Вступление во дворец.
Мы вышли ко дворцу, и начали совещание, впрочем, отнявшие у нас не больше времени, чем отнимает существовние у бабочки, потому что любые возрожания против входа в этот огромный, блистающий одинаково ярко, но более болезненно в солнечном и более зловеще в лунном свете, золотой венец гор пресекались одним простым аргументом - путешествие наше, которое уже отняло у нас больше сил, чем у нас осталось, что полностью лишало нас возможности идти назад, пролегало здесь, и соответственно именно здесь мы и пойдём. Это звучало просто и апатично, а как издревле говорили жители небольшой, но известный своей мудростью, деревни, напутствовавшие нас перед началом этого путешствия - как часть пути звучит, так она и идёт. И никогда ни раньше, ни позже никто, во всяком случае из знаемых нами, а наши знания о живых существах, способных говорить, были велики, не получал столь исчерпывающего и недвусмысленного подтверждения весьма сомнительного и опровергаемого многими заявления жителей упомянутой деревни. Наш путь проходил через огромные ворота, украшенные изображением разных неназываемых существ, о которых лишь прилетавший из пустынь, лежащих где-то далеко на северо-западе ветер изредка нашёптывал нам, но которые никогда не были ране нами видены даже в виде уродливых, но притягивающих взгляд картин, в виде которых они предстали на этих воротах. Но это было почти что единственным препятствием на нашем пути во дворец, если конечно можно считать припятсвием дикий шум, усиливающийся, и становящийся всё более и более похожим на речь некоего человека, давно утратившего способность говорить связно, но ещё не забывшего, что говорить вообще нужно: слова были обычными, но они складывались лишь в болезненно-гротескные цепочки, чей смысл мог угодать лишь искренне желающий этого, к коим мы в тот момент относились. И нам вскоре стало ясно, что мы приглашены войти.