В канун Нового года безжалостно и недорого я лишила своего Василия его кошачьего Янь. Милая девушка из центра стерилизации вернула его мне в исходном состоянии, но с некоторыми потерями в базовой кошачьей комплектации..
Вася был смущен, Вася был потерян. Вася не сознавал сути собственной тревоги, но догадывался, что ее источником была пунцово-виноватая хозяйка - та, которой он безгранично доверял, с которой делил постель и позволял чесать замшевое пузико.
Спектр Васиного настроения менялся радикально: от «А вот эта пара золотых шариков на елке явно лишняя» до «Все же есть смысл в этой теории заговора, не зря Прокопеныч деньги получает». Весь оставшийся день Вася маячил передо мною нежно-синим задом, словно присаживался перед химловушкой, а на ночь принципиально, как разводящийся муж, улегся на диване в гостиной.
На утро кот стал тих и задумчив. Раненые обои не вызывали жгучего интереса, позолота на елке поблекла, а томящаяся на соседском балконе дымчатая Мурка только загораживала вид на могучие сосны Лисихинского парка. Взгляд Васьки стал напряженно-задумчив, как у главбуха перед годовым отчетом. Весь день он просидел на подоконнике, молча презирая шалавистую Мурку и тупых голубей, гнездившихся под самой крышей.
Васька изменился, Васька стал эстетом. Васька перестал воровать из мусорного ведра, орать ночами матершинные песни и метить подозрительно пахнущую входную дверь. Вася полюбил Моцарта и анекдоты Петросяна, а от голоса Люси Чеботиной его тошнило чем-то золотистым на благородно-бежевый ковер.
Лишенный тестостерона и сомнительного будущего, Василий превратился в идеальную кошачью особь - томную и презрительную. А вчера - клянусь! - он лапы отряхнул перед тем, как запрыгнуть на диван.