Мифология современной Армении, часть 3. Кто был виноват и Что было делать?
Тактика и стратегия по-дашнакски.
Внешняя политика Республики Армения сначала и до конца имела образ тугодумный и несостоятельный. Ничто не было таким разрушительным для новорожденной республики, как ее недальновидная дипломатия, о которой, впрочем, еще будет повод написать, сейчас же кратко обрисую шаги партократии в этом направлении начиная с мая и по декабрь 1920 года.
В это время существовали три серьезно озадачивающие проблемы: а) армяно-грузинский приграничный спор, б) взаимоотношения России и Армении, и в) тюркская угроза на местном уровне и армянский вопрос на международной арене.
Процесс вокруг Армянского вопроса в кругах Антанты протекал независимо от Ереванского правительства, потому как республиканская делегация в Париже считала лишним свое правительство или получать от нее указания. Агаронян за все время своей деятельности отправил из Парижа только несколько лирических доклада, оставив бесконечные петиции своего правительства безответными. В конце концов этот сентиментальный дипломат в купе с самодовольной одой отправил в Ереван фотографию той ручки, коей он “с душевным ликованием в сердце” подписал Севрский трактат.
Проведение раздробленной и противоречивой политики являлось присущей дашнакам особенностью. В 1918 году в Баку они присоединились к большевикам* , а в Тбилиси в то же время действовали против большевиков. Также и во времена республики Ереван действовал в одном направлении, Агаронян в ином, а Бастрамачян - в противоположном.
Севрский трактат, не возымев прямых последствий, еще более сгустил собравшиеся вокруг республики тучи. Было однозначно ясно, что судьба республики решалась не в Париже, а главным образом внутри самой Армении и на ее границах. Представители Антатны не предприняли никаких конкретных шагов и не оказывали никакой поддержки в обеспечении жизнеспособности новорожденной республики, наоборот, они создавали неразрешимые обстоятельства вокруг Карабахской проблемы и армяно-грузинского приграничного спора, чтобы взаимоотношения Закавказских республик полностью зависели от произвола европейских “коми-вояжеров”.
Сознательная часть армянской интеллигенции ясно представляла положение вещей и считала необходимым придти к какому-нибудь соглашению хотябы с Грузией и проложить мост дружбы через окоп, появившийся между двумя народами благодаря деятельности дашнаков. Но дашнакское правительство со своей тупой и одновременно самонадеянной политикой было не в состоянии найти грань согласия с грузинами. Партократы с презрением отклонили последнюю попытку придти к соглашению, которая удалась в виде временного примирения между армянским послом в Тбилиси и грузинским правительством, согласно которому нейтральную зону следовали временно разделить между государствами, и если в течение года не было достигнуто окончательное соглашение, передать спорный вопрос в арбитраж. Лишь спустя два месяца армянское правительство осознало, какую большую совершило ошибку в тот момент, когда больше, чем когда-либо нуждалось согласии и сотрудничестве с Грузией. Позже, в критические для республики дни было невозможно взывать хоть к какой-то поддержке со стороны Грузии, которая не имела ни малейшего доверия к дашнакскому правительству.
Весной 1920 года, когда на Северном Кавказе утвердилась советская власть, и ее влияние распространялось на юг, дашнакское правительство, несмотря на многочисленные обращения, не предприняла никаких шагов для установления взаимоотношений с Советской Россией, что, очень возможно, дало бы положительные результаты, поскольку Советская Россия, согласно решению 4-ого коммунистическому съезда, давно уже признала право независимого существования Финляндии, Польши и Армении.
После утверждения в Азербайджане советского строя положение вещей изменилось. Отношение дашнакского правительства Армении к советскому правительству Азербайджана было враждебным. Лишь с потерей благоприятных моментов дашнаки соизволили начать переговоры с Россией и отправили в Москву делегацию во главе с Левоном Шантом.
Изначально было ясно, что миссия Шанта обречена на провал, поскольку с одной стороны данные правительством указания не соответствовали быстро меняющейся политической ситуации, а с другой стороны состав делегации с дипломатической точки зрения был очень слабым. Делегация Шанта “была тверда как сталь в своих требованиях” - с гордостью говорили дашнаки, и не сделала ни одной уступки советскому правительству. Недавно в свое оправдание говорил: “я думал, что за моей спиной стоит доблестная армянская армия, которая внушит уважение большевикам…”. Воображение великого поета маленькой республики витало в таких высотах, что он посчитал совершенно лишним установить отношения с турецкой делегацией, которая на тот момент в Москве вела в переговоры с российским правительством. Как мы увидим ниже, на необходимость подобных отношений в своей телеграмме указывал Бекир Сами**.
Российское правительство в ходе переговоров выразило свою готовность признать полную независимость Республики Армения, не вмешиваться в ее внутренние дела и обеспечить неприкосновенность ее границ, но с тем условием, что вместо Антанты, республика Армения назначит Россию посредником в решении армяно-турецкого вопроса. Последнее условие не было принято делегацией Шанта, переговоры были прерваны и по взаимному согласию было решено перенести их в Ереван.
С этой целью со стороны Российского правительства уполномоченным представителем был назначен Легран, который незамедлительно отправляется на Кавказ. Возвращается и делегация Шанта. Легран доезжает до Тифлиса, но оттуда ему не дается возможность попасть в Ереван, поскольку дашнакские дипломаты отказываются до юридического признания Советской России принять ее представителя по эту сторону границ Армении. Исходя из этих соображений, бюровластие, под различными предлогами, около двух месяцев задержало Леграна в Тифлисе. Между тем, если бы вовремя возобновились переговоры с ним, Армения избежала бы турецкой кампании и ее трагических последствий.
До того, воодушевившись полученными из Парижа хорошими новостями, партократы предприняли новую авантюру. В конце июля предприняли военную экспедицию в направлении Мерденика и добились определенного успеха против тюркского населения. По этому случаю командующий турецкой восточной армией Кязим Карабекир паша направил телеграмму командиру Назарбекяну с просьбой приостановить продвижение армянской армии, которое тяжело отражается на мусульманском населении, и начать переговоры по вопросу о границах с Ангорским правительством. Командир Назарбекян, представив данную телеграмму премьер министру и одновременно министру иностранных дел Оганджаняну, попросил надлежащих указаний для ответа на нее, но г-н Оганджаняну представилось излишним отвечать, возразив, что правительство Армении ни в коем случае не может начать переговоры с Ангорским правительством или его командованием.
В августе армянская армия добилась новых успехов в направлении Олти, после чего была получена телеграмма от министра иностранных дел Ангорского правительства Бекира Сами бея, в которой он с одобрения Великого Народного Совета заявляет, что Ангорское правительство, желая сохранить добрососедские отношения с республикой Армении, просит прекратить военные действия в направлении Олти и найти общий язык, утвердить тесные дружественные отношения между двумя республиками. В конце телеграммы говорилось, что надо забыть прошлое и думать, как избавиться от интриг империалистических держав, тем более сейчас, “когда наша и ваша делегации ведут переговоры в Москве с Великой Россией”.
Интересно не то, насколько искренен был смысл телеграммы, интересно то, что г-н Оганджанян сам не удосужился ответить на эту телеграмму, а поручил своему секретарю коротко ответить Бекиру Сами бею, что телеграмма получена и принята к сведению.
Боевые же действия продолжались.
Начав Олтинский поход, бюройцы не обратили внимание на возможность вмешательства со стороны Ангорского правительства, с одной стороны полагая, что турки не в состоянии проводить военные операции на армянском фронте, а с другой считая, что в случае армяно-турецкого конфликта Антанта не проигнорирует армян. Именно с такими намерениями г-н Оганджанян не принял во внимание предупредительные телеграммы Кязима Карабекира паши и Бекира Сами и даже не удостоил ответа, посчитав это телеграммы иным доказательством слабости и немощности турок.
Но дипломатические и военные расчеты оказались ошибочными. 20 сентября турецкая восточная армия при полной готовности появилась на армянской границе и перешла в наступление одновременно и в Олтинском и Сарикамышском направлениях. Через два дня Олти был взят турками, а в направлении Мерденика армянские войска потерпели значительные потери. Через несколько дней пал и Сарикамыш, несмотря на упрямое и яростное сопротивление армян. Только после этого армянское руководство показало признаки трезвости и дало возможность советскому представителю Леграну попасть из Тифлиса в Ереван для возобновления переговоров. Но и это произошло лишь после ультимативной ноты Леграна, в которой он требовал либо начать переговоры, либо считать армяно-российские отношения разорванными.
Между тем под сильными ударами турок армянские войска отступили на линию Ново-Селима, и правительство безуспешными обращениями просило помощи у представителей Антанты. По исчерпанию всех ресурсов в этом направлении наши дипломаты соизволили начать переговоры с Леграном (7 октября 1920г.).
Российские условия были совершенно ясны: они обещали всевозможные гарантии и поддержку для обеспечения независимости Армении, но требовали, чтобы Армения разорвала связи с Антантой и приняла посредничество России в решении армяно-турецкой тяжбы. Армянское правительство, посчитав последнее условие неприемлемым, даже в самый решающий час стала тянуть время. Но когда Оганджанян потерял последнюю надежду на европейцев, и когда английский представитель Стокс, отказав в какой либо поддержке, предложил начать переговоры напрямую с турками, только тогда, 22 октября бюройцы подписали с Леграном временное соглашение, которое должное быть поставленным в Москве на ратификацию. С этой целю Легран незамедлительно выехал в Москву, но не прошло и недели после его отъезда, как Карс перешел в руки туркам.
Само по себе было ясно, что после позорного падения Карса политическое и военное положение настолько стремительно изменилось, что еще жаждущее ратификации соглашение в какой-то мере теряло смысл. Если бы дашнакские политологи имели капельку дальновидности придти в Москве к окончательному соглашению, или же вместо того, чтобы потерять два месяца, незамедлительно начать переговоры с Леграном, Армения не подверглась бы турецкому нападению, вследствие которого у армянского народа было так много жертв турецких зверств. “Вы не понимаете принцип les éventualitês de la politique (политическая случайность). Мы проводим политику ситуативности”, - самоуверенно говорил один из наших доморощенных дипломатов.
Именно эта политика “ситуативности” стала причиной того, что после падения Карса партократы впали в другую крайность. Если две недели назад они никак не хотели отцепиться от Антанты, то сейчас Оганджанян и Чилингарян встали на путь турколюбия. “Пришло время осознать наших врагов и друзей: не турок наш враг, а русский. Мы должны протянуть руку чистосердечной дружбы нашим вековым соседям-туркам, осознавая опасность, идущую с Севера, консолидированными силами мы должны противостоять русскому мужику, который идет уничтожать любую национальную реликвию”… Вот смысл ряда руководствующих статей, которые поместил Чилингарян на страницах официального дашнакского органа. Те же люди месяц назад не хотели начать переговоров с “вековым врагом” - Турцией, не отвечали на телеграммы Карабекира и Бекира Сами, а нынче взывали к ее дружбе против России, в момент отрицая традиционную ориентацию армянского народа.
Согласно логике приверженцев политики турколюбия, и Чилингаряна в частности, советская Москва, объятая теми же империалистическими стремлениями, что и царская Россия, не могла допустить самостоятельного существования Армении, и в то же время дружба Турции могла обеспечить независимость Армении хоть и в узких границах, а в дальнейшем “ситуативные” обстоятельства могли открыть более широкие возможности перед Арменией.
Исходя из этой логики партократы начали переговоры с турками, когда те уже подошли к Александрополю. В качестве предусловия к началу переговоров Кязим Карабекир паша потребовал сдачу Александрополя, которое произошло 7 ноября без боев. Через пару дней турецкое командование выдвинуло новое условие, согласно которому до того, как начать мирные переговоры армянская армия должна была отойти в новую зону, сдав туркам 12 пушек, большое количество пулеметов, несколько тысяч ружей и множество боеприпасов, помимо тех 15 тысяч ружей и 30 миллионов патронов, которые прибрали к рукам турки на складах Александрополя. Вначале армянское руководство не согласилось, но после пары неудачных стычек было вынуждено удовлетворить и это требование турок. 18 ноября было подписано окончательное перемирие, после чего с указаниями правительства к ведению мирных переговоров в Александрополь отправились Александр Хатисян и Абраам Гюлханданян.
Песенка дашнакского унитарного правительства, бюровлястия была спета. Деструктивный и некомпетентный кабинет правительства Оганджаняна пасовал перед гневом обезнадеженного народа. Но было уже поздно, разрушительный яд бюровластия разложил не только армейские ряды и государственный аппарат, но и потенциальную силу страны и народное хозяйство.
Широкие народные массы, осуждая и проклиная сумасбродную политику бюровластия, однозначно расположились в сторону России. В рядах правящих дашнаков хоть и не было четкой линии, но в разных вариациях наметились два течения: одно из них - новоиспеченная Чилингаряновская протурецкая ориентация, вокруг которой сгруппировались главным образом сторонники бюро, и другое - течение молодых дашнаков (трудовиков), которое требовало уступить власть коммунистам, обеспечив существование Армении на федеративных принципах. Оба течения, будучи силами параллельными и равнозначными, не сходились к общей политике, и это было виной тому, что в самый решающий момент сменивший Оганджаняна премьер-министр Врацян не смог держаться одной прямой политической линии.
До этого в Ереван возвратился советский представитель Легран, который оповестившись об армяно-турецких отношениях, срочно отправил со своей стороны в Александрополь Мдивани, чтобы тот в качестве посредника между сторонами смог произвести давление на турок.
Это посредничество оставляет неприятное впечатление у турок, которые для нейтрализации Мдивани лицемерными заверениями прикидываясь пламенным сторонником независимости Армении и подчеркивая совпадение армяно-турецких интересов против России, сумел уговорить Хатисяна и Гюлханданяна отклонить посредничество Мдивани. После этого дипломатического успеха турецкие делегаты диктуют мирный договор, согласно которому: а) Севрский договор считается недействительным, б) районы до рек Арпачай и Аракс переходят Турции, в) армянская армия ограничивается 1500 человек, и другие унизительные условия.
Армянские делегаты, возразив, что не уполномочены правительством к подписанию подобного соглашения, устанавливают телеграфную связь с Ереваном и просят новых указаний. В связи с этим Врацян совещается с одной стороны с дашнакской фракцией, с другой стороны с Леграном.
Легран, принимая во внимание трагические последствия соглашения и безысходное положение страны, 30 ноября предлагает Врацяну для сохранения целостности Армении передать власть армянским коммунистам, а армянским делегатам в Александрополе дать указание не подписывать никакого соглашения с турками.
Среди дашнаков вновь возникает два течения: сторонники протурецкой ориентации требуют подписать предложенное турками соглашение, полагая, что турки обеспечат защиту независимости Армении против посягательств России, сторонники же русской ориентации защищают позицию Леграна.
Как же поступила дашнакская дипломатия в этот важный момент, когда решалась судьба страны и народа? Она пошла навстречу сразу обоим течениям… с одной стороны надлежащим актом передала власть коммунистам, а с другой поручила делегатам в Александрополе подписать диктуемое турками соглашение.
2 декабря 1920 года в Ереване была объявлена советская власть, и 2 же декабря Хатисян и Гюлханданян в Александрополе подписали позорное армяно-турецкое соглашение.
Александропольское соглашение нестираемое пятно на совести дашнаксих шефов.
Гр. Джагетян
«Пахарь Ирана» №№ 20; 21; 23,
23 марта, 2 апреля, 15 апреля 1922г. Тегеран
*Имеется в виду сотрудничество во время экспедиции Турецкой армии на Баку в апреле-июле 1918г., после чего, однако, оставаясь верными своим взглядам относительно приглашения англичан, приняли враждебное в отношении советского правительства положение, и вместе с эсерами и меньшевиками единым фронтом уничтожили Бакинскую коммуну.
**В 1920-1922 гг. МИД в правительстве Анкары и глава ее делегации в России.
Внешняя политика Республики Армения сначала и до конца имела образ тугодумный и несостоятельный. Ничто не было таким разрушительным для новорожденной республики, как ее недальновидная дипломатия, о которой, впрочем, еще будет повод написать, сейчас же кратко обрисую шаги партократии в этом направлении начиная с мая и по декабрь 1920 года.
В это время существовали три серьезно озадачивающие проблемы: а) армяно-грузинский приграничный спор, б) взаимоотношения России и Армении, и в) тюркская угроза на местном уровне и армянский вопрос на международной арене.
Процесс вокруг Армянского вопроса в кругах Антанты протекал независимо от Ереванского правительства, потому как республиканская делегация в Париже считала лишним свое правительство или получать от нее указания. Агаронян за все время своей деятельности отправил из Парижа только несколько лирических доклада, оставив бесконечные петиции своего правительства безответными. В конце концов этот сентиментальный дипломат в купе с самодовольной одой отправил в Ереван фотографию той ручки, коей он “с душевным ликованием в сердце” подписал Севрский трактат.
Проведение раздробленной и противоречивой политики являлось присущей дашнакам особенностью. В 1918 году в Баку они присоединились к большевикам* , а в Тбилиси в то же время действовали против большевиков. Также и во времена республики Ереван действовал в одном направлении, Агаронян в ином, а Бастрамачян - в противоположном.
Севрский трактат, не возымев прямых последствий, еще более сгустил собравшиеся вокруг республики тучи. Было однозначно ясно, что судьба республики решалась не в Париже, а главным образом внутри самой Армении и на ее границах. Представители Антатны не предприняли никаких конкретных шагов и не оказывали никакой поддержки в обеспечении жизнеспособности новорожденной республики, наоборот, они создавали неразрешимые обстоятельства вокруг Карабахской проблемы и армяно-грузинского приграничного спора, чтобы взаимоотношения Закавказских республик полностью зависели от произвола европейских “коми-вояжеров”.
Сознательная часть армянской интеллигенции ясно представляла положение вещей и считала необходимым придти к какому-нибудь соглашению хотябы с Грузией и проложить мост дружбы через окоп, появившийся между двумя народами благодаря деятельности дашнаков. Но дашнакское правительство со своей тупой и одновременно самонадеянной политикой было не в состоянии найти грань согласия с грузинами. Партократы с презрением отклонили последнюю попытку придти к соглашению, которая удалась в виде временного примирения между армянским послом в Тбилиси и грузинским правительством, согласно которому нейтральную зону следовали временно разделить между государствами, и если в течение года не было достигнуто окончательное соглашение, передать спорный вопрос в арбитраж. Лишь спустя два месяца армянское правительство осознало, какую большую совершило ошибку в тот момент, когда больше, чем когда-либо нуждалось согласии и сотрудничестве с Грузией. Позже, в критические для республики дни было невозможно взывать хоть к какой-то поддержке со стороны Грузии, которая не имела ни малейшего доверия к дашнакскому правительству.
Весной 1920 года, когда на Северном Кавказе утвердилась советская власть, и ее влияние распространялось на юг, дашнакское правительство, несмотря на многочисленные обращения, не предприняла никаких шагов для установления взаимоотношений с Советской Россией, что, очень возможно, дало бы положительные результаты, поскольку Советская Россия, согласно решению 4-ого коммунистическому съезда, давно уже признала право независимого существования Финляндии, Польши и Армении.
После утверждения в Азербайджане советского строя положение вещей изменилось. Отношение дашнакского правительства Армении к советскому правительству Азербайджана было враждебным. Лишь с потерей благоприятных моментов дашнаки соизволили начать переговоры с Россией и отправили в Москву делегацию во главе с Левоном Шантом.
Изначально было ясно, что миссия Шанта обречена на провал, поскольку с одной стороны данные правительством указания не соответствовали быстро меняющейся политической ситуации, а с другой стороны состав делегации с дипломатической точки зрения был очень слабым. Делегация Шанта “была тверда как сталь в своих требованиях” - с гордостью говорили дашнаки, и не сделала ни одной уступки советскому правительству. Недавно в свое оправдание говорил: “я думал, что за моей спиной стоит доблестная армянская армия, которая внушит уважение большевикам…”. Воображение великого поета маленькой республики витало в таких высотах, что он посчитал совершенно лишним установить отношения с турецкой делегацией, которая на тот момент в Москве вела в переговоры с российским правительством. Как мы увидим ниже, на необходимость подобных отношений в своей телеграмме указывал Бекир Сами**.
Российское правительство в ходе переговоров выразило свою готовность признать полную независимость Республики Армения, не вмешиваться в ее внутренние дела и обеспечить неприкосновенность ее границ, но с тем условием, что вместо Антанты, республика Армения назначит Россию посредником в решении армяно-турецкого вопроса. Последнее условие не было принято делегацией Шанта, переговоры были прерваны и по взаимному согласию было решено перенести их в Ереван.
С этой целью со стороны Российского правительства уполномоченным представителем был назначен Легран, который незамедлительно отправляется на Кавказ. Возвращается и делегация Шанта. Легран доезжает до Тифлиса, но оттуда ему не дается возможность попасть в Ереван, поскольку дашнакские дипломаты отказываются до юридического признания Советской России принять ее представителя по эту сторону границ Армении. Исходя из этих соображений, бюровластие, под различными предлогами, около двух месяцев задержало Леграна в Тифлисе. Между тем, если бы вовремя возобновились переговоры с ним, Армения избежала бы турецкой кампании и ее трагических последствий.
До того, воодушевившись полученными из Парижа хорошими новостями, партократы предприняли новую авантюру. В конце июля предприняли военную экспедицию в направлении Мерденика и добились определенного успеха против тюркского населения. По этому случаю командующий турецкой восточной армией Кязим Карабекир паша направил телеграмму командиру Назарбекяну с просьбой приостановить продвижение армянской армии, которое тяжело отражается на мусульманском населении, и начать переговоры по вопросу о границах с Ангорским правительством. Командир Назарбекян, представив данную телеграмму премьер министру и одновременно министру иностранных дел Оганджаняну, попросил надлежащих указаний для ответа на нее, но г-н Оганджаняну представилось излишним отвечать, возразив, что правительство Армении ни в коем случае не может начать переговоры с Ангорским правительством или его командованием.
В августе армянская армия добилась новых успехов в направлении Олти, после чего была получена телеграмма от министра иностранных дел Ангорского правительства Бекира Сами бея, в которой он с одобрения Великого Народного Совета заявляет, что Ангорское правительство, желая сохранить добрососедские отношения с республикой Армении, просит прекратить военные действия в направлении Олти и найти общий язык, утвердить тесные дружественные отношения между двумя республиками. В конце телеграммы говорилось, что надо забыть прошлое и думать, как избавиться от интриг империалистических держав, тем более сейчас, “когда наша и ваша делегации ведут переговоры в Москве с Великой Россией”.
Интересно не то, насколько искренен был смысл телеграммы, интересно то, что г-н Оганджанян сам не удосужился ответить на эту телеграмму, а поручил своему секретарю коротко ответить Бекиру Сами бею, что телеграмма получена и принята к сведению.
Боевые же действия продолжались.
Начав Олтинский поход, бюройцы не обратили внимание на возможность вмешательства со стороны Ангорского правительства, с одной стороны полагая, что турки не в состоянии проводить военные операции на армянском фронте, а с другой считая, что в случае армяно-турецкого конфликта Антанта не проигнорирует армян. Именно с такими намерениями г-н Оганджанян не принял во внимание предупредительные телеграммы Кязима Карабекира паши и Бекира Сами и даже не удостоил ответа, посчитав это телеграммы иным доказательством слабости и немощности турок.
Но дипломатические и военные расчеты оказались ошибочными. 20 сентября турецкая восточная армия при полной готовности появилась на армянской границе и перешла в наступление одновременно и в Олтинском и Сарикамышском направлениях. Через два дня Олти был взят турками, а в направлении Мерденика армянские войска потерпели значительные потери. Через несколько дней пал и Сарикамыш, несмотря на упрямое и яростное сопротивление армян. Только после этого армянское руководство показало признаки трезвости и дало возможность советскому представителю Леграну попасть из Тифлиса в Ереван для возобновления переговоров. Но и это произошло лишь после ультимативной ноты Леграна, в которой он требовал либо начать переговоры, либо считать армяно-российские отношения разорванными.
Между тем под сильными ударами турок армянские войска отступили на линию Ново-Селима, и правительство безуспешными обращениями просило помощи у представителей Антанты. По исчерпанию всех ресурсов в этом направлении наши дипломаты соизволили начать переговоры с Леграном (7 октября 1920г.).
Российские условия были совершенно ясны: они обещали всевозможные гарантии и поддержку для обеспечения независимости Армении, но требовали, чтобы Армения разорвала связи с Антантой и приняла посредничество России в решении армяно-турецкой тяжбы. Армянское правительство, посчитав последнее условие неприемлемым, даже в самый решающий час стала тянуть время. Но когда Оганджанян потерял последнюю надежду на европейцев, и когда английский представитель Стокс, отказав в какой либо поддержке, предложил начать переговоры напрямую с турками, только тогда, 22 октября бюройцы подписали с Леграном временное соглашение, которое должное быть поставленным в Москве на ратификацию. С этой целю Легран незамедлительно выехал в Москву, но не прошло и недели после его отъезда, как Карс перешел в руки туркам.
Само по себе было ясно, что после позорного падения Карса политическое и военное положение настолько стремительно изменилось, что еще жаждущее ратификации соглашение в какой-то мере теряло смысл. Если бы дашнакские политологи имели капельку дальновидности придти в Москве к окончательному соглашению, или же вместо того, чтобы потерять два месяца, незамедлительно начать переговоры с Леграном, Армения не подверглась бы турецкому нападению, вследствие которого у армянского народа было так много жертв турецких зверств. “Вы не понимаете принцип les éventualitês de la politique (политическая случайность). Мы проводим политику ситуативности”, - самоуверенно говорил один из наших доморощенных дипломатов.
Именно эта политика “ситуативности” стала причиной того, что после падения Карса партократы впали в другую крайность. Если две недели назад они никак не хотели отцепиться от Антанты, то сейчас Оганджанян и Чилингарян встали на путь турколюбия. “Пришло время осознать наших врагов и друзей: не турок наш враг, а русский. Мы должны протянуть руку чистосердечной дружбы нашим вековым соседям-туркам, осознавая опасность, идущую с Севера, консолидированными силами мы должны противостоять русскому мужику, который идет уничтожать любую национальную реликвию”… Вот смысл ряда руководствующих статей, которые поместил Чилингарян на страницах официального дашнакского органа. Те же люди месяц назад не хотели начать переговоров с “вековым врагом” - Турцией, не отвечали на телеграммы Карабекира и Бекира Сами, а нынче взывали к ее дружбе против России, в момент отрицая традиционную ориентацию армянского народа.
Согласно логике приверженцев политики турколюбия, и Чилингаряна в частности, советская Москва, объятая теми же империалистическими стремлениями, что и царская Россия, не могла допустить самостоятельного существования Армении, и в то же время дружба Турции могла обеспечить независимость Армении хоть и в узких границах, а в дальнейшем “ситуативные” обстоятельства могли открыть более широкие возможности перед Арменией.
Исходя из этой логики партократы начали переговоры с турками, когда те уже подошли к Александрополю. В качестве предусловия к началу переговоров Кязим Карабекир паша потребовал сдачу Александрополя, которое произошло 7 ноября без боев. Через пару дней турецкое командование выдвинуло новое условие, согласно которому до того, как начать мирные переговоры армянская армия должна была отойти в новую зону, сдав туркам 12 пушек, большое количество пулеметов, несколько тысяч ружей и множество боеприпасов, помимо тех 15 тысяч ружей и 30 миллионов патронов, которые прибрали к рукам турки на складах Александрополя. Вначале армянское руководство не согласилось, но после пары неудачных стычек было вынуждено удовлетворить и это требование турок. 18 ноября было подписано окончательное перемирие, после чего с указаниями правительства к ведению мирных переговоров в Александрополь отправились Александр Хатисян и Абраам Гюлханданян.
Песенка дашнакского унитарного правительства, бюровлястия была спета. Деструктивный и некомпетентный кабинет правительства Оганджаняна пасовал перед гневом обезнадеженного народа. Но было уже поздно, разрушительный яд бюровластия разложил не только армейские ряды и государственный аппарат, но и потенциальную силу страны и народное хозяйство.
Широкие народные массы, осуждая и проклиная сумасбродную политику бюровластия, однозначно расположились в сторону России. В рядах правящих дашнаков хоть и не было четкой линии, но в разных вариациях наметились два течения: одно из них - новоиспеченная Чилингаряновская протурецкая ориентация, вокруг которой сгруппировались главным образом сторонники бюро, и другое - течение молодых дашнаков (трудовиков), которое требовало уступить власть коммунистам, обеспечив существование Армении на федеративных принципах. Оба течения, будучи силами параллельными и равнозначными, не сходились к общей политике, и это было виной тому, что в самый решающий момент сменивший Оганджаняна премьер-министр Врацян не смог держаться одной прямой политической линии.
До этого в Ереван возвратился советский представитель Легран, который оповестившись об армяно-турецких отношениях, срочно отправил со своей стороны в Александрополь Мдивани, чтобы тот в качестве посредника между сторонами смог произвести давление на турок.
Это посредничество оставляет неприятное впечатление у турок, которые для нейтрализации Мдивани лицемерными заверениями прикидываясь пламенным сторонником независимости Армении и подчеркивая совпадение армяно-турецких интересов против России, сумел уговорить Хатисяна и Гюлханданяна отклонить посредничество Мдивани. После этого дипломатического успеха турецкие делегаты диктуют мирный договор, согласно которому: а) Севрский договор считается недействительным, б) районы до рек Арпачай и Аракс переходят Турции, в) армянская армия ограничивается 1500 человек, и другие унизительные условия.
Армянские делегаты, возразив, что не уполномочены правительством к подписанию подобного соглашения, устанавливают телеграфную связь с Ереваном и просят новых указаний. В связи с этим Врацян совещается с одной стороны с дашнакской фракцией, с другой стороны с Леграном.
Легран, принимая во внимание трагические последствия соглашения и безысходное положение страны, 30 ноября предлагает Врацяну для сохранения целостности Армении передать власть армянским коммунистам, а армянским делегатам в Александрополе дать указание не подписывать никакого соглашения с турками.
Среди дашнаков вновь возникает два течения: сторонники протурецкой ориентации требуют подписать предложенное турками соглашение, полагая, что турки обеспечат защиту независимости Армении против посягательств России, сторонники же русской ориентации защищают позицию Леграна.
Как же поступила дашнакская дипломатия в этот важный момент, когда решалась судьба страны и народа? Она пошла навстречу сразу обоим течениям… с одной стороны надлежащим актом передала власть коммунистам, а с другой поручила делегатам в Александрополе подписать диктуемое турками соглашение.
2 декабря 1920 года в Ереване была объявлена советская власть, и 2 же декабря Хатисян и Гюлханданян в Александрополе подписали позорное армяно-турецкое соглашение.
Александропольское соглашение нестираемое пятно на совести дашнаксих шефов.
Гр. Джагетян
«Пахарь Ирана» №№ 20; 21; 23,
23 марта, 2 апреля, 15 апреля 1922г. Тегеран
*Имеется в виду сотрудничество во время экспедиции Турецкой армии на Баку в апреле-июле 1918г., после чего, однако, оставаясь верными своим взглядам относительно приглашения англичан, приняли враждебное в отношении советского правительства положение, и вместе с эсерами и меньшевиками единым фронтом уничтожили Бакинскую коммуну.
**В 1920-1922 гг. МИД в правительстве Анкары и глава ее делегации в России.