Mlle Розвадовская летом, будучи на каникулах, обнаружила в библиотеке у своего кузена одну явно очень неприличную книжку. Полистала, заинтересовалась, да и вырвала несколько страничек, дабы почитать позже и показать подругам. По нашей просьбе
lammoth_j написала текст этих нескольких страниц. За основу были взяты отрывки из романа
Телени авторства предположительно Оскара Уайльда, доработанные так, чтобы выглядеть самой натуральной порнографией - в рамках наших
правил по сексу. Собственно, так
lammoth_j оказалась одной из трех игроков-воспитанниц, получивших до игры эти самые правила. Спасибо ей большое за этот отличный текст!
...глазированными каштанами и пунш, приготовленный из мараскина, ананасовой сои и виски, налитые в те же бокалы, скоро развеяли их уныние.
«Почему бы нам не избавиться от смущения, моя милая? - сказал он. - Я подам пример, можно?»
«Конечно».
Телени снял белый галстук - это сковывающее, неудобное и ненужное дополнение, изобретенное модой только для того, чтобы мучить мужчин, затем снял предмет, именуемый воротничком, потом - фрак и жилет и остался в рубашке и брюках.
«А теперь, моя милая, позвольте мне побыть вашей горничной».
Прекрасная женщина поначалу отказывалась, но после нескольких поцелуев сдалась; и постепенно на ней не осталось ни перчаток, ни жакета, ни даже косынки, которой она обыкновенно прикрывала шею, выходя гулять солнечным днем.
Телени покрывал поцелуями ее руки, не переставая говорить. Эта забава доставила удовольствие всему телу женщины, и подол ее платья вновь приподнялся, а изящно обтягивающий щиколотку ботиночек целиком выглянул наружу, словно хотел посмотреть, что происходит. С минуту Телени молча взирал на открывшееся зрелище. Казалось, соловей вылетел из клетки и рванулся туда. где готовы его принять.
Женщина страстно отвечала к любовнику, и ему пришлось дождаться, пока она переведет дыханье.
Теперь от робости не осталось и следа. Он стянул с себя жилет и начал возносить хвалу ее светлой коже, ее красоте и нежности - и той покорности, которую редко встретишь в современной женщине... Она без чувств упала на леопардовую шкуру, а он застыл подле нее.
* * *
...растягивается у материнской груди. Это был глубокий сон цветущей жизни, а не безмятежная неподвижность холодной смерти. Кровь, как весенний сок молодого деревца, поднималась к раскрытым пухлым губкам женщины, из которых через равномерные промежутки времени вырывались теплое, ароматное дыхание и едва уловимый шум, такой, какой слышит ребенок, когда прижимает к уху раковину, - звук дремлющей жизни.
Груди стояли под тонкой тканью платья, словно разбухшие от молока, а соски, казалось, просили ласк, которые она так любила; все ее тело трепетало от ненасытного желания.
Голени ее были почти обнажены, и на гагатово-черных воланах юбки, приоткрывающих стройные ноги, были видны лепестки полевых цветов. Верно, они остались еще после нашей прогулки в оранжерее.
Такое зрелище пробудило бы страстное, непреодолимое желание в самом Иосифе, единственном целомудренном еврее, о котором мы когда либо слышали. Однако Телени, опершись на локоть, смотрел на нее с тем отвращением, какое мы испытывавм, глядя на кухонньий стол, покрытый требухой, обьедками и бокалами с остатками вин, подававшихся на банкете, где мы только что досыта наелись.
Он смотрел на нее с презрением, какое мужчина испытывает к женщине, только что доставившей ему удовольствие и унизившей себя и его. Более того, он был к ней несправедлив - он ненавидел ее, а не себя.
Я снова почувствовал, что он любит не ее, а меня, хотя она заставила его на несколько минут забыть обо мне.
Она, казалось, ощутила на себе его холодный взгляд, вздрогнула и, думая, что спит в постели, попыталась укрыться. Но рука, нащупывающая простыню, схватила и задрала платье, таким образом, лишь еще больше раскрывшись. От этого дама проснулась и заметила укоризненный взгляд Телени.
Она испуганно огляделась и попыталась полностью прикрыть свое тело. Затем она обвила рукой шею молодого человека.
«Не смотрите на меня так, - проговорила она. - Неужели я вам так отврагительна? О! Я это вижу. Вы презираете меня. - И ее глаза наполнились слезами. - Вы правы. Зачем я поддалась? Зачем я не устояла перед любовью, мучившей меня? Увы! не вы меня, а я вас добивалась. Я за вами ухаживала. И теперь вы чувствуете ко мне лишь отвращение. Это так, скажите мне? Вы любите другую женщину! Нет! Скажите, что это неправда!»
«Это неправда», - искренне ответил Телени.
«Да, но поклянитесь».
«Я уже клялся, по крайней мере, пытался это сделать. Что толку клясться, если вы мне не верите?»
Хотя страсть погасла, Телени было искренне жаль эту красивую молодую женщину, которая, потеряв голову от любви к нему поставила под угрозу само свое существование, чтобы броситься в его объятия.
Разве найдется мужчина, которому бы не льстила любовь высокородной, богатой и красивой женщины, забывшей о том, что она замужем, дабы насладиться несколькими мгновениями блаженства в его объятиях? Ну почему женщины всегда влюбляются в мужчин, которые к ним безразличны?
* * *
...не ради защиты своей девственности, а ради удовольствия, которое доставляла ей борьба.
Я коснулся ее руки и почувствовал, как все девичье тело задрожало от восторга, и даже на мгновение - но только на мгновение - я ощутил, как самые кончики ее пальцев дрогнули и сжали мои. Она была похожа на менаду при первом посвящении.
Я действительно возжелал ее, но мне было жаль принести ее на алтарь любви так сразу, ибо эту милую игру стоило повторить.
Я снова поднял девушку на руки и помог ей усесться на кровать. Как она была прелестна! Ее пышные, волнистые, растрепавшиеся в борьбе волосы локонами разметались по плечам. Черные веселые глаза с короткими, но густыми ресницами горели фосфоресцирующим огнем, пылающее лицо было забрызгано моей кровью, раскрытые трепещущие губы даже самого нелюдимого школяра заставили бы вспомнить, что, хоть губы любимой не так ярки, как кораллы, и хотя тело ее пахнет человеческим телом, ни одной воображаемой богине не сравниться с живой любимой женщиной.
Я несколько минут любовался ею. Казалось, это девушку раздражало, и она еще раз попыталась опустить юбку.
Кружево на ее панталонах разорвалось, и сквозь прореху проглянула нежная плоть, позолоченная палящим солнцем жатвы. Платье с широким вырезом позволяло видеть нежную кожу шеи и ключицу, которые обычно скрывала шаль; а вы ведь знаете, насколько эта мимолетная картина привлекательнее демонстрации всей той плоти, что выставляется на балах, в театрах и в борделях!
Я разорвал все преграды. Я одной рукой развязывал шейный платок (о, сколько мучений мне доставил тщательно завязанный с утра узел!), а другой пытался в то же время расстегнуть и скинуть сюртук.
После множества сдавленных криков, больше похожих на крики раненой птицы, после множества своих и чужих обрывков стихов с моей стороны и изумленных и возмущенных слов - с ее, она, наконец, закинула одну ногу на другую, болтая ступней и рискую уронить расшнуровавшуюся туфельку. Ноги были не полными, но плотными и мускулистыми, как у акробата. Как хотелось мне скользнуть по ним рукой, ощутить их упругость, и в конце концов добраться до цели и нащупать редкий пушок, покрывавший холм Венеры.
Бесполезно было и пытаться об этом говорить. Едва лишь я начинал, она пронзительно кричала и просила пощады.
«Мне больно слушать вас; как вы можете даже думать так!» - кричала она, вскакивая и порываясь убежать.
И все же она вернулась, села на стул и залилась слезами - слезами страха, стыда и досады.
Но по тому, что она говорила сквозь слезу, я понял, что останавливает ее страх осуждения и стыд, который ей придется испытать, если о произошедшем узнают.
«Ну что ты, не бойся!» - сказал я, обхватив ее голову руками и осыпая ее поцелуями, - Это была шутка. Я не хотел тебя обидеть. Ну вот, ты можешь встать. Можешь уйти, если хочешь, Я не стану удерживать тебя против воли».
Я завел речь вновь об идиллических картинах любви среди прованского лета, и как раз упоминал крохотные соски, размером не крупнее сочной, сладкой дикой земляники, которой веяло от девушки. Она задрожала от волнения и восторга.
«Нет, - проговорила она, даже не пытаясь встать, - я в вашей власти. Можете делать со мной, что хотите. Больше я не могу сдерживаться. Но помните, если вы меня погубите, я убью себя».
Когда она это говорила, глаза ее светились такой искренностью, что я вздрогнул и опустил глаза. Разве я смог бы простить себе, если бы из-за меня она покончила с собой?
Однако бедная девушка смотрела на меня с такой нежностью и страстью, что было ясно - она не могла бороться со всепожирающим огнем, охватившим ее. Разве не было моим долгом дать ей испытать тот иступленный восторг, то блаженство, которого она жаждала отведать?
«Клянусь тебе, что не обижу тебя, сказал я. - Не бойся и не кричи».
Я попросил позволения увидеть хотя бы белый батист ее нижнего белья. если уж мне недоступна крошечная щель между двух коралловых губ, оттененных мягким, шелковистым черным пушком. Их цвет, блеск и свежесть придавали им сходство с раковинами, которых так много на берегах Востока.
Но все же ни прелести Леды, заставившие Юпитера обернуться лебедем, ни красы Данаи, раздвинувшей бедра, чтобы принять в глубины чрева горячий золотой дождь, не могли быть соблазнительнее губ этой девушки.
Повинуясь законам собственной внутренней жизни, они. я знал, могут раскрыться, обнажив крошечную ягодку, спелую и сочную, - каплю росы, окрасившуюся багрянцем меж алых лепестков распускающейся розы.
О, о розах ранним утром, когда они раскрывают тонкие лепестки, постепенно наливающиеся цветом вместе с встающим на востоке солнцем, девушка знала все - и зажмурилась от жгучего удовольствия, о котором даже и не мечтала. Через мгновение мы вновь были в объятиях друг друга.
«О Камиль, - проговорила она, - вы не знаете, как я вас я люблю!»
Она ждала ответа. Я молчал, глядя в ее наполнившиеся слезами глаза.
«Ну, скажите же мне. Вы любите меня? Вы можете любить меня хоть чуть-чуть?»
«Да», - произнес я еле слышно, ибо даже в такой момент мне трудно было заставить себя солгать.
С секунду она смотрела на меня.
«Нет, вы меня не любите».
«Но почему?»
«Не знаю. Я чувствую, что совсем вам безразлична. Скажите, разве это не так?»
«Ну, если ты так думаешь, как я могу убедить тебя в обратном?»
«Я не прошу вас на мне жениться. Я ни за что бы не стала ничьей содержанкой, но если вы действительно меня любите...»
Она не закончила фразы.
«И что тогда?»
«Неужели вы не понимаете!» Она спрятала лицо у меня за ухом и еще крепче прижалась ко мне.
«Нет».
«Ну, если вы меня любите, я - ваша». И что мне было делать?
Я не хотел овладевать девушкой, которая предлагала себя столь безоговорочно, но разве не глупо было бы отпустить ее, не удовлетворив ее страсть и мое желание?
- Да, к тому же все эти разговоры о самоубийстве - полная чепуха.
- Не такая уж чепуха.
- Ладно-ладно, что же вы сделали?
- Я? Пошел на компромисс.
Поцеловав ей руку, я встал перед ней на колени и принялся припоминать все то, что когда-то читал о любви, вспыхнувшей между мужчиной и женщиной с первого взгляда, с первого касания рук.
Девушка склонила голову набок, но скорее от скуки, нежели от заинтересованности. Я чувствовал себя так, словно вот-вот должен начаться день, солнечный, полный радостных утех и тихого отдыха, который не закончится никогда, если только мы сами не призовем ночь. Увы! казалось, что бы я ни говорил ей, это ее нимало не трогает, да и едва ли она слушала меня. И я, переживший нервное расстройство, истощенный ночным рысканием по улицам, без сил упал подле нее. С минуту девушка смотрела на меня, затем вскочила, как кошка, схватила выпавший из моего карман ключ и одним прыжком оказалась за дверью.
Я был слишком измучен, чтобы бежать за ней, и через несколько секунд...