границе дзоты и железобетонные укрепления? Не здесь ли натер мозоли Худзуки?
Советские бойцы с презрением и негодованием смотрят на этого оборванца с редкими крысиными усиками. Представитель “великой Японии” одет в тужурку, слатанную из пестрых, черных, зеленых полосатых тряпиц.
Грязная, засаленная рубашка. Обмотки - редкая, жесткая ткань из крапивы. На ногах десятки раз чиненные башмаки, на носках которых сделаны вырезы для большого пальца.
Один сержант‑автоматчик, осмотрев пленного, сплюнул в сторону: “Ну и погань!”
Перепуганный самурай твердит одно слово: родося - рабочий. Старый фашистский прием! Не удался он фрицам, найдем под этой маской и японских поджигателей и вдохновителей грабительской войны» (56).
Сами советские воины о японцах как о противниках рассуждали по-разному, но по большей части - с уважением. «Война шла всерьез, самураи сопротивлялись отчаянно, особенно в первую неделю боев: бойцы они были хорошо обученные, стойкие и дрались до последнего» (57), - признавал разведчик Василий Иванов. «…Самураи ведь без боя не сдавались, они почти все смертниками были… И когда мне с моим батальоном приходилось разворачиваться и атаковать их опорные пункты, то пока их всех до единого не уничтожишь, они оказывали сопротивление» (58), - рассказывал командир стрелкового батальона Владимир Спиндлер.
Многим участникам событий запомнились встречи с японскими смертниками. В Квантунской армии из них была сформирована специальная бригада, кроме того «ударные отряды» были в каждом полку и батальоне. В задачу смертников входило взорваться вместе с танком, самоходным орудием, убить генерала или высшего офицера. При отступлении японские войска часто оставляли их в тылу противника, чтобы сеять там панику. Так, в политдонесении начальника политического управления Забайкальского фронта генерал-лейтенанта Зыкова от 17 августа 1945 г. сообщалось: «До сих пор продолжаются бои по ликвидации противника в опорных пунктах Хайларского укрепрайона, оказывающего ожесточенное сопротивление. На наиболее оживленных местах враг при отходе оставляет снайперов-смертников и мелкие диверсионные группы, которые обстреливают одиночных людей, проходящие машины, пытаются взорвать мосты, склады и промышленные предприятия... На кладбище в районе командного пункта дивизии обнаружен японский снайпер. Он был замурован в надмогильный памятник и имел запас продовольствия и воды на десять суток. В нише другого памятника найден прикованный цепями пулеметчик» (59).
Об упорном сопротивлении противника в Хайларском укрепленном районе вспоминали многие ветераны. «…Японцы никак не желали признать поражения и даже пытались контратаковать. Часов в пять вечера [15 августа] батальон самураев-смертников - с мечами наголо, в расстегнутых кителях с закатанными рукавами - с криками “Банзай!” бросился в психическую атаку. Но наши артиллеристы не растерялись - развернув батареи, открыли огонь шрапнелью. После нескольких залпов от батальона осталось меньше половины. Наша пехота поднялась в контратаку и перебила их всех. Ни один не отступил и не сложил оружия. Раненые самураи делали харакири, но в плен не сдавались. Все поле было усеяно их трупами…» (60)
На Большом Хингане, не доходя перевала, наши войска наткнулись на опорный пункт у села Бухэду, где «самураи вновь оказали упорное сопротивление - ожесточенные бои затянулись почти на двое суток; японские смертники, прикованные к скалам, вели по нам огонь из снайперских винтовок и пулеметов и в плен не сдавались, делая харакири и умирая у нас на глазах. Лишь после того как огневые точки были подавлены нашей артиллерией, в Бухэду ворвались танки и пехота» (61).
А вот как вспоминал о встрече с отрядом смертников А.М. Кривель: «В бой были брошены спецподразделения - японские “камикадзе”. Они занимали по обе стороны Хинганского шоссе ряды круглых окопов-лунок. Их новенькие желтые мундиры резко выделялись на общем зеленом фоне. Бутылка с сакэ [рисовой водкой] и мина на бамбуковом шесте тоже были обязательными атрибутами “камикадзе”. Мы кое-что слышали о них, этих фанатиках, одурманенных идеей “Великой Японии”... Но живых “камикадзе” не видели. А вот и они. Молодые люди, чуть старше нас. Полурасстегнутый воротничок, из-под которого выглядывает чистое белье. Матовое, восковое лицо, ярко-белые зубы, жесткий ежик черных волос и очки. И выглядят-то они совсем не воинственно. Не зная, что это “камикадзе”, ни за что не поверишь. Но мина, большая, магнитная мина, которую даже мертвые продолжают крепко держать в руках, рассеивает все сомнения» (62).
Военный журналист О. Смирнов рассказывал: «В первые дни было несколько по-настоящему серьезных боев - я собственными глазами видел мертвых японских пулеметчиков, прикованных к своим “гочкисам” (вот так и немцы под конец войны приковывали штрафников). А добровольные смертники - те носили белые рубахи и белые повязки на голове с какими-то иероглифами. Такие смертники с минами на бамбуковых шестах, а то и просто привязанными к спине, не раз бросались под наши танки. Один раз видел самураев, совершивших харакири, - зрелище не для слабонервных: брюхо настежь, все кишки наружу, кровищи море, и ханжой от них разит на версту - должно быть, приняли для храбрости» (63).
Нельзя сказать, чтобы действия «камикадзе» принесли серьезные результаты. Они так и не сумели сдержать наступающую лавину советских войск. А метод борьбы с ними нашелся быстро и оказался простым и эффективными: на броню танков садились десантники и расстреливали в упор из автоматов поднимающихся с миной смертников (64).
«Мы имели перед собой самого фанатичного вояку (японца), который, не щадя себя, погибал во имя своего императора, - вспоминал гидроакустик Василий Воробьев. - Много ходило рассказов о самураях, их фанатичной преданности и фантастических умениях. Мне тогда довелось слышать и такой курьезный рассказ, что, убив противника, самурай сам вспарывал себе живот с криком: “Смерть врагам и мухам”… Правда, особого страха перед японца- ми мы не испытывали - в отличие от тех же американцев, для которых самураи были страшными (в прямом значении этого слова) противниками. Любой американский военнослужащий больше всего боялся встретиться один на один, в личном противостоянии, с японцем. Мы же относились к ним, как к противнику, с уважением, но и только…» (65).
С первого дня войны против Японии советское военное командование требовало от воинов Красной Армии высоко держать знамя армии-освободительницы. Так, в обращении Военного совета 1-го Дальневосточного фронта к личному составу войск фронта перед началом боевых действий указывалось: «Воин Красной Армии! Тебя знают на Западе как освободителя, таким тебя должны знать и на Востоке - в Китае, в Маньчжурии и Корее» (66).
Особые, приподнятые чувства испытывали те советские воины, которые участвовали в освобождении Южного Сахалина и Курильских островов - территорий, утраченных Россией после поражения в русско-японской войне 1904-1905 гг.: для них это были не просто военные действия, а восстановление исторической справедливости.
Южно-Сахалинская наступательная операция проводилась с 11 по 25 августа 1945 г. силами 16-й армии 2-го Дальневосточного фронта и Северной Тихоокеанской флотилии. На Котонских высотах, расположенных на границе между Северным и Южным Сахалином, советские войска были встречены сплошной стеной огня с мощных укреплений, возведенных здесь японцами за долгие годы. «Используя защитную мощь железобетонных сооружений и благоприятные условия горно-лесистой и болотистой местности, враг ожесточенно сопротивлялся, удерживая за собой каждый метр земли, переходя в неоднократные контратаки, особенно сильные в г. Котон» (67). Пять суток тяжелейших боев потребовались советским войскам, чтобы прорвать укрепленную полосу обороны противника и развернуть наступление в южном направлении. Моряки Тихоокеанского флота высадили десанты в тылу упорно сопротивляющегося врага, оказав поддержку сухопутным частям Красной армии и создав благоприятные условия для их ускоренного продвижения.
В политдонесениях сообщалось: первые же дни боев «демонстрируют высокий наступательный порыв наших войск и хорошую боевую выучку бойцов, сержантов и офицеров» (68); «Примеры массового героизма и мужества, доблести и выносливости, ловкости и находчивости, проявление военной смекалки бойцами и командирами в борьбе с японцами - массовое явление во всех действующих частях» (69); «О высокой сознательности бойцов свидетельствуют … факты, когда раненые не уходят с поля боя, а продолжают выполнять боевую задачу» (70); «В боях бойцы и командиры противопоставляют хитрости противника находчивость и русскую смекалку», показывают «многочисленные примеры быстрого и решительного выполнения боевых заданий, … хорошей выучки и храбрости» (71); «Настроение личного состава вполне здоровое и бодрое, несмотря на тяжелые условия марша, так как на ряде участков на протяжении 5-10 км дорога совершенно непроходима и личный состав всю матчасть вытягивал на руках» (72); «Личный состав горит одним желанием: быстрей занять весь Южный Сахалин» (73).
Героически сражались советские воины за освобождение Курильских островов. Особенно ожесточенными были бои за о. Шумшу - самый большой и укрепленный остров Курильской гряды, где находилась главная база японского флота. Именно здесь 18 августа 1945 г. был совершен групповой подвиг, сравнимый с легендарным подвигом героев-панфиловцев. В бою с 25 японскими танками, исчерпав все средства борьбы и не имея возможности другим способом остановить врага, старший сержант И.И. Кобзарь, старшина 2-й статьи П.В. Бабич, сержант Н.М. Рында, матрос Н.К. Власенко во главе с командиром взвода подрывников лейтенантом А.М. Водыниным со связками гранат бросились под вражеские машины. Пожертвовав собой, они уничтожили семь из них, чем задержали продвижение бронетанковой колонны врага до подхода основных сил нашего десанта (74). В этом же бою поджег 2 вражеских танка, а когда противотанковое ружье вышло из строя, бросился с гранатой под третий младший сержант Георгий Баландин (75).
Ни яростное сопротивление противника, ни железобетонные пограничные укрепления, ни труднейшие условия местности не могли остановить наступательного порыва советских войск, неудержимо рвавшихся вперед. Победа в дальневосточной кампании была достигнута в рекордно
короткие сроки - за 24 дня.
При участии в боевых действиях более 1,5 млн советских военнослужащих выбыло из строя 36,4 тыс. чел., из них безвозвратные потери составили 12 тыс. чел. (76)
В боях на Дальнем Востоке советские войска проявили массовый героизм, мужество и отвагу. Яркие подвиги совершали пехотинцы, танкисты, артиллеристы, моряки, саперы, представители всех видов вооруженных сил и родов войск. 11 советских воинов пожертвовали жизнью, закрыв своим телом амбразуры и бойницы японских дотов и дзотов; отважными летчиками было совершено несколько воздушных и огненных таранов; десантники в боях за остров Шумшу бросались с гранатами под японские танки (77). 93 воина были удостоены звания Героя Советского Союза, 6 из них во второй раз. Свыше 300 тыс. человек награждены орденами и медалями (78).
____________________________________________________________________
42. ЦАМО РФ. Ф. 32. Оп. 2215. Д. 2. Л. 20-28; Зимонин В.П. Последний очаг Второй мировой. М.: Ред.-изд. центр ГШ ВС РФ, 2002. С 187.
43. Цит. по: Богомолов В.О. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. М.: Журнал «Наш современник». 2005. № 10-12; 2006. № 1. h.tp://militera.lib.ru/prose/russian/bogomolov_vo/05.html
44. См.: Шикин И.В., Сапожников Б.Г. Подвиг на дальневосточных рубежах. М., 1975. С. 83; Зимонин В.П. Последний очаг Второй мировой. М., 2002. С 187.
45. Советско-японские войны 1937-1945 годов. Сборник. М.: Эксмо, 2009. С. 322-323.
46. Там же. С.323.
47. Последние письма с фронта. 1945 год: Сб. Т. 5. М.: Воениздат, 1995. С. 573. Через несколько дней в боях за корейский город и порт Сейсин краснофлотец Владимир Кабаков погиб. Награжден посмертно орденом Красного Знамени.
48. Русский архив: Великая Отечественная. Т.18 (7-1). Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30-е - 40-е годы. Документы и материалы. М., 1997. С. 351-352.
49. Советско-японские войны 1937-1945 годов. С. 328.
50. Шумихин В.С., Борисов Н.В. Немеркнущий подвиг. Героизм советских воинов в годы Великой Отечественной войны. М.: Наука, 1985. С. 201.
51. Финал. Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 году. Изд. 2-е. М., 1969. С. 141-142.
52. Кривель А.М. Это было на Хингане. М.: ИПЛ, 1985. С. 139.
53. Там же. С. 137-138.
54. Цит. по: Шумихин В.С., Борисов Н.В. Немеркнущий подвиг. С. 202.
55. См.: Сахалин и Курильские острова во Второй мировой войне [Электронный ресурс:] h.tp://www.sakhalin.ru/Region/WORLDWAR2/images/Newspaper.gif.
56. Там же. h.tp://www.sakhalin.ru/Region/WORLDWAR2/images/Newspaper1.gif
57. Советско-японские войны 1937-1945 годов. С. 314.
58. Там же. С. 379-380.
59. См.: Шишов А. В. Россия и Япония. История военных конфликтов. М.: Вече, 2001. С. 549; Советско-японские войны 1937-1945 годов. Сборник. М.: Эксмо, 2009. С. 282.
60. Даши Иринчеев, разведчик артиллерийского полка // Советско-японские войны 1937-
1945 годов. С. 360.
61. Там же. С. 360-361.
62. Кривель А.М. Это было на Хингане. С. 152-154.
63. Советско-японские войны 1937-1945 годов. С. 328.
64. Кривель А.М. Это было на Хингане. С. 127.
65. Советско-японские войны 1937-1945 годов. С. 397.
66. Цит. по: Победа на Востоке: К 40-летию разгрома милитаристской Японии. М., 1985. С. 55.
67. Русский архив: Великая Отечественная. Т.18 (7-2). Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30-е - 40-е годы. Документы и материалы. М., 2000. С. 10.
68. Великая Отечественная война 1941-1945. События. Люди. Документы. Краткий исторический справочник. М., 1990. С. 458.
69. Там же.
70. Там же.
71. Там же. С. 458-459.
72. Русский архив: Великая Отечественная. Т.18 (7-2). С. 21.
73. Там же. С. 20.
74. Там же. С. 29; Финал: Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г. М., 1969. С. 255-256.
75. Рыжков А.Н. Бои за родные острова: Дневники, воспоминания, встречи, письма, документы. Южно-Сахалинск, 1980. С. 123.
76. Там же. С. 159.
77. Шумихин В.С., Борисов Н.В. Немеркнущий подвиг. С. 201-203, 206-207.
78. Военная энциклопедия. В 8 т. Т. 4. М.: Воениздат, 1999. С. 562; …Свой закончили поход. С. 234.
79. Советско-японские войны 1937-1945 годов. С. 308.
3.3. Японцы как противник СССР