МолЧУСИЭК или Не торт
И значит темная вина,
Лежащая на мне, -
Лишь тень, мелькнувшая на миг
В счастливом детском сне.
И значит, скоро я проснусь
И, выпив молока,
По тропке вниз туда помчусь,
Где плещется река...
Оргия праведников "Das Boot"
И нельзя же сказать, что написать нечего. Есть чего. Например, в свояк я сыграла лучше, чем когда либо и вылетела там, где следовало вылетать. Кощунственно звучит, не правда ли? Часто в поезде разговор скатывался до чисто теоретических заключений, что было бы, если я \ он \ она заняли первое \ второе место в бое. По качеству это напоминало вагонные споры. Слишком теоретично для меня, поэтому наилучший исход событий − это тот, что произошёл. Вот не поверите, но впервые в жизни довольна своей игрой (в обоих смыслах). И хоть можно было в последнем бое быть второй, но разве обожмёшь этих двух адских сатан свояка?
Но в остальном, в главном… Сиквелы - они всегда хуже оригинала. А ещё всегда плохо, когда ожидаешь чего-либо, а случившееся не оправдывает ожиданий. Да, автобус не сломался, нас никто не проклял, мы не опаздывали на поезд и не скучали по морю − в этом-то и дело; а ещё светило солнце − то самое солнце, помнишь, Марина, как ты желала его? Оно было − я точно помню, но на фото его почти нет, и тогда мне начинает казаться, что я придумала его, как придумала всё то хорошее и запоминающееся, что было с нами. Я не умею по другому.
Нельзя ожидать чего-то хорошего. Это первая жестокая истина, которую стоит усвоить. Но как не ожидать, если в прошлый раз был такой сильный катарсис?
Вторая истина − благородству в свояке не место. После моей чудовищной ошибки и - 40 двое остальных не подобрали, и им же было хуже. В принципе, теорема доказана мой лично на МолЧЛ, а это − ещё одна иллюстрация.
Это мерзко и очень обидно - играть против своих и своих же выносить. Знаю, что это - побочный эффект большой квоты, но было неприятно. Но когда выносят тебя… Лучшей последней игры нельзя было вообразить! Ещё никогда в жизни я так не радовалась своему вылету из свояка.
Утром было море, и особенно остро чувствовалось и вспоминалось море прошлого года. Пасмурное, нервное, грязное, неприветливое и безразличное. В это день оно было ласковым, прозрачным и почти весенним. Кружились чайки, с визгом подхватывая хлеб, брошенный добрыми бабульками; дети игрались у воды, по щенячьи убегая от набегающих волн; то-ли йоги, то-ли хрен-пойми-кто занимались гимнастикой (или хрен-пойми-чем) на берегу; тётки с блаженными лицами смотрели на солнечные блики… Но всё не радовало и катарсиса не случилось.
Морской бог у берегов Одессы − это как «Пирацетам» − в него нужно верить. Жертва ему была отдана, и сильный порыв ветра обдал моё лицо, в карман были набраны ракушки, и я, затаив дыхание и зажав ладонью рот, ждала, верила, переживала, но… Но дело в том, что мы ждали большего на фоне того, что было совершенным.
На обратной дороге в поезде мне снился страшный сон. Мы играли тот самый свояк, что и в Одессе, но изменить что-либо я не могла, хотя все вопросы и ответы уже знала. Я просыпалась, ерзала на неудобном матрасе, но всё равно закрывала глаза и видела тот же сон, бой за боем, вопрос за вопросом, но исправить ничего не могла. Гадкая беспомощность и неотвратимость пронизывали сон насквозь, пока меня не разбудили.
А сейчас, спустя почти неделю, я хочу чтобы меня тоже разбудили со словами: «Вставай, тебе сегодня ехать». И чтобы всё было не так.
