спрессованное время
Сегодня в парке Победы встретила фронтовика Ахсана Бабичева.
Мы с ним не раз сталкивались на памятных мероприятиях и подружились, даже
обнимаемся при встрече. Удивительный дедушка Ахсан Караевич! Человеку почти 90
лет, а он жизнерадостный, улыбчивый, с хитринкой в глазах. Среди 20-летних
редко найдешь таких оптимистов! Увидел меня, обнял, расспросил о том о сем,
рассказал о себе. Как всегда, жестом фокусника выудил из кармана конфетку :)
Потом так же с улыбкой заявил:
- Все у меня отлично! Правда, знаешь, чувствую: повестка с неба уже пришла.
- Ну что вы, - говорю, - Ахсан Караевич. Не думайте даже. Вы больше ста лет проживете.
- Сто, внучка, - это многовато. Хотя можно, но только если ноги будут ходить, - согласился он.
Когда я была у него дома, он долго рассказывал мне о войне (а воевал он с июня 41-го, участвовал в обороне Москвы). Вот - слова участника событий.
"Какая сила в начале войны была у гитлеровской армии, какая мощь! Этого фронтовики, которые начали воевать после 43-го года, не видели! А я помню, как мы, прямо скажем, драпали от немцев. Красноармейцы смешались с мирным населением, и шагали мы все вместе широкой дорогой. А фашисты смеялись! То бомбу в гущу народа кинут, то давай из пулеметов строчить. Глядишь: там мать убитая, а возле нее дети плачут, там старики лежат. Вместо деревень - только печные трубы. Такая была трагедия! Немцы не сомневались в быстрой победе, даже пленные фашисты смотрели на нас свысока".
"Некоторые бойцы из-за любви к выпивке погибали. Нам ведь фронтовые сто грамм наливали. Был у меня друг Степан, Воробышком мы его звали. Подойдет к кому-нибудь: "Хорошие у меня часы? Сто грамм - и твои будут! Нравится мой трехцветный немецкий фонарик? Сто грамм - и отдам!" Так и погиб он из-за этой пьянки, по неосторожности..."
"На Козельском направлении попала в меня пуля. Вместе с другими ранеными переночевал в овине, а наутро - снова вперед. Только отошел, налетели немецкие "юнкерсы" и овин разбомбили. Медики, тяжелораненые - все погибли, ничего от людей не осталось, и личность их никто не установил".
"Смешались мы с пехотинцами, вперед бежали. И вдруг упал "папаша" - солдат лет сорока. Вместе с незнакомым бойцом дотащили мы его до кустов возле реки, прикрыли валежником и поспешили дальше, пообещав прийти с подкреплением. Пришли - а солдата фашисты штыком добили. Похоронили мы его на берегу, поставили на могилу ручной пулемет без патронов. Так он там и лежит, а числится без вести пропавшим - имя не успели спросить, а документов при нем не было".
"Вышел я на крутой берег Вазузы, достал из кармана фуфайки сухарик, присел на бревно, смотрю на замерзшую реку... Думаю: а что это бревно такое мягкое? Пригляделся - наш боец! Крупный, усатый, черноволосый мужчина. Как он погиб? Кто его потерял? Проверил я его карманы - бумаг не нашел. А ведь кто-то из родственников до сих пор ничего не знает о его судьбе!"
"Война - это спрессованное время. За четыре года произошло столько событий, сколько за четыреста лет могло не произойти. Я был ранен, но не попал в плен, не пропал без вести. У меня хорошая семья, поэтому считаю себя счастливым человеком".
Потом так же с улыбкой заявил:
- Все у меня отлично! Правда, знаешь, чувствую: повестка с неба уже пришла.
- Ну что вы, - говорю, - Ахсан Караевич. Не думайте даже. Вы больше ста лет проживете.
- Сто, внучка, - это многовато. Хотя можно, но только если ноги будут ходить, - согласился он.
Когда я была у него дома, он долго рассказывал мне о войне (а воевал он с июня 41-го, участвовал в обороне Москвы). Вот - слова участника событий.
"Какая сила в начале войны была у гитлеровской армии, какая мощь! Этого фронтовики, которые начали воевать после 43-го года, не видели! А я помню, как мы, прямо скажем, драпали от немцев. Красноармейцы смешались с мирным населением, и шагали мы все вместе широкой дорогой. А фашисты смеялись! То бомбу в гущу народа кинут, то давай из пулеметов строчить. Глядишь: там мать убитая, а возле нее дети плачут, там старики лежат. Вместо деревень - только печные трубы. Такая была трагедия! Немцы не сомневались в быстрой победе, даже пленные фашисты смотрели на нас свысока".
"Некоторые бойцы из-за любви к выпивке погибали. Нам ведь фронтовые сто грамм наливали. Был у меня друг Степан, Воробышком мы его звали. Подойдет к кому-нибудь: "Хорошие у меня часы? Сто грамм - и твои будут! Нравится мой трехцветный немецкий фонарик? Сто грамм - и отдам!" Так и погиб он из-за этой пьянки, по неосторожности..."
"На Козельском направлении попала в меня пуля. Вместе с другими ранеными переночевал в овине, а наутро - снова вперед. Только отошел, налетели немецкие "юнкерсы" и овин разбомбили. Медики, тяжелораненые - все погибли, ничего от людей не осталось, и личность их никто не установил".
"Смешались мы с пехотинцами, вперед бежали. И вдруг упал "папаша" - солдат лет сорока. Вместе с незнакомым бойцом дотащили мы его до кустов возле реки, прикрыли валежником и поспешили дальше, пообещав прийти с подкреплением. Пришли - а солдата фашисты штыком добили. Похоронили мы его на берегу, поставили на могилу ручной пулемет без патронов. Так он там и лежит, а числится без вести пропавшим - имя не успели спросить, а документов при нем не было".
"Вышел я на крутой берег Вазузы, достал из кармана фуфайки сухарик, присел на бревно, смотрю на замерзшую реку... Думаю: а что это бревно такое мягкое? Пригляделся - наш боец! Крупный, усатый, черноволосый мужчина. Как он погиб? Кто его потерял? Проверил я его карманы - бумаг не нашел. А ведь кто-то из родственников до сих пор ничего не знает о его судьбе!"
"Война - это спрессованное время. За четыре года произошло столько событий, сколько за четыреста лет могло не произойти. Я был ранен, но не попал в плен, не пропал без вести. У меня хорошая семья, поэтому считаю себя счастливым человеком".