В.УГРЮМОВ. СТИЛЬ ПРОЗЫ С.Т. АКСАКОВА. Ч.1
https://dislib.ru/filologiya/50584-1-stil-prozi-st-aksakova.php?ysclid=ln5otkvwmp274200867
Творчество Сергея Тимофеевича Аксакова давно находится в поле зрения литературоведения. В то же время внимание исследователей сосредоточивалось преимущественно на общих вопросах жизни и творчества мастера, а также на проблемах идеологического подтекста его произведений и особенностях реализма писателя. Традиционно подчеркивалось и участие С.Т.Аксакова в деятельности славянофилов.
Индивидуальность стиля писателя, его «слог», эпическая образность, психологизм и, главное, живая связь с русским культурным наследием и христианскими традициями выявлены в литературоведении менее детально. Традиционно С.Т.Аксакова причисляли ко «второму ряду» русских писателей XIX в., как бы ставя позади таких его прославленных современников, как А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь, И.С.Тургенев, Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский.
Ко времени появления в печати «Семейной хроники» и других произведений С.Т.Аксакова в классической русской прозе уже были написаны «Капитанская дочка» А.С.Пушкина, «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова, «Мертвые души» Н.В.Гоголя. Тем не менее на современном этапе осмысления жизни и творчества С.Т.Аксакова, на рубеже XX - XXI вв. идет процесс известной переоценки значимости художественного наследия писателя и его творческой индивидуальности. Так, литературовед В.В.Кожинов назвал «Семейную хронику» С.Т.Аксакова «своего рода сердцевинным явлением отечественной литературы»1. В.В.Кожинов охарактеризовал это произведение как источник, в котором «содержатся семена, или, точнее, завязи всей будущей русской прозы»2. С этим трудно не согласиться.
Следует напомнить, что подобным образцом русской прозы А.С. Пушкин считал в 1820-е гг. «Историю Государства Российского» Н.М. Карамзина, а ранее его повести и «Письма русского путешественника».
С.Т.Аксаков, с одной стороны, продолжает традиции А.С. Пушкина. Пушкинская «Капитанская дочка», как и неоконченная «История села Горюхина», тяготели к жанру семейных записок (семейной хроники).
С другой стороны, С.Т.Аксаков (и к этому есть ряд объективных предпосылок - биографических, историко-культурных, стилевых) наследует и влиятельную державинскую литературную традицию. (Г.Р. Державин оставил и прозу - свои «Записки».) Важна и традиция сказа, преломленная в произведениях С.Т.Аксакова. И связана она не только с «Вечерами на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя, но и, например, с прозой О.М.Сомова. Необходимо отметить принципиальные особенности творческой индивидуальности писателя - в частности, просветительское отношение к действительности, ее эпическое, личностно-обогащенное осмысление. Но, несомненно, требуется еще глубже изучить и осмыслить индивидуальность стиля С.Т.Аксакова, его видение действительности и движение его художественных ассоциаций.
Из сказанного вытекает актуальность диссертационного исследования «Стиль прозы С.Т.Аксакова», которое, с одной стороны, нацелено на описание стиля С.Т.Аксакова как целостного феномена (а не взятых в отдельности тех или иных его граней) и подробный анализ аксаковских текстов с точки зрения их художественного своеобразия, а с другой стороны, ставит во главу угла конкретную связь творчества С.Т.Аксакова с литературой русского реализма и традициями фольклорного эпоса.
Цели и задачи диссертации включают выяснение места Аксакова-стилиста в контексте русской классической литературы с присущим ей богатством и многообразием стилевых традиций, а также исследование его стиля и движения художественных ассоциаций писателя на основе анализа произведений в их словесно-текстовом аспекте.
Степень разработанности проблемы изучения произведений С.Т.Аксакова остается в целом весьма неоднородной. На сегодняшний день актуальны историко-функциональная проблема определения классического статуса С.Т.Аксакова в русской литературе, глубокий анализ индивидуального стиля писателя и выявление связей его стиля со стилями типологически сходных писателей. Первые критические отзывы и исследования были опубликованы еще при жизни С.Т.Аксакова. Вновь интерес к творчеству писателя возник на рубеже XIX - XX вв. и связан со столетним юбилеем со дня его рождения. Заслуженное внимание к его литературному наследию обозначилось в конце XX - начале XXI вв. Изучение индивидуального стиля С.Т. Аксакова в сравнительно-типологическом плане началось в конце XIX в. с работы В.Н.Майкова «Н.В.Гоголь и С.Т.Аксаков. К истории литературных влияний.» (СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1892). Она открыла одну из увлекательных тем в аксаковедении. В XX в. были опубликованы исследования С.И.Машинского, Е.И.Анненковой, М.П.Лобанова, С.Н.Дурылина, В.А.Кошелева, Ю.И.Минералова и других литературоведов3. Для нас, с теоретической точки зрения, основанием для исследования произведений С.Т. Аксакова и оценки его личности как художника слова в ряду русских писателей XIX в. является изучение индивидуального стиля писателя, его особого мировидения, рождающего движение художественных ассоциаций и приводящего к созданию художественного произведения.
Основным материалом исследования послужили произведения С.Т. Аксакова, включенные в четырехтомное собрание произведений (1955 г.): «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания». В приложении анализируются «История моего знакомства с Гоголем», «Знакомство с Державиным», «Встреча с мартинистами» и другие очерки и рассказы.
Методологическую основу работы составили труды классиков отечественной и зарубежной филологии (прежде всего В. Гумбольдта, А.А. Потебни, Ф.И. Буслаева и др.), а также крупных ученых, занимавшихся вопросами стиля (А.Ф. Лосева, В.М. Жирмунского, В.В. Виноградова и др.). Исследование строится с учетом принципа системного анализа текста, включающего в себя типологический и сравнительно-исторический аспекты изучения художественных произведений.
Научная новизна исследования обусловливается, прежде всего, тем, что в нем дано историко-функциональное осмысление наследия С.Т. Аксакова, рассмотрены главные аспекты творческой индивидуальности писателя. Работа основана на большом эмпирическом материале, который в таком объеме и вышеуказанном ракурсе анализу не подвергался. Исследуются не только отдельные произведения, но единое стилевое «целокупное пространство» (выражение Гегеля) творчества художника. Ю.И. Минералов во введении в «Теорию художественной словесности» указывает, «что индивидуальный стиль, его поэтика - не только и не столько данность (продукт, результат), сколько деятельность, процесс… мы всемерно акцентируем эту процессуальность, ибо данная сторона стиля обычно ускользает от внимания исследователей»4. Таким образом, мы рассматриваем преломление стиля С.Т. Аксакова в тексте самих его произведений (результат) и в процессе их создания (творческий процесс). А.Ф.Лосев о соотношении поэтики и стилистики писал: «Учение о метафоре вообще есть поэтика (или эстетика поэзии). Но учение о том, как употребляет метафору Пушкин или Тютчев, есть уже часть стилистики»5. В нашем исследовании мы исходим из того же, проводя анализ индивидуального «употребления» автором метафор и других элементов поэтики.
Практическая значимость диссертации. Результаты исследования намечают перспективные направления в дальнейшем изучении стиля С.Т.Аксакова как феномена русской классической литературы. Материалы и выводы могут быть использованы в лекциях курса истории русской литературы и в спецкурсах по проблемам литературного стиля, в тематике специальных семинаров.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех основных глав, в которых исследуется с точки зрения стиля трилогия С.Т. Аксакова («Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания»), и заключения. В приложении анализируются рассказы, очерки и повести писателя, а также воспоминания о Г.Р. Державине и Н.В. Гоголе. Объем диссертации вместе с приложением составляет 176 страниц, список литературы включает 181 наименований.
Основное содержание работы
В первой главе «Семейная хроника», состоящей из пяти параграфов, описывается реализация писателем художественного замысла эпоса семьи Багровых. Рассматриваются особенности индивидуального стиля художника, а также реакция критики на произведение С.Т. Аксакова. Каждый отрывок «Семейной хроники» настолько семантически автономен, что, по сути, выглядит самостоятельным произведением. Все четыре главы первого отрывка - также небольшие самостоятельные новеллы. Это связано с тем, что «Хроника» создавалась из устных рассказов С.Т. Аксакова. С другой стороны, она внутренне связывается многими вариациями заданных изначально тем и мотивов, что заметно «уплотняет», «сгущает» (А.А. Потебня) содержание произведения.
В первом параграфе «Зарождение эпоса семьи Багровых: традиции и жанровые особенности «Семейной хроники»» анализируется современное С.Т. Аксакову состояние русской классической прозы и такого жанра, как мемуары. Вышедшая в 1856 г., книга имела необычайный успех. Вся российская критика в один голос говорила о том, что «Семейная хроника» есть уникальное явление русской литературы. Отмечали не только художественные достоинства книги, но и ее значение как «исторического документа» эпохи. М.Е. Салтыков-Щедрин писал, имея в виду «Семейную хронику», что «разработка разнообразных сторон русского быта началась еще очень недавно, и между тем успехи ее не подлежат сомнению»6. По воспоминаниям Ю. Самарина, Н.В.Гоголь «с напряженным вниманием… по целым вечерам вслушивался в рассказы Сергея Тимофеевича о заволжской природе и тамошней жизни. Он упивался ими, и на лице его видно было… глубокое наслаждение…»7. Существующее мнение о прямом влиянии творчества Н.В. Гоголя на «Семейную хронику» достаточно спорно. Возможно проследить обратную связь: влияние устных рассказов С.Т. Аксакова на автора «Мертвых душ». Несомненно, многие лирические отступления в поэме Н.В. Гоголя близки по системе художественных средств к описанию природы заволжских земель в «Семейной хронике». В.В. Кожинов говорит о «первородстве», воплотившемся в содержании и «в художественном стиле «Семейной хроники». Ссылаясь на воспоминания современников, он отмечает, что «создавать свою «Хронику» Аксаков начал задолго до ее выхода в свет - не позднее 1820-х годов…»8. С.Т.Аксаков в течение долгих лет творил «Хронику» изустно, шлифовал свои воспоминания. Из года в год его семейные предания из небольших зарисовок и устных рассказов складывались в эпическое произведение.
Столетие спустя после выхода книги в свет М.М. Пришвин замечает относительно «Семейной хроники», что у Аксакова «богоданная книга, а моя самодельная, … но Бог, конечно, не лишен любопытства и мою книгу прочтет с интересом, тогда как аксаковскую - как свою - читать ему незачем…»9. Оставив в стороне самоиронию Пришвина, нельзя не признать и не подчеркнуть: в аксаковском произведении разлито мощное мифопоэтическое начало.
«Богоданная» «Семейная хроника» начинается с образа пространственной тесноты («Тесно стало моему дедушке жить в Симбирской губернии»10) и образа дороги как возможности освобождения от тесноты для новой жизни. От них у С.Т. Аксакова начинается движение управляющих произведением художественных ассоциаций (освобождение от тесноты и освоение новой, «обетованной» земли). В эпицентре пространства и времени в «мире» индивидуального стиля Аксакова находится дедушка - помещик Степан Михайлович Багров. Помимо него в центр этого мира писателем поставлена мельница, вращение жерновов которой предстает здесь как «часовой механизм» крестьянского космоса.
Авторские характеристики героев ассоциативно перекликаются с Ветхим Заветом: дочери Багрова - «Евины внучки», а сам Багров будто ветхозаветный бог: «Свирепый огонь лился из его глаз», «долго бушевал дедушка на просторе» и т.п. Отмеченная здесь мифопоэтическая составляющая аксаковской образности стилистически реализуется у писателя в основном через портретные и пейзажные элементы. Старик Багров описан четкими скупыми мазками, его характер напоминает о природных стихиях, например: «Правильные черты лица, прекрасные большие темно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, - все это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу…»11. Писатель вообще свободно пользуется приемом словесного портрета, причем разворачивает его весьма детально, и это одна из особенностей художественного слога С.Т. Аксакова.
Остановленная плотиной упрямая река (образ времени) разливается, «всплывает озером без берегов», то есть занимает то абсолютное, безбрежное пространство (космос), в сфере влияния которого кипит жизнь, зарождаются события, именуемые хроникой семьи Багровых. Работа мельницы упорядочивает мирное течение этой жизни.
Образ майора М.М. Куролесова, о котором автор «рассказывает особо», - это образ «злого духа», нашедшего гнездо во владениях своей юной жены, полуребенка Прасковьи Ивановны, и неприкаянно мятущегося по багровскому космосу. Критика представляла его то «злодеем», то в образе «блудного сына», то в собирательном образе развращенного властью помещика-самодура. Он характеризуется автором как «молодец собой», «бойкий на слова», искательный, но в «неутомимой жажде мук и крови человеческой». Аксаков отмечает, что майор был деловым человеком, хорошо управлял хозяйством, и крестьяне его любили, так как он был строгим, но справедливым на суд. Однако, закончив дела, он стремился в свое «подполье», где упивался распутством и издевательством над дворовыми людьми. Аксаков подчеркивает чужеродность образа Куролесова миру семьи Багровых. Даже церковь, построенная Куролесовым, увенчана «пылающим крестом». Жизнь Куролесова - это стремление к тесноте, в замкнутое, закрытое место. «Запри дверь и смотри в окно, что будет дальше», - сказал Михайла Максимович, завернулся в одеяло и заснул или притворился заснувшим»12. Завернувшись в одеяло, Куролесов прячется «в тесноту».
Второй параграф - «Новые места»: начала лирическое и эпическое, мифопоэтические черты образа». Здесь мы прослеживаем особенно яркое соединение двух начал: лирического и эпического, которые определяют содержание параграфа. Картина переселения крестьян на новые земли, изображенная Аксаковым, впечатляет жизнеутверждающим оптимизмом (не считая положенных при любом переезде «горьких слез»). Эпическое повествование плавно переходит в поэтическое описание «девственной, роскошной природы» Оренбургской губернии. Новые земли показаны Аксаковым как «земля обетованная» для Багровых и всех крестьянских семей, принадлежащих помещику Багрову. Лирические отступления, посвященные изображению природы, интонационно близки древним гимнам.
Ритмика в духе Ветхого Завета, изобилие чувств и торжествующая радость любви в духе «Песни песней» преломляются у Аксакова в поэтических образах природы. Старик Багров находится в самом центре образующейся новой жизни. Автор описывает помещичий и крестьянский быт как совместный труд крестьянина и помещика по созданию общего дома. Постройка мельницы напоминает постройку ковчега или храма. В работе участвуют все: и бабы, и ребятишки, и помещик. Все стремятся запустить «сердце» крестьянского быта и начать отсчет времени: «Все суетилось, бегало, кричало…». Аксаков очень точно определяет единение переселенцев в завершении важного дела: борьбу с упрямой рекой. Река показана, строго говоря, мифопоэтически, это одна из линий, по которой писатель наследует традиции фольклорного эпоса. Река - живое, дикое, «необъезженное» существо. Кажется, что и люди здесь исполины, творящие мир и обживающие его день за днем. «И был вечер, и было утро, день» следующий: «На другой день затолкла толчея, замолола мельница - и мелет, и толчет до сих пор…»13. Время пошло по кругу подобно тому, как вертится мельничное колесо. Мельница стала отсчитывать время урожаев и христианских праздников.
В третьем параграфе - «Добрый день» Степана Михайловича: философское и символическое начала в повествовании» - анализируются понятие «доброты» героев «Семейной хроники» и символическое устройство помещичьей усадьбы. Человек у Аксакова изначально добр, а «бури страстей человеческих» автор сравнивает с природными бурями, после которых устанавливается тихая погода. Стилистический прием параллелизма в изображении человека и природы - одна из главных особенностей прозы Аксакова.
Каждый персонаж одинок в своей только ему ведомой доброте. Писатель показывает индивидуальность доброты каждого героя. Даже после смерти злодея Куролесова осталась память о его добрых делах. Добр ведущий свою молчаливую и самобытную жизнь Каратаев. Добр пьющий по-доброму генерал Ерлыкин. Добры крестьяне и иноземные доктора, и, наконец, «добра земля на урожай».
Гнев и зло изображены Аксаковым как болезнь. Старик Багров долго страдает после припадка гнева, а сердцу его «противен был всякий низкий и злонамеренный поступок». Доброта есть организация и развитие здоровой жизни. Такая доброта показана Аксаковым в устройстве помещичьей усадьбы и всего окружающего ее крестьянского космоса. Вот образ смеющегося помещика, дедушки на своем крылечке, которое можно толковать как престол - центр этого космоса. Дедушка восходит на крылечко, и навстречу ему появляется ключница отпирать двери его мира. Все вокруг просыпается, освобождается из тесноты, оживает: молочница, вышедшая из погреба, бабочка, появившаяся из куколки, скот во дворе, дворня. Дедушка объезжает свои владения, осматривает хозяйские и крестьянские поля. Дома его встречает запах горячих щей.
***
Цвет, характерный для одежды семьи Багровых, - красный. Красный цвет был самым любимым на Руси. Достаточно вспомнить связанные с этим цветом такие образы, как «красна девка», «красный день - праздник», «изба красна пирогами», «красный угол» и т.д. Красный - значит главный, первый цвет радуги. Хотя цветовое значение отнюдь не главное, красный - прежде всего красивый. Можно предположить, что красный цвет наиболее привлек внимание маленького Сережи, и потому автор величает свою семью по цветовой ассоциации «Багровы». В «Воспоминаниях» они становятся Аксаковы.
Картина «Дня», созданная Аксаковым, поистине «богоданная» в своей доброте. «Добрый день» - это целая жизнь одного эпического героя, главы рода. И день заканчивается, когда дедушка, «перекрестившись раз-другой на звездное небо», ложится почивать. В этом отрывке еще мало персонажей, они редкие и неясные, тем самым подчеркивается эпическое величие образа старика Багрова. Мы отмечаем, как замкнут сам «на себе» весь его мир. Все перемещения дедушки можно обобщенно заключить в три понятия: «встал, перекрестился, лег».
В четвертом параграфе «Описание женитьбы молодого Багрова: синтез фольклорных и литературных жанровых мотивов» проводится анализ текста «Семейной хроники», повествующего об истории женитьбы Алексея Багрова, сына Степана Михайловича. Появляется много новых персонажей, а также наиболее полно раскрываются характеры уже известных нам героев.
Отметим своеобразный художественный прием Аксакова - стремление сразу обозначить какую-нибудь особенность характера персонажа или происходящего события, а затем раскрыть его в подробностях или, забегая вперед, рассказать о последствиях. Такой прием мотивирован стилевыми задачами автора и преследует определенную художественную цель. Подробно описывается то, что непосредственно входит в интересы хроники рода Багровых.
В исследуемом фрагменте большое внимание уделяется внутренней жизни героев и причинам конфликтных ситуаций среди родственников. Стиль становится более динамичным и выражается в основном через описание внешних действий героев и внутренние монологи. Иногда стиль приобретает сухую, строгую отчетность исторического документа, что мотивируется жанровыми особенностями хроники. Инициалы фамилий круга знакомых Софьи Николаевны звучат неожиданно лаконично, документально: А.Ю. Авенариус, П.И. Чичагова, Д.Б. Мертваго, В.И. Ичанский и В.В. Романовский. Последний изображен Аксаковым во «Встрече с мартинистами» под фамилией Рубановский. Многие из перечисленных людей не появятся более в произведении.
Важное место занимает раскрытие образа Алексея Степаныча Багрова (здесь и далее написание отчества героев соответствует авторскому). «Красноречие» этого молчаливого героя передано автором через внешние признаки. «Очарованные глаза, пылающие щеки, смущение, доходившее до самозабвения, всегда были красноречивыми объяснителями в любви»14. Отметим характерное для слога писателя необычное слово - «объяснитель», соотносимое с разговорной речью. Его семантика строится на основе метонимии и в смысловом плане по-новому указывает на привычный, «стертый» словесный образ «объясняться в любви». Добавим к этому и отмеченный нами свойственный стилю писателя словесный портрет («очарованные глаза, пылающие щеки»), который семантически насыщается словом-неологизмом.
В этом отрывке Аксаков большое внимание уделяет образу Софьи Николавны - невесты, а затем жены Алексея Степаныча. Автор рассказывает ее историю как историю Золушки, страдающей от мачехи и затем, после смерти последней, заблиставшей в обществе. Она и на бал приезжала «на самое короткое время», сообщает нам писатель. Момент сказочного перерождения «Золушки» показан в традициях фольклорного религиозного эпоса, духовных стихов: «Но переполнилась чаша долготерпения Божьего, и грянул гром…»15. Для Аксакова характерен такой синтез традиций, в данном случае - различных жанровых составляющих народного эпоса. Стиль Аксакова формируется не только элементами языка, но в большинстве своем сложными образованиями этих элементов, смысловыми единицами, скрытыми внутритекстовыми «течениями». Показателен пример с использованием образов греческой мифологии. В Уфе влюбленный Алексей лежит вдоль кровати и ждет благословения от отца на брак. Рядом с ним его поверенная, старуха Алакаева, вяжет носок. В то же время в родовом поместье Багровых дедушка сидит поперек кровати, а рядом бабушка прядет шерсть. Напрашивается аналогия с греческими Мойрами, дочерями Ночи, управляющими судьбой человека, одна из которых, Клото, прядет нить жизни, другая, Лахезис, определяет судьбу, вяжет, а третья Атропос отрезает. (Последняя не понадобилась Аксакову.) Так своеобразно автор показывает судьбоносность решения на свадьбу.
Накануне свадьбы разворачивается обширная картина, основанная на противопоставлении жениха и невесты в глазах «светских говорунов». Софья Николавна чаще всего характеризуется словом «умна». Ей свойственны бесконечные внутренние монологи, постоянные сомнения, логические выводы и взвешивание текущих событий. Бесчисленные повторы в перечислении достоинств Софьи Николавны и недостатков молодого Багрова создают эффект многоголосицы общественного мнения. «Невеста - бойка, жива, жених - робок и вял»; «невеста - остроума, ловка, блистательна в светском обществе, жених - не умеет сказать двух слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и жаться в угол или к дверям»16.
Подчеркнем характерный аксаковский прием - развертка обширного ряда противопоставлений, связанных с антитезой жених - невеста. Данный прием можно соотнести с амплификацией, известной по произведениям древнерусской литературы. В описании важности церемонии свадьбы проступает скрытая ирония. «Церковь была ярко освещена и полна народа; архиерейские певчие не щадили своих голосов…» Обратим внимание на следующий образ: «Грустная тень давно слетела с лица молодых»17, - пишет Аксаков. Так образно соединяет художник мужа и жену в одно лицо как семейную пару. Как известно, в русской иконографии на иконе Иоаким и Анна, родители Пресвятой Богородицы, объединены одним нимбом. Эстетический и нравственный идеал автора - это его представление о прекрасном, выраженное в единении.
Пятый параграф - «Стилевые черты воплощения образа повествователя и авторской позиции». Важность приезда молодых в усадьбу Багровых ярко показана через определение-эпитет «высокий»: «Позади господского гумна, стоящего на высокой горе, показался высокий экипаж»18. Душевная легкость героев при отъезде из Багрово, где происходили и драматические и приятные события, передана словом «пёрушко». «Проворно сели молодые в свою карету, и, как перушко, подхватили ее с места крепкие кони»19.
Знакомство старика Багрова и Софьи Николавны начинается с общей молитвы, однако особенно «горячо молились свекор и невестка…» Писатель подчеркивает особенность момента их знакомства. При общении свекра и невестки Аксаков раскрывает целый ритуал, связанный с руками и глазами. Свекор «схватил ее (невестку. - В.У.) за руку, поглядел ей пристально в глаза. После этого он сам заплакал и сказал: «Слава богу…». Ритуал прикосновений рук продолжается во все дни знакомства и заканчивается тогда, когда свекор разрешает невестке поцеловать его руку в знак принятия ее как дочери. Этой женщине предстоит совершить важнейшее с его точки зрения: принести роду Багровых наследника-продолжателя.
Следует отметить, что многократный повтор детали (причем в весьма коротком фрагменте), сходный с рефреном, делает ее семантически более значимой, создает предпосылки для образного «сгущения мысли», и является одним из проявлений поэтического начала в прозе Аксакова.
В параграфе анализируются подробности помещичьего уклада жизни, с которым знакомится Софья Николавна, а также отношения между членами ее новой семьи.
Мудрость старика Багрова раскрывается через его речь - простую, основанную на народных присказках и поговорках. Минуты гнева Степана Михайлыча показаны всегда сдержанно, с намеком на «страшные, отвратительные последствия». Последствия выражены через символический поступок Каратаева, зятя Багрова, который «убежал в рощу и, схватив палку, обивал, ломал невинные березовые сучья, вымещая на них за свою жену». Именно колючие сучья напоминают злобные поступки жены Каратаева, которые так прогневили Багрова. И здесь природа у Аксакова отражает в себе «страсти человеческие»: «Две тучи, одна другой чернее, сошлись посередине неба и долго стояли на одном месте, перебрасываясь огнями».
В анализируемом фрагменте «Семейной хроники» образ автора становится ближе к героям, отчетливее выступает из повествования. Иногда автор оставляет героев безмолвными, но их безмолвие очень «говорящее». Автор проявляется непосредственно в «художественном преломлении» как своеобразный персонаж произведения. Аксаков считал, что писатель должен слиться с предметом изображения, быть «полнотой, наполняющей все во всем». Особенность стиля Аксакова заключается в том, что правда и вымысел в его произведении сплетаются воедино. Именно в единении и «богоданной» полноте рождается произведение. Характеризуя героев, Аксаков умело использует прием умолчания, просторечие, народные словечки и фразеологические обороты, поговорки. Например: «досталось на орехи», «думала крепкую думу», «расцыганили ее золовушки», «старик понимал музыку этих слов», «принял ее слова за чистые деньги», «трехлетней, на три ягоды налитой», «понапрасну терплю за ней», «невестынька» и другие.
У каждого из героев свой язык и свое молчание. Одним из ярких безмолвных персонажей является Каратаев, которого, говорит автор, «не разгадает никакой психолог». В описании гостей, съехавшихся к Багровым на праздничный обед, Аксаков применяет интонационную реминисценцию или скрытую ссылку на Н.В. Гоголя: «Теперь обратимся к съехавшимся гостям. Что за кафтан был на судье, что за мундир на городничем, и, вдобавок ко всему, между двух деревенских чучел в женском платье, то есть между женой и свояченицей»20.
Обед занимает одно из видных мест в четвертом отрывке и символизирует общее примирение и принятие молодой хозяйки в семье Багровых. За обедом свекор часто обращается к Софье Николавне как к родному человеку, и «ни в ком не осталось сомнения, что свекор души не слышит в невестке». Слова, выделенные у Аксакова, подтверждают, что Степан Михайлыч принял невестку, как она есть, достойную рода Багровых.
В конце параграфа мы анализируем описание жизни молодой семьи в Уфе, в Голубиной слободке. Первые роды Софьи Николавны, уход за дочерью и смерть ребенка подробно раскрывают страстность натуры молодой женщины. Аксаков продолжает расширять характеристику Алексея Багрова как человека сдержанного, надежного, а в поступках «богатого крупной монетой», но в «мелочи у него недостаток». Автор внимательно всматривается в своего героя, о чем-то заговаривает с ним, словно волшебник, сопереживает и в очередной раз выводит повествование из эпического плана в лирико-философский, словно освобождает Алексея из темноты, выводит на свет. Он представляет ход своих мыслей, заключенных в течении «Хроники», и пишет, что «проходит пора потрясающих событий, … мельчает дух». Несколько вставных рассказов (о слуге Евсеиче, история Николая Калмыка и романтическая история любви татарской девушки Сальме и русского офицера) придают повествованию объемность.
В диссертации подробно рассмотрен момент рождения наследника Сережи Багрова. События быстро сменяют друг друга. Автор переносит читателя из Уфы в Багрово и обратно, тем самым создавая ощущение приятного волнения и беспокойства. Аксаков приводит предполагаемые числа рождения. Счет этих чисел еще более подчеркивает нетерпеливость в ожидании рождения будущего героя. В день рождения автор ведет счет времени по часам, еще более убыстряя темп. Данное событие автор изображает во взаимосвязи человека и природу, восклицая, что ребенок «не только отца и мать обрадовал своим появлением на белый свет; даже осенний день был тепел, как летний!...»21. В Багрово Степан Михайлыч, узнав о появлении наследника, «проворно вскакивает с постели» и, достав родословную, проводит черту от кружочка с именем «Алексей» до кружочка с именем «Сергей». Черта символизирует все события «Семейной хроники» от переселения в новые места до рождения Сережи Багрова. Прощаясь с героями, Аксаков, как добрый сказочник и непосредственный участник событий, обращается к ним, словно сворачивает события «Хроники» обратно в память.
Отметим, что в истинном художественном произведении подвижны сами границы «стилевого пространства», которое приглашает читателя к сотворчеству и имеет способность расширяться в зависимости от его зоркости. «Богоданность» книги С.Т. Аксакова, отмеченная М.М. Пришвиным, заключается не только в изначальности изображенной действительности, но и в наполнении ее судьбоносными, иногда мистическими приметами, из которых и состоит настоящая жизнь. «Богоданность» книги утверждает богоданность жизни как творения, как Божьего промысла. Некоторые художественные ассоциации и интонационные, ритмические параллели с книгами Ветхого Завета подтверждают это и создают поистине эпическое зрелище существования человеческого рода на примере семьи Багровых.
Творчество Сергея Тимофеевича Аксакова давно находится в поле зрения литературоведения. В то же время внимание исследователей сосредоточивалось преимущественно на общих вопросах жизни и творчества мастера, а также на проблемах идеологического подтекста его произведений и особенностях реализма писателя. Традиционно подчеркивалось и участие С.Т.Аксакова в деятельности славянофилов.
Индивидуальность стиля писателя, его «слог», эпическая образность, психологизм и, главное, живая связь с русским культурным наследием и христианскими традициями выявлены в литературоведении менее детально. Традиционно С.Т.Аксакова причисляли ко «второму ряду» русских писателей XIX в., как бы ставя позади таких его прославленных современников, как А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь, И.С.Тургенев, Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский.
Ко времени появления в печати «Семейной хроники» и других произведений С.Т.Аксакова в классической русской прозе уже были написаны «Капитанская дочка» А.С.Пушкина, «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова, «Мертвые души» Н.В.Гоголя. Тем не менее на современном этапе осмысления жизни и творчества С.Т.Аксакова, на рубеже XX - XXI вв. идет процесс известной переоценки значимости художественного наследия писателя и его творческой индивидуальности. Так, литературовед В.В.Кожинов назвал «Семейную хронику» С.Т.Аксакова «своего рода сердцевинным явлением отечественной литературы»1. В.В.Кожинов охарактеризовал это произведение как источник, в котором «содержатся семена, или, точнее, завязи всей будущей русской прозы»2. С этим трудно не согласиться.
Следует напомнить, что подобным образцом русской прозы А.С. Пушкин считал в 1820-е гг. «Историю Государства Российского» Н.М. Карамзина, а ранее его повести и «Письма русского путешественника».
С.Т.Аксаков, с одной стороны, продолжает традиции А.С. Пушкина. Пушкинская «Капитанская дочка», как и неоконченная «История села Горюхина», тяготели к жанру семейных записок (семейной хроники).
С другой стороны, С.Т.Аксаков (и к этому есть ряд объективных предпосылок - биографических, историко-культурных, стилевых) наследует и влиятельную державинскую литературную традицию. (Г.Р. Державин оставил и прозу - свои «Записки».) Важна и традиция сказа, преломленная в произведениях С.Т.Аксакова. И связана она не только с «Вечерами на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя, но и, например, с прозой О.М.Сомова. Необходимо отметить принципиальные особенности творческой индивидуальности писателя - в частности, просветительское отношение к действительности, ее эпическое, личностно-обогащенное осмысление. Но, несомненно, требуется еще глубже изучить и осмыслить индивидуальность стиля С.Т.Аксакова, его видение действительности и движение его художественных ассоциаций.
Из сказанного вытекает актуальность диссертационного исследования «Стиль прозы С.Т.Аксакова», которое, с одной стороны, нацелено на описание стиля С.Т.Аксакова как целостного феномена (а не взятых в отдельности тех или иных его граней) и подробный анализ аксаковских текстов с точки зрения их художественного своеобразия, а с другой стороны, ставит во главу угла конкретную связь творчества С.Т.Аксакова с литературой русского реализма и традициями фольклорного эпоса.
Цели и задачи диссертации включают выяснение места Аксакова-стилиста в контексте русской классической литературы с присущим ей богатством и многообразием стилевых традиций, а также исследование его стиля и движения художественных ассоциаций писателя на основе анализа произведений в их словесно-текстовом аспекте.
Степень разработанности проблемы изучения произведений С.Т.Аксакова остается в целом весьма неоднородной. На сегодняшний день актуальны историко-функциональная проблема определения классического статуса С.Т.Аксакова в русской литературе, глубокий анализ индивидуального стиля писателя и выявление связей его стиля со стилями типологически сходных писателей. Первые критические отзывы и исследования были опубликованы еще при жизни С.Т.Аксакова. Вновь интерес к творчеству писателя возник на рубеже XIX - XX вв. и связан со столетним юбилеем со дня его рождения. Заслуженное внимание к его литературному наследию обозначилось в конце XX - начале XXI вв. Изучение индивидуального стиля С.Т. Аксакова в сравнительно-типологическом плане началось в конце XIX в. с работы В.Н.Майкова «Н.В.Гоголь и С.Т.Аксаков. К истории литературных влияний.» (СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1892). Она открыла одну из увлекательных тем в аксаковедении. В XX в. были опубликованы исследования С.И.Машинского, Е.И.Анненковой, М.П.Лобанова, С.Н.Дурылина, В.А.Кошелева, Ю.И.Минералова и других литературоведов3. Для нас, с теоретической точки зрения, основанием для исследования произведений С.Т. Аксакова и оценки его личности как художника слова в ряду русских писателей XIX в. является изучение индивидуального стиля писателя, его особого мировидения, рождающего движение художественных ассоциаций и приводящего к созданию художественного произведения.
Основным материалом исследования послужили произведения С.Т. Аксакова, включенные в четырехтомное собрание произведений (1955 г.): «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания». В приложении анализируются «История моего знакомства с Гоголем», «Знакомство с Державиным», «Встреча с мартинистами» и другие очерки и рассказы.
Методологическую основу работы составили труды классиков отечественной и зарубежной филологии (прежде всего В. Гумбольдта, А.А. Потебни, Ф.И. Буслаева и др.), а также крупных ученых, занимавшихся вопросами стиля (А.Ф. Лосева, В.М. Жирмунского, В.В. Виноградова и др.). Исследование строится с учетом принципа системного анализа текста, включающего в себя типологический и сравнительно-исторический аспекты изучения художественных произведений.
Научная новизна исследования обусловливается, прежде всего, тем, что в нем дано историко-функциональное осмысление наследия С.Т. Аксакова, рассмотрены главные аспекты творческой индивидуальности писателя. Работа основана на большом эмпирическом материале, который в таком объеме и вышеуказанном ракурсе анализу не подвергался. Исследуются не только отдельные произведения, но единое стилевое «целокупное пространство» (выражение Гегеля) творчества художника. Ю.И. Минералов во введении в «Теорию художественной словесности» указывает, «что индивидуальный стиль, его поэтика - не только и не столько данность (продукт, результат), сколько деятельность, процесс… мы всемерно акцентируем эту процессуальность, ибо данная сторона стиля обычно ускользает от внимания исследователей»4. Таким образом, мы рассматриваем преломление стиля С.Т. Аксакова в тексте самих его произведений (результат) и в процессе их создания (творческий процесс). А.Ф.Лосев о соотношении поэтики и стилистики писал: «Учение о метафоре вообще есть поэтика (или эстетика поэзии). Но учение о том, как употребляет метафору Пушкин или Тютчев, есть уже часть стилистики»5. В нашем исследовании мы исходим из того же, проводя анализ индивидуального «употребления» автором метафор и других элементов поэтики.
Практическая значимость диссертации. Результаты исследования намечают перспективные направления в дальнейшем изучении стиля С.Т.Аксакова как феномена русской классической литературы. Материалы и выводы могут быть использованы в лекциях курса истории русской литературы и в спецкурсах по проблемам литературного стиля, в тематике специальных семинаров.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех основных глав, в которых исследуется с точки зрения стиля трилогия С.Т. Аксакова («Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания»), и заключения. В приложении анализируются рассказы, очерки и повести писателя, а также воспоминания о Г.Р. Державине и Н.В. Гоголе. Объем диссертации вместе с приложением составляет 176 страниц, список литературы включает 181 наименований.
Основное содержание работы
В первой главе «Семейная хроника», состоящей из пяти параграфов, описывается реализация писателем художественного замысла эпоса семьи Багровых. Рассматриваются особенности индивидуального стиля художника, а также реакция критики на произведение С.Т. Аксакова. Каждый отрывок «Семейной хроники» настолько семантически автономен, что, по сути, выглядит самостоятельным произведением. Все четыре главы первого отрывка - также небольшие самостоятельные новеллы. Это связано с тем, что «Хроника» создавалась из устных рассказов С.Т. Аксакова. С другой стороны, она внутренне связывается многими вариациями заданных изначально тем и мотивов, что заметно «уплотняет», «сгущает» (А.А. Потебня) содержание произведения.
В первом параграфе «Зарождение эпоса семьи Багровых: традиции и жанровые особенности «Семейной хроники»» анализируется современное С.Т. Аксакову состояние русской классической прозы и такого жанра, как мемуары. Вышедшая в 1856 г., книга имела необычайный успех. Вся российская критика в один голос говорила о том, что «Семейная хроника» есть уникальное явление русской литературы. Отмечали не только художественные достоинства книги, но и ее значение как «исторического документа» эпохи. М.Е. Салтыков-Щедрин писал, имея в виду «Семейную хронику», что «разработка разнообразных сторон русского быта началась еще очень недавно, и между тем успехи ее не подлежат сомнению»6. По воспоминаниям Ю. Самарина, Н.В.Гоголь «с напряженным вниманием… по целым вечерам вслушивался в рассказы Сергея Тимофеевича о заволжской природе и тамошней жизни. Он упивался ими, и на лице его видно было… глубокое наслаждение…»7. Существующее мнение о прямом влиянии творчества Н.В. Гоголя на «Семейную хронику» достаточно спорно. Возможно проследить обратную связь: влияние устных рассказов С.Т. Аксакова на автора «Мертвых душ». Несомненно, многие лирические отступления в поэме Н.В. Гоголя близки по системе художественных средств к описанию природы заволжских земель в «Семейной хронике». В.В. Кожинов говорит о «первородстве», воплотившемся в содержании и «в художественном стиле «Семейной хроники». Ссылаясь на воспоминания современников, он отмечает, что «создавать свою «Хронику» Аксаков начал задолго до ее выхода в свет - не позднее 1820-х годов…»8. С.Т.Аксаков в течение долгих лет творил «Хронику» изустно, шлифовал свои воспоминания. Из года в год его семейные предания из небольших зарисовок и устных рассказов складывались в эпическое произведение.
Столетие спустя после выхода книги в свет М.М. Пришвин замечает относительно «Семейной хроники», что у Аксакова «богоданная книга, а моя самодельная, … но Бог, конечно, не лишен любопытства и мою книгу прочтет с интересом, тогда как аксаковскую - как свою - читать ему незачем…»9. Оставив в стороне самоиронию Пришвина, нельзя не признать и не подчеркнуть: в аксаковском произведении разлито мощное мифопоэтическое начало.
«Богоданная» «Семейная хроника» начинается с образа пространственной тесноты («Тесно стало моему дедушке жить в Симбирской губернии»10) и образа дороги как возможности освобождения от тесноты для новой жизни. От них у С.Т. Аксакова начинается движение управляющих произведением художественных ассоциаций (освобождение от тесноты и освоение новой, «обетованной» земли). В эпицентре пространства и времени в «мире» индивидуального стиля Аксакова находится дедушка - помещик Степан Михайлович Багров. Помимо него в центр этого мира писателем поставлена мельница, вращение жерновов которой предстает здесь как «часовой механизм» крестьянского космоса.
Авторские характеристики героев ассоциативно перекликаются с Ветхим Заветом: дочери Багрова - «Евины внучки», а сам Багров будто ветхозаветный бог: «Свирепый огонь лился из его глаз», «долго бушевал дедушка на просторе» и т.п. Отмеченная здесь мифопоэтическая составляющая аксаковской образности стилистически реализуется у писателя в основном через портретные и пейзажные элементы. Старик Багров описан четкими скупыми мазками, его характер напоминает о природных стихиях, например: «Правильные черты лица, прекрасные большие темно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, - все это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу…»11. Писатель вообще свободно пользуется приемом словесного портрета, причем разворачивает его весьма детально, и это одна из особенностей художественного слога С.Т. Аксакова.
Остановленная плотиной упрямая река (образ времени) разливается, «всплывает озером без берегов», то есть занимает то абсолютное, безбрежное пространство (космос), в сфере влияния которого кипит жизнь, зарождаются события, именуемые хроникой семьи Багровых. Работа мельницы упорядочивает мирное течение этой жизни.
Образ майора М.М. Куролесова, о котором автор «рассказывает особо», - это образ «злого духа», нашедшего гнездо во владениях своей юной жены, полуребенка Прасковьи Ивановны, и неприкаянно мятущегося по багровскому космосу. Критика представляла его то «злодеем», то в образе «блудного сына», то в собирательном образе развращенного властью помещика-самодура. Он характеризуется автором как «молодец собой», «бойкий на слова», искательный, но в «неутомимой жажде мук и крови человеческой». Аксаков отмечает, что майор был деловым человеком, хорошо управлял хозяйством, и крестьяне его любили, так как он был строгим, но справедливым на суд. Однако, закончив дела, он стремился в свое «подполье», где упивался распутством и издевательством над дворовыми людьми. Аксаков подчеркивает чужеродность образа Куролесова миру семьи Багровых. Даже церковь, построенная Куролесовым, увенчана «пылающим крестом». Жизнь Куролесова - это стремление к тесноте, в замкнутое, закрытое место. «Запри дверь и смотри в окно, что будет дальше», - сказал Михайла Максимович, завернулся в одеяло и заснул или притворился заснувшим»12. Завернувшись в одеяло, Куролесов прячется «в тесноту».
Второй параграф - «Новые места»: начала лирическое и эпическое, мифопоэтические черты образа». Здесь мы прослеживаем особенно яркое соединение двух начал: лирического и эпического, которые определяют содержание параграфа. Картина переселения крестьян на новые земли, изображенная Аксаковым, впечатляет жизнеутверждающим оптимизмом (не считая положенных при любом переезде «горьких слез»). Эпическое повествование плавно переходит в поэтическое описание «девственной, роскошной природы» Оренбургской губернии. Новые земли показаны Аксаковым как «земля обетованная» для Багровых и всех крестьянских семей, принадлежащих помещику Багрову. Лирические отступления, посвященные изображению природы, интонационно близки древним гимнам.
Ритмика в духе Ветхого Завета, изобилие чувств и торжествующая радость любви в духе «Песни песней» преломляются у Аксакова в поэтических образах природы. Старик Багров находится в самом центре образующейся новой жизни. Автор описывает помещичий и крестьянский быт как совместный труд крестьянина и помещика по созданию общего дома. Постройка мельницы напоминает постройку ковчега или храма. В работе участвуют все: и бабы, и ребятишки, и помещик. Все стремятся запустить «сердце» крестьянского быта и начать отсчет времени: «Все суетилось, бегало, кричало…». Аксаков очень точно определяет единение переселенцев в завершении важного дела: борьбу с упрямой рекой. Река показана, строго говоря, мифопоэтически, это одна из линий, по которой писатель наследует традиции фольклорного эпоса. Река - живое, дикое, «необъезженное» существо. Кажется, что и люди здесь исполины, творящие мир и обживающие его день за днем. «И был вечер, и было утро, день» следующий: «На другой день затолкла толчея, замолола мельница - и мелет, и толчет до сих пор…»13. Время пошло по кругу подобно тому, как вертится мельничное колесо. Мельница стала отсчитывать время урожаев и христианских праздников.
В третьем параграфе - «Добрый день» Степана Михайловича: философское и символическое начала в повествовании» - анализируются понятие «доброты» героев «Семейной хроники» и символическое устройство помещичьей усадьбы. Человек у Аксакова изначально добр, а «бури страстей человеческих» автор сравнивает с природными бурями, после которых устанавливается тихая погода. Стилистический прием параллелизма в изображении человека и природы - одна из главных особенностей прозы Аксакова.
Каждый персонаж одинок в своей только ему ведомой доброте. Писатель показывает индивидуальность доброты каждого героя. Даже после смерти злодея Куролесова осталась память о его добрых делах. Добр ведущий свою молчаливую и самобытную жизнь Каратаев. Добр пьющий по-доброму генерал Ерлыкин. Добры крестьяне и иноземные доктора, и, наконец, «добра земля на урожай».
Гнев и зло изображены Аксаковым как болезнь. Старик Багров долго страдает после припадка гнева, а сердцу его «противен был всякий низкий и злонамеренный поступок». Доброта есть организация и развитие здоровой жизни. Такая доброта показана Аксаковым в устройстве помещичьей усадьбы и всего окружающего ее крестьянского космоса. Вот образ смеющегося помещика, дедушки на своем крылечке, которое можно толковать как престол - центр этого космоса. Дедушка восходит на крылечко, и навстречу ему появляется ключница отпирать двери его мира. Все вокруг просыпается, освобождается из тесноты, оживает: молочница, вышедшая из погреба, бабочка, появившаяся из куколки, скот во дворе, дворня. Дедушка объезжает свои владения, осматривает хозяйские и крестьянские поля. Дома его встречает запах горячих щей.
***
Цвет, характерный для одежды семьи Багровых, - красный. Красный цвет был самым любимым на Руси. Достаточно вспомнить связанные с этим цветом такие образы, как «красна девка», «красный день - праздник», «изба красна пирогами», «красный угол» и т.д. Красный - значит главный, первый цвет радуги. Хотя цветовое значение отнюдь не главное, красный - прежде всего красивый. Можно предположить, что красный цвет наиболее привлек внимание маленького Сережи, и потому автор величает свою семью по цветовой ассоциации «Багровы». В «Воспоминаниях» они становятся Аксаковы.
Картина «Дня», созданная Аксаковым, поистине «богоданная» в своей доброте. «Добрый день» - это целая жизнь одного эпического героя, главы рода. И день заканчивается, когда дедушка, «перекрестившись раз-другой на звездное небо», ложится почивать. В этом отрывке еще мало персонажей, они редкие и неясные, тем самым подчеркивается эпическое величие образа старика Багрова. Мы отмечаем, как замкнут сам «на себе» весь его мир. Все перемещения дедушки можно обобщенно заключить в три понятия: «встал, перекрестился, лег».
В четвертом параграфе «Описание женитьбы молодого Багрова: синтез фольклорных и литературных жанровых мотивов» проводится анализ текста «Семейной хроники», повествующего об истории женитьбы Алексея Багрова, сына Степана Михайловича. Появляется много новых персонажей, а также наиболее полно раскрываются характеры уже известных нам героев.
Отметим своеобразный художественный прием Аксакова - стремление сразу обозначить какую-нибудь особенность характера персонажа или происходящего события, а затем раскрыть его в подробностях или, забегая вперед, рассказать о последствиях. Такой прием мотивирован стилевыми задачами автора и преследует определенную художественную цель. Подробно описывается то, что непосредственно входит в интересы хроники рода Багровых.
В исследуемом фрагменте большое внимание уделяется внутренней жизни героев и причинам конфликтных ситуаций среди родственников. Стиль становится более динамичным и выражается в основном через описание внешних действий героев и внутренние монологи. Иногда стиль приобретает сухую, строгую отчетность исторического документа, что мотивируется жанровыми особенностями хроники. Инициалы фамилий круга знакомых Софьи Николаевны звучат неожиданно лаконично, документально: А.Ю. Авенариус, П.И. Чичагова, Д.Б. Мертваго, В.И. Ичанский и В.В. Романовский. Последний изображен Аксаковым во «Встрече с мартинистами» под фамилией Рубановский. Многие из перечисленных людей не появятся более в произведении.
Важное место занимает раскрытие образа Алексея Степаныча Багрова (здесь и далее написание отчества героев соответствует авторскому). «Красноречие» этого молчаливого героя передано автором через внешние признаки. «Очарованные глаза, пылающие щеки, смущение, доходившее до самозабвения, всегда были красноречивыми объяснителями в любви»14. Отметим характерное для слога писателя необычное слово - «объяснитель», соотносимое с разговорной речью. Его семантика строится на основе метонимии и в смысловом плане по-новому указывает на привычный, «стертый» словесный образ «объясняться в любви». Добавим к этому и отмеченный нами свойственный стилю писателя словесный портрет («очарованные глаза, пылающие щеки»), который семантически насыщается словом-неологизмом.
В этом отрывке Аксаков большое внимание уделяет образу Софьи Николавны - невесты, а затем жены Алексея Степаныча. Автор рассказывает ее историю как историю Золушки, страдающей от мачехи и затем, после смерти последней, заблиставшей в обществе. Она и на бал приезжала «на самое короткое время», сообщает нам писатель. Момент сказочного перерождения «Золушки» показан в традициях фольклорного религиозного эпоса, духовных стихов: «Но переполнилась чаша долготерпения Божьего, и грянул гром…»15. Для Аксакова характерен такой синтез традиций, в данном случае - различных жанровых составляющих народного эпоса. Стиль Аксакова формируется не только элементами языка, но в большинстве своем сложными образованиями этих элементов, смысловыми единицами, скрытыми внутритекстовыми «течениями». Показателен пример с использованием образов греческой мифологии. В Уфе влюбленный Алексей лежит вдоль кровати и ждет благословения от отца на брак. Рядом с ним его поверенная, старуха Алакаева, вяжет носок. В то же время в родовом поместье Багровых дедушка сидит поперек кровати, а рядом бабушка прядет шерсть. Напрашивается аналогия с греческими Мойрами, дочерями Ночи, управляющими судьбой человека, одна из которых, Клото, прядет нить жизни, другая, Лахезис, определяет судьбу, вяжет, а третья Атропос отрезает. (Последняя не понадобилась Аксакову.) Так своеобразно автор показывает судьбоносность решения на свадьбу.
Накануне свадьбы разворачивается обширная картина, основанная на противопоставлении жениха и невесты в глазах «светских говорунов». Софья Николавна чаще всего характеризуется словом «умна». Ей свойственны бесконечные внутренние монологи, постоянные сомнения, логические выводы и взвешивание текущих событий. Бесчисленные повторы в перечислении достоинств Софьи Николавны и недостатков молодого Багрова создают эффект многоголосицы общественного мнения. «Невеста - бойка, жива, жених - робок и вял»; «невеста - остроума, ловка, блистательна в светском обществе, жених - не умеет сказать двух слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и жаться в угол или к дверям»16.
Подчеркнем характерный аксаковский прием - развертка обширного ряда противопоставлений, связанных с антитезой жених - невеста. Данный прием можно соотнести с амплификацией, известной по произведениям древнерусской литературы. В описании важности церемонии свадьбы проступает скрытая ирония. «Церковь была ярко освещена и полна народа; архиерейские певчие не щадили своих голосов…» Обратим внимание на следующий образ: «Грустная тень давно слетела с лица молодых»17, - пишет Аксаков. Так образно соединяет художник мужа и жену в одно лицо как семейную пару. Как известно, в русской иконографии на иконе Иоаким и Анна, родители Пресвятой Богородицы, объединены одним нимбом. Эстетический и нравственный идеал автора - это его представление о прекрасном, выраженное в единении.
Пятый параграф - «Стилевые черты воплощения образа повествователя и авторской позиции». Важность приезда молодых в усадьбу Багровых ярко показана через определение-эпитет «высокий»: «Позади господского гумна, стоящего на высокой горе, показался высокий экипаж»18. Душевная легкость героев при отъезде из Багрово, где происходили и драматические и приятные события, передана словом «пёрушко». «Проворно сели молодые в свою карету, и, как перушко, подхватили ее с места крепкие кони»19.
Знакомство старика Багрова и Софьи Николавны начинается с общей молитвы, однако особенно «горячо молились свекор и невестка…» Писатель подчеркивает особенность момента их знакомства. При общении свекра и невестки Аксаков раскрывает целый ритуал, связанный с руками и глазами. Свекор «схватил ее (невестку. - В.У.) за руку, поглядел ей пристально в глаза. После этого он сам заплакал и сказал: «Слава богу…». Ритуал прикосновений рук продолжается во все дни знакомства и заканчивается тогда, когда свекор разрешает невестке поцеловать его руку в знак принятия ее как дочери. Этой женщине предстоит совершить важнейшее с его точки зрения: принести роду Багровых наследника-продолжателя.
Следует отметить, что многократный повтор детали (причем в весьма коротком фрагменте), сходный с рефреном, делает ее семантически более значимой, создает предпосылки для образного «сгущения мысли», и является одним из проявлений поэтического начала в прозе Аксакова.
В параграфе анализируются подробности помещичьего уклада жизни, с которым знакомится Софья Николавна, а также отношения между членами ее новой семьи.
Мудрость старика Багрова раскрывается через его речь - простую, основанную на народных присказках и поговорках. Минуты гнева Степана Михайлыча показаны всегда сдержанно, с намеком на «страшные, отвратительные последствия». Последствия выражены через символический поступок Каратаева, зятя Багрова, который «убежал в рощу и, схватив палку, обивал, ломал невинные березовые сучья, вымещая на них за свою жену». Именно колючие сучья напоминают злобные поступки жены Каратаева, которые так прогневили Багрова. И здесь природа у Аксакова отражает в себе «страсти человеческие»: «Две тучи, одна другой чернее, сошлись посередине неба и долго стояли на одном месте, перебрасываясь огнями».
В анализируемом фрагменте «Семейной хроники» образ автора становится ближе к героям, отчетливее выступает из повествования. Иногда автор оставляет героев безмолвными, но их безмолвие очень «говорящее». Автор проявляется непосредственно в «художественном преломлении» как своеобразный персонаж произведения. Аксаков считал, что писатель должен слиться с предметом изображения, быть «полнотой, наполняющей все во всем». Особенность стиля Аксакова заключается в том, что правда и вымысел в его произведении сплетаются воедино. Именно в единении и «богоданной» полноте рождается произведение. Характеризуя героев, Аксаков умело использует прием умолчания, просторечие, народные словечки и фразеологические обороты, поговорки. Например: «досталось на орехи», «думала крепкую думу», «расцыганили ее золовушки», «старик понимал музыку этих слов», «принял ее слова за чистые деньги», «трехлетней, на три ягоды налитой», «понапрасну терплю за ней», «невестынька» и другие.
У каждого из героев свой язык и свое молчание. Одним из ярких безмолвных персонажей является Каратаев, которого, говорит автор, «не разгадает никакой психолог». В описании гостей, съехавшихся к Багровым на праздничный обед, Аксаков применяет интонационную реминисценцию или скрытую ссылку на Н.В. Гоголя: «Теперь обратимся к съехавшимся гостям. Что за кафтан был на судье, что за мундир на городничем, и, вдобавок ко всему, между двух деревенских чучел в женском платье, то есть между женой и свояченицей»20.
Обед занимает одно из видных мест в четвертом отрывке и символизирует общее примирение и принятие молодой хозяйки в семье Багровых. За обедом свекор часто обращается к Софье Николавне как к родному человеку, и «ни в ком не осталось сомнения, что свекор души не слышит в невестке». Слова, выделенные у Аксакова, подтверждают, что Степан Михайлыч принял невестку, как она есть, достойную рода Багровых.
В конце параграфа мы анализируем описание жизни молодой семьи в Уфе, в Голубиной слободке. Первые роды Софьи Николавны, уход за дочерью и смерть ребенка подробно раскрывают страстность натуры молодой женщины. Аксаков продолжает расширять характеристику Алексея Багрова как человека сдержанного, надежного, а в поступках «богатого крупной монетой», но в «мелочи у него недостаток». Автор внимательно всматривается в своего героя, о чем-то заговаривает с ним, словно волшебник, сопереживает и в очередной раз выводит повествование из эпического плана в лирико-философский, словно освобождает Алексея из темноты, выводит на свет. Он представляет ход своих мыслей, заключенных в течении «Хроники», и пишет, что «проходит пора потрясающих событий, … мельчает дух». Несколько вставных рассказов (о слуге Евсеиче, история Николая Калмыка и романтическая история любви татарской девушки Сальме и русского офицера) придают повествованию объемность.
В диссертации подробно рассмотрен момент рождения наследника Сережи Багрова. События быстро сменяют друг друга. Автор переносит читателя из Уфы в Багрово и обратно, тем самым создавая ощущение приятного волнения и беспокойства. Аксаков приводит предполагаемые числа рождения. Счет этих чисел еще более подчеркивает нетерпеливость в ожидании рождения будущего героя. В день рождения автор ведет счет времени по часам, еще более убыстряя темп. Данное событие автор изображает во взаимосвязи человека и природу, восклицая, что ребенок «не только отца и мать обрадовал своим появлением на белый свет; даже осенний день был тепел, как летний!...»21. В Багрово Степан Михайлыч, узнав о появлении наследника, «проворно вскакивает с постели» и, достав родословную, проводит черту от кружочка с именем «Алексей» до кружочка с именем «Сергей». Черта символизирует все события «Семейной хроники» от переселения в новые места до рождения Сережи Багрова. Прощаясь с героями, Аксаков, как добрый сказочник и непосредственный участник событий, обращается к ним, словно сворачивает события «Хроники» обратно в память.
Отметим, что в истинном художественном произведении подвижны сами границы «стилевого пространства», которое приглашает читателя к сотворчеству и имеет способность расширяться в зависимости от его зоркости. «Богоданность» книги С.Т. Аксакова, отмеченная М.М. Пришвиным, заключается не только в изначальности изображенной действительности, но и в наполнении ее судьбоносными, иногда мистическими приметами, из которых и состоит настоящая жизнь. «Богоданность» книги утверждает богоданность жизни как творения, как Божьего промысла. Некоторые художественные ассоциации и интонационные, ритмические параллели с книгами Ветхого Завета подтверждают это и создают поистине эпическое зрелище существования человеческого рода на примере семьи Багровых.