про МП и синие обои
У Михаила Петровича был сад.
Такой,знаете, как водится- с яблоневыми деревьями и грядками клубрики, которая,кстати, вкусней всего урождалась в неменуемой близости к ватер-клозету.
Михаил Петрович любил свой сад. И яблони любил и клубнику, но особливо он любил выйти в свой сад и просто стоять смотреть на все это великолепие. Великолепие наводило в душе Михаила Петровича порядк. В городе-то такого нет. В городе - дома-дома-дома. А здесь- великолепие.
В двухтысячном году сын Михаила Петровича купил ему квартиру. Хорошую такую, в новом доме. Эта квартира уже нравилась всем, хотя ее никто еще и не видел. Так бывает- отдаешь много денег сразу, а тебе стоят квартиру, собирают как пазл, или конструктор, или хлебный мякишь. Но, к разочарованию Михаила ПЕтровича, квартира была не из хлебного мякиша, а из бетонных блоков. Они нависали друг над другом, создавая пространства, в которых нужно было жить. Пространства были везде, люди были везде, а еще - везде были дома.
Из всех четрырех окон во всех трех комнатах и одной кухне были видны только дома. Еще был один гараж. Гараж Михаилу Петровичу нравился чуть больше- он был похож на космический корабль и можно было представить,что ты летишь на Альдеборан решать субдьу Империи.
Дома Михаилу Петровичу не нравились, не было в них велкиолепия. Не было великолепия в комнатах и даже в кухне. В комнатах было просто грустно, а в кухне было грустно по особенному- там жила тоска о проваленных межгалактических войнах.
Летом Михаил Петрович не грустил. У него был сад и великолепие. А зимой - ничего этого не было,только дома и пространства в которых почему-то нужно жить.
"Вот если бы сейчас того великолепия да на эти потолки..",- думал Михаил Петрович.
Во вторник, девятого декабря, Михаил петрович вышел за хлебом. В булочной не оказалось белого хлеба- только бородинский. А дарницки хлеб он же в ы знаете, он для тоски и печали, а зачем Михаилу Петровичу тоска и печаль в хлебе, когда у него этого итак полно во всех этих стенах не из хлебного мякиша. Он пошле во вторуб булочную на улице Восстания. В это булочной хлеб всегда был. Михаил Петрович купил батон белого, пошел по улице и вдруг- замер. С витрины строительного магазина на него смотрело великолепие. Великолепие было голубого цвета с переливом и узором из цветов. Великолепие стоило 580 рублей за рулон и шло в комплекте с потолочным бардюром.
Михаил петрович купил восемь рулонов великолепия, рулон потолочного бардюра и еще пару рулонов простого серого цвета для потолка. Нельзя же показывать блоки,если они не из хлебного мякиша. Они пришел домой и начал клеить. Он клеил эти обои с той же любовью и заботок, с которой он окучивал клубнику у туалета, он отрезал бардют по углом,чтобы он шел в стык с потолочный карнизом, он не открывал окон, и не кипятил чайник, он чтоял посреди комнаты и смотрел. Он мог лечь на кровать и любоваться своим потолочный бардюром. Ему уже не нужно было смотреть во окно и видеть дома или придумывать космическую одиссею.
У Михаила Петровича теперь было два великолепия.
Такой,знаете, как водится- с яблоневыми деревьями и грядками клубрики, которая,кстати, вкусней всего урождалась в неменуемой близости к ватер-клозету.
Михаил Петрович любил свой сад. И яблони любил и клубнику, но особливо он любил выйти в свой сад и просто стоять смотреть на все это великолепие. Великолепие наводило в душе Михаила Петровича порядк. В городе-то такого нет. В городе - дома-дома-дома. А здесь- великолепие.
В двухтысячном году сын Михаила Петровича купил ему квартиру. Хорошую такую, в новом доме. Эта квартира уже нравилась всем, хотя ее никто еще и не видел. Так бывает- отдаешь много денег сразу, а тебе стоят квартиру, собирают как пазл, или конструктор, или хлебный мякишь. Но, к разочарованию Михаила ПЕтровича, квартира была не из хлебного мякиша, а из бетонных блоков. Они нависали друг над другом, создавая пространства, в которых нужно было жить. Пространства были везде, люди были везде, а еще - везде были дома.
Из всех четрырех окон во всех трех комнатах и одной кухне были видны только дома. Еще был один гараж. Гараж Михаилу Петровичу нравился чуть больше- он был похож на космический корабль и можно было представить,что ты летишь на Альдеборан решать субдьу Империи.
Дома Михаилу Петровичу не нравились, не было в них велкиолепия. Не было великолепия в комнатах и даже в кухне. В комнатах было просто грустно, а в кухне было грустно по особенному- там жила тоска о проваленных межгалактических войнах.
Летом Михаил Петрович не грустил. У него был сад и великолепие. А зимой - ничего этого не было,только дома и пространства в которых почему-то нужно жить.
"Вот если бы сейчас того великолепия да на эти потолки..",- думал Михаил Петрович.
Во вторник, девятого декабря, Михаил петрович вышел за хлебом. В булочной не оказалось белого хлеба- только бородинский. А дарницки хлеб он же в ы знаете, он для тоски и печали, а зачем Михаилу Петровичу тоска и печаль в хлебе, когда у него этого итак полно во всех этих стенах не из хлебного мякиша. Он пошле во вторуб булочную на улице Восстания. В это булочной хлеб всегда был. Михаил Петрович купил батон белого, пошел по улице и вдруг- замер. С витрины строительного магазина на него смотрело великолепие. Великолепие было голубого цвета с переливом и узором из цветов. Великолепие стоило 580 рублей за рулон и шло в комплекте с потолочным бардюром.
Михаил петрович купил восемь рулонов великолепия, рулон потолочного бардюра и еще пару рулонов простого серого цвета для потолка. Нельзя же показывать блоки,если они не из хлебного мякиша. Они пришел домой и начал клеить. Он клеил эти обои с той же любовью и заботок, с которой он окучивал клубнику у туалета, он отрезал бардют по углом,чтобы он шел в стык с потолочный карнизом, он не открывал окон, и не кипятил чайник, он чтоял посреди комнаты и смотрел. Он мог лечь на кровать и любоваться своим потолочный бардюром. Ему уже не нужно было смотреть во окно и видеть дома или придумывать космическую одиссею.
У Михаила Петровича теперь было два великолепия.