Киты.
Левое лёгкое - кит.
Правое - тоже кит.
Левое лёгкое умирает.
Правое, вздохнув, спускается вслед.
Их сухие верхушки шершавят надключичье. Дно заполнено крошками льда с колким краем - много метров режущей поверхности компактно собранных в кристаллики.
Меня проглатывает тёмная пасть подземного перехода. Для него я лакомый кусочек: люблю полумрак, и чтобы вот это - вдруг хлынул свет с вершины эскалатора, как надежда на спасение из этой демо-версии царства Аида.
Услужливым серебристым языком эскалатор выталкивает меня наверх, на воздух.
Мой любимый город. Здесь почти невозможно дышать, только служить.
Меня так давно не было. Но стоит столкнуться с городом, чувствую себя, как рядом с когда-то давно обидевшим мужчиной. Мужчина забылся, а обида - нет.
Голуби облачком вспыхивают над мозаикой торговой и распадаются на серые конфетти.
В Москве я - хаски, радостно прыгаю в сугроб, оглядываясь на хозяина - мой добрый мир. Он любит меня как меня.
Здесь я семеню как бестолковой породистости собачонка на поводке хозяина, для которого я лишь часть его значимости.
Здешний мир нуждается во мне, но больше ценит как красивого гуру, избегая глубокой встречи.
Все чем я здесь занята - составляю глоссарий рыб.
Столько энергии внутри меня, я ищу людей, которым она нужна по-настоящему.
В моем любимом городе, как в доме контролирующих и не слишком заинтересованных родителей - да, можно, погуляй, сходи в кафе в подружками, но к четырём будь дома и стань для нас тем-то, покажи такое-то лицо, предъяви именно эти умения, а об остальном ни гу-гу.
Тонны тёмной печали пакетиком чая завариваются в стакане души и оставляют на стенках не смывающиеся следы.
Правый кит набирает последний воздух. Левый кит набирает тоже.
Мы погружаемся на такую глубину, где нет даже света электрических рыб, туда, где Бога трудно даже придумать.
Я ищу себя настоящую.