Красота пустоты
- И почему же у тебе нет девушки?
- На девушку нужно время, а у меня его нет. Днем я работаю, вечером репетирую, так что женщины у меня случаются по субботам. И то, если нет репетиций. Ну, ты понимаешь.
Он смотрит на меня, и даже в темноте я вижу, какой он красивый. До того, что больно смотреть. Длинные черные волосы, черные брови (был бы девочкой, сказали бы - "соболиные"), черные глаза, в которых не разобрать, где заканчиваются зрачки. Пирсинг всюду. Татуировка на шее. Дальше вниз - по рукам. Ars longa, vita brevis - ну конечно, что еще может быть выколото на руке у того, кто репетирует шесть дней в неделю?
Еще дальше - длинные пальцы, созданные для того, чтобы перебирать струны или что потоньше. А если тебе посчастливилось, то эти пальцы сомкнутся у тебя на шее в момент, когда внутри него взорвется тысяча музык. И тогда они взорвутся и в тебе тоже.
А еще эти же пальцы могут перебирать твои волосы, а потом мягко, но настойчиво склонять твою голову вниз, туда, где внизу его живота раскинула крылья бабочка. Позже эта бабочка будет двоиться в твоих глазах, потом их станет целый рой, они забьются тебе в рот и в нос, и сухой шелест их узорчатых крыльев ты будешь слышать еще долго внутри своей головы, даже после того, как все закончится.
Так вот, я смотрю на него, на его слепящую красоту и наготу. У него длинное поджарое тело хищника, больше всего похоже на ягуара. "Убивающий одним прыжком" с языка кечуа, языка инков. Пару жизней назад он точно был индейцем, инком. Наверное, охотился на этих больших кошек. А может, ночью сам превращался в зверя, прятался в густых и темных зарослях, высматривая свою добычу.
- Давай спать, уже почти восемь. - За окном не светает, а как-то сереет. Голова тяжелая от недосыпа и алкоголя. В нее лезет всякий бред.
Он обнимает меня так крепко, как будто мы познакомились не пять часов назад, а гораздо раньше. Может быть, пять жизней назад. А может, пятьдесят. Где-то явно все это уже было, раз приходится вот так отрабатывать карму. И точно будет и дальше, потому что за эту ночь мы наработали себя новый балласт на пару жизней вперед.
Но все это не важно, потому что нет ничего значимого, кроме нас двоих, лежащих сегодня в одной постели. Я склоняю голову на его грудь, он гладит мои волосы. Сейчас, когда мы вдвоем, каждый чувствует свое одиночество особенно остро. Но радует одно: если ты одинок, если ты ищешь приют, ты всегда найдешь его рядом с таким же, как ты - печально скитающимся в поисках убежища, готовым принять руку помощи даже от такого же нищего и немощного, как он сам.
Я не могу спать, я смотрю в потолок и думаю о том, что мы все бесконечно одиноки, несмотря на то, есть ли кто-то рядом с нами. Засыпаем ли мы на чьем-то плече. Держим ли во сне чью-то руку. Мы один на один только с черным безграничным космосом, в глубине которого далекие холодные звезды, до которых мы никогда не дотянемся, наполняют нашу жизнь отблеском смысла, отблеском чего-то большего, что дает нам силы двигаться дальше. Из одной жизни в другую. И узнавать в каждой из них тех, с кем ты уже был когда-то.
Он так красив, когда спит - так и хочется прикоснуться, навсегда оставить себе кусочек этой красоты, навсегда остаться рядом, чтобы видеть это каждый день. Но увы, все это невозможно. Я ничего не могу ему дать, я не могу подарить ему ни крупицы смысла, я пуста, абсолютно пуста внутри.
Я тихо одеваюсь и ухожу,не оставив ни записки, ни номера телефона, ни даже своего имени.
- На девушку нужно время, а у меня его нет. Днем я работаю, вечером репетирую, так что женщины у меня случаются по субботам. И то, если нет репетиций. Ну, ты понимаешь.
Он смотрит на меня, и даже в темноте я вижу, какой он красивый. До того, что больно смотреть. Длинные черные волосы, черные брови (был бы девочкой, сказали бы - "соболиные"), черные глаза, в которых не разобрать, где заканчиваются зрачки. Пирсинг всюду. Татуировка на шее. Дальше вниз - по рукам. Ars longa, vita brevis - ну конечно, что еще может быть выколото на руке у того, кто репетирует шесть дней в неделю?
Еще дальше - длинные пальцы, созданные для того, чтобы перебирать струны или что потоньше. А если тебе посчастливилось, то эти пальцы сомкнутся у тебя на шее в момент, когда внутри него взорвется тысяча музык. И тогда они взорвутся и в тебе тоже.
А еще эти же пальцы могут перебирать твои волосы, а потом мягко, но настойчиво склонять твою голову вниз, туда, где внизу его живота раскинула крылья бабочка. Позже эта бабочка будет двоиться в твоих глазах, потом их станет целый рой, они забьются тебе в рот и в нос, и сухой шелест их узорчатых крыльев ты будешь слышать еще долго внутри своей головы, даже после того, как все закончится.
Так вот, я смотрю на него, на его слепящую красоту и наготу. У него длинное поджарое тело хищника, больше всего похоже на ягуара. "Убивающий одним прыжком" с языка кечуа, языка инков. Пару жизней назад он точно был индейцем, инком. Наверное, охотился на этих больших кошек. А может, ночью сам превращался в зверя, прятался в густых и темных зарослях, высматривая свою добычу.
- Давай спать, уже почти восемь. - За окном не светает, а как-то сереет. Голова тяжелая от недосыпа и алкоголя. В нее лезет всякий бред.
Он обнимает меня так крепко, как будто мы познакомились не пять часов назад, а гораздо раньше. Может быть, пять жизней назад. А может, пятьдесят. Где-то явно все это уже было, раз приходится вот так отрабатывать карму. И точно будет и дальше, потому что за эту ночь мы наработали себя новый балласт на пару жизней вперед.
Но все это не важно, потому что нет ничего значимого, кроме нас двоих, лежащих сегодня в одной постели. Я склоняю голову на его грудь, он гладит мои волосы. Сейчас, когда мы вдвоем, каждый чувствует свое одиночество особенно остро. Но радует одно: если ты одинок, если ты ищешь приют, ты всегда найдешь его рядом с таким же, как ты - печально скитающимся в поисках убежища, готовым принять руку помощи даже от такого же нищего и немощного, как он сам.
Я не могу спать, я смотрю в потолок и думаю о том, что мы все бесконечно одиноки, несмотря на то, есть ли кто-то рядом с нами. Засыпаем ли мы на чьем-то плече. Держим ли во сне чью-то руку. Мы один на один только с черным безграничным космосом, в глубине которого далекие холодные звезды, до которых мы никогда не дотянемся, наполняют нашу жизнь отблеском смысла, отблеском чего-то большего, что дает нам силы двигаться дальше. Из одной жизни в другую. И узнавать в каждой из них тех, с кем ты уже был когда-то.
Он так красив, когда спит - так и хочется прикоснуться, навсегда оставить себе кусочек этой красоты, навсегда остаться рядом, чтобы видеть это каждый день. Но увы, все это невозможно. Я ничего не могу ему дать, я не могу подарить ему ни крупицы смысла, я пуста, абсолютно пуста внутри.
Я тихо одеваюсь и ухожу,не оставив ни записки, ни номера телефона, ни даже своего имени.