Чогьям Трунгпа о самообмане и переживаниях в практике (из книги ("Преодоление духовного материализма
"Если мы считаем нечто ценным и необыкновенным, тогда оно становится совершенно отдельным от нас фактом. Например, мы не считаем ценными свои глаза, тело, руки, ноги, свою голову, так как знаем, что они составляют часть нас самих. Конечно, потеряв какую-нибудь из этих частей тела, мы ав-томатически реагируем на это так, как будто потеряли нечто ценное: "Я потерял руку, я потерял голову! Их невозможно заменить!" Только тогда мы понимаем ценность чего-то, когда у нас это отнимают. Но когда мы постоянно имеем эту вещь при себе, когда она является частью нашего организма, нашего существа, тогда мы не можем придавать ей особой ценности, она просто находится здесь. Оценка происходит из страха оказаться отделенными, а как раз это и удерживает нас в состоянии отделенности. Мы считаем любое внезапное вдохновение чрезвычайно важным, потому что боимся ее утратить. И в то самое мгновение, когда мы так думаем, именно в этой точке вкрадывается самообман. Иными словами, мы утратили веру в переживание раскрытия и в нашу связь с ним.
Каким-то образом получается, что мы утратили единство состояния раскрытия и того, что мы такое. Состояние раскрытия становится отдельным явлением; тогда мы начинаем игру. Ведь само собой разумеется, мы не можем сказать, что утратили состояние раскрытия, не можем заявить: "Я обладал им, но утратил его". Мы не в состоянии сказать это - такие слова разрушат наше положение завершенной личности. Поэтому повторение рассказов становится частью самообмана. Нам больше хотелось бы рассказывать, чем действительно переживать состояние раскрытия, так как рассказы очень живы и доставляют нам удовольствие: "Когда я был со своим гуру, произошло то-то и то-то; он сказал мне такие-то слова; он раскрыл меня таким-то способом..." и т.д. и т.п. Следовательно, в данном случае самообман означает попытки снова и снова воссоздавать процесс прошлых переживаний вместо того, чтобы иметь действительное переживание в данный момент. Для того, чтобы иметь это пе-реживание сейчас, нужно отбросить всякую оценку, все воспоминания о том, каким замечательным был этот проблеск, - потому что именно память удерживает его на расстоянии. Если бы мы постоянно обладали этим переживанием, оно было бы вполне обычным, и вот эту ординарность мы не можем принять. "Если бы я только мог снова иметь это чудесное переживание раскрытия!" Таким образом мы оказываемся заняты тем, что не имея переживания, продолжаем его вспоминать. Это игра самообмана.
Самообман нуждается в идее оценки и в очень продолжительной памяти. Думая о прошедшем, мы тоскуем о нем; воспоминания как бы дают нам толчок; и мы не знаем, где сами находимся именно в это мгновение. Мы вспоминаем "доброе старое время", "славные былые деньки". Мы никак не позволяем про-явиться чувству подавленности, не хотим согласиться даже с подозрением о том. что лишены соприкосновения с тем, что было раньше. Когда бы не воз-никла возможность подавленного настроения, когда вот-вот должно появиться чувство утраты, защитная природа эго, чтобы успокоить нас, немедленно вызывает в уме воспоминания, слова, слышанные в прошлом. Таким образом, эго постоянно ищет вдохновения, не имеющего корней в настоящем; это - непрерывный бег назад, более сложное действие самообмана. Мы вообще не даем возможности проявиться депрессии: "Поскольку я получил такую вели-кую благодать, поскольку мне так повезло с этими замечательными духовными переживаниями, как же я могу сказать, что нахожусь в состоянии подавленности? Невозможно! Для подавленности здесь нет места!"
Есть один рассказ о великом тибетском учителе Марпе. Марпа впервые встретился с Наропой, и тот построил алтарь, сказав, что этот алтарь является воплощением мудрости, отдельной херука. И святилище, и сам Наропа заключали в себе колоссальную духовную энергию и силу. Как-то Наропа спро-сил Марпу, перед чем бы он желал совершить простирание, чтобы пережить внезапное просветление. Марпа как ученый подумал, что гуру живет во плоти, в обыкновенном человеческом теле, тогда как созданный им алтарь являет собой чистое тело мудрости, не имеющее ничего общего с человеческим несовершенством. Поэтому Марпа простерся перед святилищем. И тогда Наропа сказал: "Боюсь, твое вдохновение скоро угаснет; ты сделал неправильный выбор. Это святилище - мое творение, и без меня его вообще бы не было здесь. Тело мудрости несравнимо с человеческим телом. Великое зрелище мандалы было всего лишь моим творением".
Рассказ иллюстрирует тот факт, что принцип мечты, надежды, желания - это самообман. До тех пор, пока вы рассматриваете себя или какую-то часть своего переживания, как "мечту, ставшую явью", вы вовлечены в самообман. Самообман как будто всегда зависит от мира мечты, потому что вам хотелось бы увидеть то, чего вы еще не видели, а не то, что вы видите сейчас. Вы не хотели принять все то, что существует здесь и сейчас; не хотите вы также продолжения ситуации какова она есть. Таким образом, самообман всегда проявляется в виде попыток создать или воссоздать мир мечты, в форме тоски о переживаемой мечте. Противоположностью самообмана будет просто рабо-та с реальностью жизни.
Если мы стремимся к какому-то особому блаженству, к какой-то радости, к осуществлению мечты или фантазии, тогда мы обязательно в равной мере идем к тому, чтобы потерпеть неудачу, и придем к подавленности. В этом вся суть: страх отдельности, надежда на достижение единства - это не просто проявление или действие эго, это самообман, уверяющий нас, будто бы "я" является какой-то реальностью, которая совершает некоторые действия. Но это и есть действие, событие душевной жизни; это и есть боязнь утраты со-стояния раскрытия, боязнь утратить состояние отсутствия "я". Таков смысл самообмана; в данном случае эго плачется о том, что оно потеряло состояние отсутствия "я", свою мечту о достижении. Страх, надежда, утрата, приобретение - это продолжение действий мечтаний эго, самоподдерживающихся и утверждающих себя структур, которые и есть самообман.
Поэтому подлинное переживание за пределами мира мечты - это красота, многокрасочность и восторг реального переживания настоящего в повседневной жизни. Когда мы стоим лицом к лицу с фактами, с вещами каковы они есть, мы оставляем надежду на нечто лучшее. Здесь не будет ничего чудесно-го, потому что мы не можем приказать себе выйти из состояния подавленности. Подавленность и незнание, эмоции, все, что мы переживаем, - все это реально и содержит в себе колоссальную истину. Если мы действительно хотим учиться и увидеть переживание истины, мы должны быть самими собой. Все дело в том, чтобы остаться песчинкой.
Вопрос:
Не скажете ли вы что-нибудь еще о механизме этой силы отчаяния? Я могу понять, как может возникнуть отчаяние; но как возникает блаженство?
Ответ:
В начале практики есть возможность силой ввести себя в состояние блаженства. Это своеобразный самогипноз, в котором мы отказываемся видеть свою глубинную основу, то, что мы есть на самом деле. Мы сосредоточиваемся на непосредственном переживании блаженства, игнорируя, так сказать, свою глубинную основу, на которой в действительности стоим; мы разжигаем в себе переживание огромной радости. Беда в том, что переживание подобно-го рода основано исключительно на наблюдении за собой; это целиком и полностью дуалистический подход. Нам хотелось бы пережить нечто, и вот при помощи очень упорного труда мы действительно достигаем этого. Однако, когда затем мы спускаемся со своей "высоты", когда понимаем, что все еще находимся здесь, подобно черному утесу среди океанских волн, - тогда наступает состояние подавленности. Нам хочется состояния опьянения, хочется забвения, нам хочется быть поглощенными глубиной вселенной; но почему-то этого не происходит. Мы по-прежнему остаемся здесь, это всегда оказывается первым фактом, который тянет нас вниз. Далее начинает действовать и вся множественность прочих игр самообмана, стремление и далее питать свою личность, - потому что мы стараемся создать для себя полную безопасность. Это принцип "наблюдателя"
Вопрос:
Вы говорите, что существуют люди, которые имеют некоторое переживание, а затем стремятся к нему интеллектуально, классифицируют его, говоря: "Это невероятно!" Но такая реакция кажется почти автоматической. Не можете ли вы рассмотреть способы, при помощи которых люди начинают освобождаться от этого образа действий? Мне кажется; что чем больше мы стараемся прекратить оценочную деятельность, тем больше мы выносим оценки.
Ответ:
Видите ли, когда вы поняли, что в действительности выносите оценки и ничего от этого не получаете, я думаю, вы одновременно начинаете обнару-живать для себя какой-то выход. Вы начинаете видеть, что весь процесс представляет собой часть гигантской игры, которая на самом деле не приносит пользы, потому что вы постоянно строите, но не приходите к какому-нибудь пониманию. Этот новый ход не содержит никакой магии, никаких фокусов. Единственное, что надо сделать - это сбросить маску однако это очень болез-ненно.
Может быть, вам придется строить и строить, пока вы не постигнете бесплодность всех попыток достичь духовности, Ваш ум может стать полностью загроможденным этой борьбой. Фактически, вы можете не подозревать, куда идете - вперед или назад, - пока не дойдете до полного изнеможения. Тогда вы, вероятно, усвоите очень полезный урок: надо оставить все, стать ничем. Пожалуй, вы даже ощутите стремление быть ничем. Здесь возможны два решения: или вы просто снимаете маску, или будете продолжать строить и бороться, пока борьба не достигнет апогея, - и тогда вы прекратите ее.
Вопрос:
Что происходит, когда мы говорим: "Вот здорово! Я сделал это!" Это разрушает все дело, не правда ли?
Ответ:
Не обязательно. Но, что происходит после этого? Хотите ли вы повторять свое переживание вновь и вновь, вместо того, чтобы работать с нынешней ситуацией, с тем, что есть? Мы можем пережить невероятную радость при пер-вой вспышке раскрытия, которая так прекрасна. Но важно то, что происходит затем, - работаем ли мы ради удержания и воссоздания этого переживания, - или оставляем его позади, даем этому переживанию быть всего лишь еще одним переживанием и не пытаемся восстановить первую вспышку.
Вопрос:
Вы честолюбивы, вы постоянно что-то строите; и чем больше вы об этом думаете, тем хуже идут дела. Поэтому вы пробуете просто уйти от всего, стараетесь не думать ни о чем, забыться в любых возможных отдушинах. Что это значит? Как можно покончить с тем фактом, что чем больше человек думает о просветлении, чем больше старается узнать о нем, тем хуже складываются обстоятельства, тем больше накапливается концептуальных представлений? Что можно сделать?
Ответ:
Это весьма очевидно; вы полностью прекращаете какие бы то ни было искания, прекращаете старания что-то открыть, старания доказать собственное существование.
Вопрос:
Но ведь иногда у нас может появиться деятельное ощущение бегства, и это совсем не то же самое, что полное бездействие.
Ответ:
Когда вы пытаетесь спастись бегством, вы обнаруживаете, что вас не только преследуют сзади, но к вам приближаются и спереди. В конце концов не остается места, куда можно было бы убежать; вы полностью пойманы. Тогда осталось одно - полностью и по-настоящему сдаться.
Вопрос:
Что это значит?
Ответ:
Ну, это надо пережить самому. Это значит прекратить попытки идти куда бы то ни было - как в смысле ухода от чего-то, так и в смысле бегства куда-то; оба эти подхода суть одно и то же.
Вопрос:
Совместимо ли вспоминание себя или самонаблюдение с покорностью и пребыванием здесь, в настоящем?
Ответ:
Вспоминание себя в действительности является весьма опасной техни-кой. Оно может включать слежку за собой и за своими действиями, когда вы уподобляетесь голодному коту, высматривающему мышей; или же оно может быть разумным жестом: вы пребываете там, где находитесь сейчас. Все дело в том, что если у вас налицо какая-то идея взаимоотношений - "я переживаю это, я делаю это", - тогда "я" и "это" оказываются в одинаковой степени очень сильными личностями, и между ними, "мною" и "этим", каким-то образом воз-никает конфликт. Вернее будет сказать, что "это" является матерью, а "я" - от-цом; и когда в дело вовлечены две такие полярные крайности, вы непременно порождаете нечто. Таким образом, вся идея здесь в том, чтобы не дать воз-можности существования "этого"; тогда не будет и "меня". Или иначе: нет "я", потому нет и "этого". Главное дело - не повторять себе эту фразу, а прочув-ствовать факт, пережить его по-настоящему. Вы должны убрать наблюдателя, который следит за двумя крайностями; когда этот наблюдатель удален, отпадает и вся структура. Дихотомия сохраняет существование только до тех пор, пока имеется наблюдатель, объединяющий всю картину. Вам необходимо убрать наблюдателя и ту весьма усложненную бюрократию, которую он создает, чтобы обеспечить полный контроль центрального учреждения; когда же мы убрали наблюдателя, открывается пространство огромной протяженности, потому что наблюдатель и его бюрократический аппарат занимают так много места. Если мы удалили фильтр "я" и "другого", тогда пространство становится четким, точным, разумным. Пространство содержит колоссальную точность, дающую возможность работать с находящимися в нем ситуациями. В действительности нам совсем не нужен наблюдатель, "тот, кто следит". Вопрос:
Не потому ли существует наблюдатель, что мы хотим жить на уровне, который кажется нам более высоким, тогда как если мы просто оставим все как есть, мы, может быть, останемся здесь?
Ответ:
Да, это правильно. Когда исчезает наблюдатель, нет возможности для применения понятий высшего и низшего, а потому нет более и какой-либо склонности к борьбе, к попыткам достичь высшего. Тогда вы просто находитесь там, где существуете.
Вопрос:
Можно ли устранить наблюдателя силой? Не будет ли это снова игрой оценок?
Ответ:
Не нужно считать наблюдателя каким-то злодеем. Если вы начнете понимать, что цель медитации не в том, чтобы подниматься выше, а в том, чтобы присутствовать здесь, тогда наблюдатель не будет настолько действенным, чтобы выполнять свою функцию, - и он автоматически отпадет. Основное качество наблюдателя - стараться быть чрезвычайно действенным и деятельным. Но тотальное сознавание есть нечто, чем вы уже обладаете; поэтому честолюбивые или так называемые "успешные" попытки осознания ведут к собственному поражению. И когда наблюдатель начинает видеть свою ненужность, он просто отпадает.
Вопрос:
А может ли существовать сознавание без наблюдателя?
Ответ:
Да, потому что наблюдатель - только безумие. Вы могли бы обладать полным раскрытием, всеохватывающим обозрением ситуации без необходимости различать между двумя сторонами, между "я" и "другим".
Вопрос:
А будет ли это сознавание заключать в себе чувство блаженства?
Ответ:
Не думаю; потому что блаженство - весьма индивидуальное переживание. Вы отдельны; и вы переживаете блаженство. Когда наблюдателя нет, нет и оценки переживания, ни приятного, ни болезненного. Когда вы обладаете все-объемлющим сознаванием, без оценки, свойственной наблюдателю, тогда блаженство становится несущественным в силу того факта, что отсутствует тот, кто его переживает".
