Тёмные острова
Ослепительный май - зелёный глянец крон хлопает в ладошки-листья, флиртуя с кокетливым бакинским ветерком, уличная плитка лоснится под струями солнечного света, в воздухе витает предчувствие любви и счастья.
Она стоит, такая же ослепительная, как этот май, посреди Торговой. Развернулась на нас, чуть склонила голову на бок. Улыбается. Широко. Ослепительно. По чуть дёрнувшемуся уголку губ чую - поговорить хочет, глазами манит, просит задержаться.
Но мы бежим, мы сбегаем, мы не настолько дружны, не настолько любим тебя, чтобы задержаться хоть на секунду. Ты стоишь посреди Торговой, Нармина, ты остановилась и развернулась, чтобы поговорить с нами.
Но мы бежим. Мы красивые, стройные, юные, но главное - правильные до мозга костей, мы ведём себя правильно и мысли у нас высокие, помыслы чистые, круг общения - достойный. Нам гарантировано счастливое будущее, как и всей армии ведущих себя правильно, всем, кто добр, честен и целомудреннен. А как же иначе?
Ты нами симпатична, но ты из другого теста, ты целуешься с парнями на переменах, меняешь их как перчатки, или, может, как платья или жакеты.
Мы постояли и поговорили бы с тобой, но... Но есть какое-то "но", мы потом подумаем, какое именно, это очень серьёзное "но", оно как темный узел, как темный остров, ещё не очень понятно, что там такое, но одно ясно - надо уйти, сбежать, отдалиться. Поэтому мы бежим.
А ведь мне могло бы быть с тобой интересно. Может быть, я стала бы глупее с тобой, может, - честнее.
Что ты хотела сказать, Нармина? Ты стояла - в лодочках на каблучках, белый платяной ободок в темной стрижке каре, в ослепительно белоснежной блузке, с ослепительной улыбкой посреди ослепительного мая. Ты что-то хотела сказать? Завтра мы увидимся в институте, поболтаем, возможно. Мне показалось или ты хотела нас обнять? Но мы торопимся? Куда? Никуда, никуда, мы торопимся не куда-то, а отсюда. На долю секунды я засомневалась - не задержаться ли, и тут же ускорилась. Поболтаем завтра! Пока? Пока! До завтра!
Завтра наступает всегда. Наступило и это завтра. От чего перешептываются в потоке? Она отравилась? Консервами??Она умерла. Умерла? Умерла??? УМЕРЛА? Нармина!
Нармина, май, отравилась.
Нет, не консервы, ты наглоталась таблеток. Да, ты сделала это не в первый раз. Да, тебя откачивали в Токсикологии. Нет, тебя не спасли. Да, последние твои слова были: я хочу жить.
Мы ездили с твоими одногруппниками на поминки, закупившись пачками сахара и сухого чая на десять смертей вперёд, слушали странные причитания и вычурные россказни твоей родни, и громкое молчание твоих одногруппниц. Какой-то повторяющийся на репите клубок бестолковых историй из девятнадцатилетней жизни. Туча лжи и недоговорённостей над поминальным столом, тщетно пытающаяся скрыться за перезвоном блюдец и ложечек в стакане.
Весь вечер я бессмысленно вглядывалась в страницы учебника по анатомии, но ни одна связка, ни одна мышца не шли в голову, разве что кость, кость стояла у меня поперёк горла. Я смотрела вокруг, я смотрела в май, смотрела в себя, и искала тебя - живую, ослепительную. Я не понимала как мир движется, если ты умерла.
Прошли сутки, мы отмечали день рождения одногруппника. Я со всеми вместе поздравляла, желала, дарила. Нет, это был какой то робот, не я. Я озиралась, искала в глазах своих друзей тебя, мысли о тебе, переживание, боль, сожаление о тебе. Мне хотелось кричать. Моя сиреневая водолазка с ажурными хлястиками в области шеи казалась удушающим ярмом.
Хотелось кричать - вы что, не знаете, не видите, не понимаете, - Нармина умерла! Как мы можем быть здесь, праздновать, почему мы не говорим об этом, почему не плачем?
Какой я была в тот день для своих друзей? Искали ли они в моих глазах - печаль, вопрос, слезы?
Я оставила тебя там навсегда - посреди мая. Ослепительную, сверкающую. Я осталась там с тобой навсегда.
У каждого есть свои тёмные острова. У каждого? У вас есть?
Май. Темные острова.
Что ты хотела сказать, Нармина? Говори! Я останавливаюсь. Стою перед тобой. Я готова слушать. Говори же!