(no subject)
Он не помнил, как его ранили, знал только, что не может шевелить руками и правой ногой, а левой только слегка. Надеялся, что их так тесно примотали к туловищу. Он попытался пошевелить руками и почувствовал такую боль, что снова закричал от боли и ярости, руки не шевелятся. Наконец над ним наклонился врач. Позади стоял пожарный и тихо то говорил врачу на ухо. Тот долго смотрел на парня, потом сказал, что скоро и его очередь. За доску, где сиял свет, понесли соседа. Потом ничего не было слышно, пока санитары устало не вынесли соседа и понесли к двери. Парень снова закрыл глаза и сказал себе, что должен узнать, какая у него рана и действительно ли он в своей школе. Все, на чем останавливался его взгляд, было далеко и безразлично, «как будто меня принесли к какому музея мертвых, в мир глубоко чужд мне и неинтересен, который почему узнавали мои глаза, но одни глаза». Он не мог поверить, что прошло всего три месяца с тех пор, как он рисовал здесь, а на перемене, взяв свой бутерброд с повидлом, шел к сторожу Биргелер пить молоко вниз в тесную каморку. Он подумал, что соседу его, наверное, понесли туда, где клали мертвых; может, мертвецов относили в маленькую Биргелерову комнатку, где когда пахло теплом молоком.