Об интеллигенции - пару отрывков
Вот тут Анлаз сделал прелюбопытнейшее открытие, с которым я все же вынужден не согласиться. Это открытие состоит в том, что де интеллигенции до революции не было и появилась она в СССР только с индустриализацией. Я с этим согласиться не могу и выкладываю текст (отрывок), которые немного в другом виде уже публиковал в ЖЖ. Правда давно. Кстати, и у Анлаза было тогда иное мнение - если, конечно, это один и тот же человек:).
Я убежден, что интеллигенция в России появилась - для начала в крайне небольшом количестве, после Петровских реформ. Ее генезис связан с процессом модернизации «сверху».
Россия строила современную на тот момент армию и флот. А для этого нужно делать не только корабли с пушками, но эффективную социально-государственную систему в целом. Дело в том, что, создавая передовую систему общественной и, в частности, государственной организации на базе архаичной, бедной экономики, нельзя было рассчитывать, что те или иные подсистемы вырастут в ней самостоятельно, или как говорят, «естественным путем». Например, наука не нужна была феодальному обществу России эпохи Петра. На нее попросту не было потребителей. И тогда науку в этом обществе «устраивает» само государство. Театр с оперой и балетом оно тоже устраивает.
И Сенат с дворянскими собраниями - по уездам и губерниям. Ровно так же оно устраивает бюрократическую систему, учителей и врачей, заводы и инженеров и, главное, ради чего все это творится - армию и флот «современного» на тот момент типа. И вот, таким же образом, на определенном этапе российское государство «породило» интеллигенцию.
Армию и флот нельзя создать просто так, безотносительно ко всей социальной системе. Поэтому нужно возводить всю систему сразу. Конечно, по бедности страны система получается «так себе» - в лучшем случае «чистенько, но бедненько». Зачастую те или иные подсистемы, те или иные элементы долгое время существовали в виде проявлений культа Карго. Впрочем, мощь почвенной русской культуры со временем оживляла эти подсистемы, наполняла их собственной жизнью, интерпретируя их по собственному разумению. По общественной бедности все эти подсистемы выглядели куда беднее западных аналогов, функционируя без всяких приятных украшательств, а за каждой такой подсистемой виделась малоприятная, но как показывает история, весьма эффективная физиономия унтера Пришибеева, сиречь, государственной воли, а не интереса частных лиц.
Как бы то ни было, в послепетровскую эпоху постепенно возникает особый социальный феномен - русская интеллигенция. О ней и пойдет сейчас речь, поскольку именно в ее среде возникает зародыш суперсистемы, локус особого типа социальных отношений, вкупе со специфическими нормами, идеалами и ценностями, который позже развернулся в советскую суперсистему.
Я решил употребить вслед за Анлазом биологическое понятие «локуса» применительно к социальным системам.
Что такое локус в данном случае? Это место, некая обособленная область, обладающая особыми качествами (если перефразировать известное определение локуса из биологии, то это местоположение гена социальных взаимоотношений в определенном социальном пространстве). В среде образованного сословия России возникла такая обособленная общность людей, которые чем-то отличались от других. Чем? Понятно, что не ростом или весом, и даже не исповедуемой религиозной или политической доктриной. Отличие заключалось в способах взаимодействий и взаимоотношений между представителями этой общности, и вместе с этим, появлением обосновывающих эти новые способы взаимодействия ценностей и идеалов. В общем-то, тип социальный взаимодействий и отличает подобные локусы друг от друга и от существующей сложившейся, развёрнутой системы социальных отношений. Как примеры, можно привести подобный локус в поздней античности, я имею в виду христианский локус как другую систему социальных взаимодействий нового типа (и соответственно ценностей идеалов и целей деятельности), или протобуржуазные локусы в позднефеодальном мире.
Однако вернемся к вопросу, откуда именно берутся все эти способы деятельности, новые типы взаимоотношений. В среде современных мыслителей, исследовавших этот феномен, заметна склонность выискивать чисто культурологические обоснования специфического интеллигентского этоса . На самом деле, если уж мы остаемся на марксистской платформе, то должны допустить, что типизированные способы взаимодействия людей и соответствующие им ценности и идеалы базируются на формах деятельности, возникающих в процессе производства (в широком смысле), в процессе духовно-практической деятельности человека, что в свою очередь связанно с уровнем развития производительных сил общества.
Например, определенный уровень развития технических средств и структурных элементов социума, то есть производительные силы, порождает возможность и необходимость капиталистических форм организации общественного производства. Люди, участвующие в нем в социальной роли буржуазии, т.е. владельцев средств производства, по самому существу своей деятельности вынуждены отдавать все силы производству, иметь главной целью приращение капитала, вынуждены постоянно конкурировать с подобными себе и специфическим для капитализма образом эксплуатировать рабочих. На заре капиталистического способа производства - в феодальном мире, такая деятельность была нелегитимной, система социальных взаимодействий имела другие основания, другую структуру и обслуживалась другой системой идеалов и ценностей. Ранняя протобуржуазия вынуждена была камуфлировать свою деятельность, скрывать ее, или выделяться в особый локус с отличными от общепринятых, способами деятельности. Этот локус зачастую характеризовался презрением и неприятием со стороны окружающих.
Но нужно учитывать также один важный психологический момент. Люди не могут жить, постоянно поступая неправильно. Поэтому в рамках подобных андеграундных локусов, вокруг альтернативных общепринятым способам социальных взаимодействий выстраивается новое мировоззрение с новыми идеалами и ценностями не просто оправдывающими, но превозносящими новую систему поведения и взаимоотношений. Естественно, на генерацию нового мировоззрения оказывают влияние на только деятельностная практика, но и та культурная традиция, где складывается новый тип отношений. Она может мешать или помогать. В истории такое мировоззрение появилось вначале в рамках протестантизма. А дальше, коли базис расширяется, коли капиталистическое производство развивается и втягивает в себя все больше людей, локус раскрывается и охватывает все общество, распространяя на него свои ценности и идеалы.
Поэтому, рассматривая появление особого локуса в русской общественной среде, мы должны поставить себе вопрос. Что же именно в практической, трудовой деятельности нашей интеллигенции породило столь особый тип отношений? И тут нужно вспомнить о низком, в сравнении и с Европой и Азией (речь о земледельческих цивилизациях юга и востока) общественном прибавочном продукте. В результате, образованный слой не вырастал из развития буржуазных отношений и вместе с ним, то есть, на базе расширения прибавочного продукта. Русский интеллигент не рождался как джентльмен, т.е. мелкий помещик, занявшийся буржуазной деятельностью. Так же он не рождался как приказчик этого джентльмена, как его юрист, как его бухгалтер или газетчик, состоящий на содержании такого разбогатевшего джентльмена. Русский интеллигент не рождался в ткани буржуазного общества. Он был создан государством волюнтаристски, чтобы осуществлять более-менее современное государство на базе архаичной производственной системы страны.
В данном контексте нужно понимать, что в России крепостное право не отменяли так долго не по жестокосердию царей и аристократов, а по невозможности сделать это. Еще Екатерина вполне осознавала дикость крепостничества. Начиная с ее правления, чуть ли ни при каждом государе писались проекты освобождения крестьян. Эту проблему вполне описал Ключевский. Суть проблемы состояла в том, что страна была слишком бедна, чтобы позволить себе подобную европейской, бюрократическую систему управления. На нее попросту не было средств. В результате помещики долгие века одновременно поставляли кадры для армии и иной государственной службы, и в то же время действовали как чиновники на местах: как судьи (по нетяжким преступлениям), как сборщики налогов, как «военкомы» и т.д. и т.п. Освободи крестьян и оставь помещика без зависимых от него людей - работников, и разрушится вся связность российского государства - оно попросту исчезает. И это при том, что до середины XIX века внутренняя колонизация в России даже в европейской части страны завершена не была. То есть, крестьянин, не имея крепости, всегда мог уйти на свободные земли.
Чтобы ликвидировать эту систему, в стране нужно было создать бюрократию не только в столицах, но и как разветвлённую сеть по всей стране. И в явно недостаточном, но кое-как сносном виде это удалось сделать в царствование Николая I. Конечно, эта искусственно созданная бюрократия, не имеющая столетиями формировавшихся бюрократических традиций как на Западе, слишком малочисленная, чтобы не быть волюнтаристской, была нехороша. Но благодаря ей в царствование Александра II наконец удалось освободить крестьян, или как сказано у Некрасова, «Распалась цепь великая, Распалась и ударила. Одним концом - по барину, другим по мужику». И в России с николаевских времен родилась интеллигенция как массовый слой. Впрочем, конечно, рождение этого слоя - протяженный процесс, который начался задолго до Николая I. Хочу, чтобы было понятно. Русская интеллигенция произошла не только из чиновников в прямом смысле. Все «современные» институты русского общества, как то: наука, университеты, академии и театры, инженеры, учителя и врачи - все это организовывалось и финансировалось государством, и деятели этих подсистем в этом были подобны чиновникам, а система чинов охватывала все общество. Конечно, в конце XIX века в Россию бурно вторгается капитализм, и появляются как определённый социальный слой те, кто трудились в сфере частного капитала, но этот слой стал значимой силой довольно поздно, а дело по формированию нового локуса социальных взаимоотношений и деятельности уже было сделано. «Вехи», с его буржуазной позицией как раз и выразили процесс изменения генезиса интеллигентских групп с развитием капитализма в России.
Таким образом, рассматривая способы социальных взаимодействий, присущие отечественной интеллигенции в целом и зарождающегося локуса социальных отношений в частности, мы должны смотреть, какие же формы практической деятельности лежат в их основе? Мы видим, что в этом смысле русская интеллигенция не связана ни с конкурентной этикой буржуазии, ни социал-дарвинизмом, как идейным оправданием капиталистической эксплуатации, - она попросту не участвовала в этом, как в полной мере участвовал образованный слой западных обществ. В этом смысле отечественная интеллигенция была «не от мира сего», поднимаясь в чинах в соответствие с выслугой лет, а доходы чиновника в «норме» определялись жалованием по чину. Конечно, были и подлые интриги, и коррупция и взяточничество, но они, несмотря на большую или меньшую степень распространенности, не были нормативными для данной системы, как нормативными были алчность, конкурентные отношения и социал-дарвинизм в развитых буржуазных обществах.
Именно в этом лежит то духовно-практическое основание, на котором вырастал обсуждаемый нами локус новых форм взаимодействия и отношений, включавший в себя идеалы служения обществу и народу, неконкурентного отношения между людьми, утрированной немеркантильности, даже непрактичности как «милой» черты, и утверждение идеального как единственно достойного побудительного мотива деятельности. И при этом присутствовало ощущение несвободы со стороны государства с перманентной фрондой по отношению к нему (ведь фактически именно государство, у которого прямо или опосредованно находились на службе эти граждане, могло и осуществляло по отношению к ним тотальный диктат). И соответственно, актуальной сделалась апологетика внутренних мотивов и ограничителей деятельности в противовес внешнему принуждению. Говорить об отсутствии у этих граждан связи с государством, как полагает, например В. Волков, мне представляется неверным. Другое дело, что связь эта была или представлялась «чрезмерной», если можно так выразиться, и превратилась, в конечном счете, в перманентную фронду против зависимости от государства.
Нужно подчеркнуть еще одну специфическую черту русской интеллигенции. Обычно сознание людей обуславливают не некие абстрактные идеи и выгоды, а их общественное бытие, проявляющееся в непосредственной, личной практике людей. А личная практика не давала возможности наблюдать никакой связи между усилением или ослаблением эксплуатации со стороны государства и личными доходами. То есть, несмотря на то, что само существование интеллигенции было возможно исключительно благодаря эксплуатации крестьянской массы, изъятию прибавочного продукта у податных сословий, эта эксплуатация никак не была связана с повседневной практической жизнью интеллигенции. В капиталистическом мире каждый бухгалтер и инженер непосредственно видел и ощущал на своем кошельке проигрыш в конкурентной борьбе или серьезные проблемы с рабочими на предприятии, где он работал. И он становился социал-дарвинистом еще более, чем непосредственно сама буржуазия. А русский чиновник жил в специфическом «коммунизме», получал бедненькое жалование, которое никак не зависело (заметно) от бунтов крестьян и рабочих забастовок.
Долгие десятилетии, век целый интеллигенция пыталась найти субстрат, который она оплодотворит своими идеями (со временем это стали марксистские идеи). И искала его в крестьянстве - оттуда все ее народничество и народовольство. Однако страшно далеки они друг от друга, интеллигенция - модернизационный слой и крестьянство. И ничего толком не получилось.
Но в начале 20 века она встретил в России молодой рабочий класс. Вернее, они встретили друг друга. И тут все заверте…
Но это уже другая история.
Я убежден, что интеллигенция в России появилась - для начала в крайне небольшом количестве, после Петровских реформ. Ее генезис связан с процессом модернизации «сверху».
Россия строила современную на тот момент армию и флот. А для этого нужно делать не только корабли с пушками, но эффективную социально-государственную систему в целом. Дело в том, что, создавая передовую систему общественной и, в частности, государственной организации на базе архаичной, бедной экономики, нельзя было рассчитывать, что те или иные подсистемы вырастут в ней самостоятельно, или как говорят, «естественным путем». Например, наука не нужна была феодальному обществу России эпохи Петра. На нее попросту не было потребителей. И тогда науку в этом обществе «устраивает» само государство. Театр с оперой и балетом оно тоже устраивает.
И Сенат с дворянскими собраниями - по уездам и губерниям. Ровно так же оно устраивает бюрократическую систему, учителей и врачей, заводы и инженеров и, главное, ради чего все это творится - армию и флот «современного» на тот момент типа. И вот, таким же образом, на определенном этапе российское государство «породило» интеллигенцию.
Армию и флот нельзя создать просто так, безотносительно ко всей социальной системе. Поэтому нужно возводить всю систему сразу. Конечно, по бедности страны система получается «так себе» - в лучшем случае «чистенько, но бедненько». Зачастую те или иные подсистемы, те или иные элементы долгое время существовали в виде проявлений культа Карго. Впрочем, мощь почвенной русской культуры со временем оживляла эти подсистемы, наполняла их собственной жизнью, интерпретируя их по собственному разумению. По общественной бедности все эти подсистемы выглядели куда беднее западных аналогов, функционируя без всяких приятных украшательств, а за каждой такой подсистемой виделась малоприятная, но как показывает история, весьма эффективная физиономия унтера Пришибеева, сиречь, государственной воли, а не интереса частных лиц.
Как бы то ни было, в послепетровскую эпоху постепенно возникает особый социальный феномен - русская интеллигенция. О ней и пойдет сейчас речь, поскольку именно в ее среде возникает зародыш суперсистемы, локус особого типа социальных отношений, вкупе со специфическими нормами, идеалами и ценностями, который позже развернулся в советскую суперсистему.
Я решил употребить вслед за Анлазом биологическое понятие «локуса» применительно к социальным системам.
Что такое локус в данном случае? Это место, некая обособленная область, обладающая особыми качествами (если перефразировать известное определение локуса из биологии, то это местоположение гена социальных взаимоотношений в определенном социальном пространстве). В среде образованного сословия России возникла такая обособленная общность людей, которые чем-то отличались от других. Чем? Понятно, что не ростом или весом, и даже не исповедуемой религиозной или политической доктриной. Отличие заключалось в способах взаимодействий и взаимоотношений между представителями этой общности, и вместе с этим, появлением обосновывающих эти новые способы взаимодействия ценностей и идеалов. В общем-то, тип социальный взаимодействий и отличает подобные локусы друг от друга и от существующей сложившейся, развёрнутой системы социальных отношений. Как примеры, можно привести подобный локус в поздней античности, я имею в виду христианский локус как другую систему социальных взаимодействий нового типа (и соответственно ценностей идеалов и целей деятельности), или протобуржуазные локусы в позднефеодальном мире.
Однако вернемся к вопросу, откуда именно берутся все эти способы деятельности, новые типы взаимоотношений. В среде современных мыслителей, исследовавших этот феномен, заметна склонность выискивать чисто культурологические обоснования специфического интеллигентского этоса . На самом деле, если уж мы остаемся на марксистской платформе, то должны допустить, что типизированные способы взаимодействия людей и соответствующие им ценности и идеалы базируются на формах деятельности, возникающих в процессе производства (в широком смысле), в процессе духовно-практической деятельности человека, что в свою очередь связанно с уровнем развития производительных сил общества.
Например, определенный уровень развития технических средств и структурных элементов социума, то есть производительные силы, порождает возможность и необходимость капиталистических форм организации общественного производства. Люди, участвующие в нем в социальной роли буржуазии, т.е. владельцев средств производства, по самому существу своей деятельности вынуждены отдавать все силы производству, иметь главной целью приращение капитала, вынуждены постоянно конкурировать с подобными себе и специфическим для капитализма образом эксплуатировать рабочих. На заре капиталистического способа производства - в феодальном мире, такая деятельность была нелегитимной, система социальных взаимодействий имела другие основания, другую структуру и обслуживалась другой системой идеалов и ценностей. Ранняя протобуржуазия вынуждена была камуфлировать свою деятельность, скрывать ее, или выделяться в особый локус с отличными от общепринятых, способами деятельности. Этот локус зачастую характеризовался презрением и неприятием со стороны окружающих.
Но нужно учитывать также один важный психологический момент. Люди не могут жить, постоянно поступая неправильно. Поэтому в рамках подобных андеграундных локусов, вокруг альтернативных общепринятым способам социальных взаимодействий выстраивается новое мировоззрение с новыми идеалами и ценностями не просто оправдывающими, но превозносящими новую систему поведения и взаимоотношений. Естественно, на генерацию нового мировоззрения оказывают влияние на только деятельностная практика, но и та культурная традиция, где складывается новый тип отношений. Она может мешать или помогать. В истории такое мировоззрение появилось вначале в рамках протестантизма. А дальше, коли базис расширяется, коли капиталистическое производство развивается и втягивает в себя все больше людей, локус раскрывается и охватывает все общество, распространяя на него свои ценности и идеалы.
Поэтому, рассматривая появление особого локуса в русской общественной среде, мы должны поставить себе вопрос. Что же именно в практической, трудовой деятельности нашей интеллигенции породило столь особый тип отношений? И тут нужно вспомнить о низком, в сравнении и с Европой и Азией (речь о земледельческих цивилизациях юга и востока) общественном прибавочном продукте. В результате, образованный слой не вырастал из развития буржуазных отношений и вместе с ним, то есть, на базе расширения прибавочного продукта. Русский интеллигент не рождался как джентльмен, т.е. мелкий помещик, занявшийся буржуазной деятельностью. Так же он не рождался как приказчик этого джентльмена, как его юрист, как его бухгалтер или газетчик, состоящий на содержании такого разбогатевшего джентльмена. Русский интеллигент не рождался в ткани буржуазного общества. Он был создан государством волюнтаристски, чтобы осуществлять более-менее современное государство на базе архаичной производственной системы страны.
В данном контексте нужно понимать, что в России крепостное право не отменяли так долго не по жестокосердию царей и аристократов, а по невозможности сделать это. Еще Екатерина вполне осознавала дикость крепостничества. Начиная с ее правления, чуть ли ни при каждом государе писались проекты освобождения крестьян. Эту проблему вполне описал Ключевский. Суть проблемы состояла в том, что страна была слишком бедна, чтобы позволить себе подобную европейской, бюрократическую систему управления. На нее попросту не было средств. В результате помещики долгие века одновременно поставляли кадры для армии и иной государственной службы, и в то же время действовали как чиновники на местах: как судьи (по нетяжким преступлениям), как сборщики налогов, как «военкомы» и т.д. и т.п. Освободи крестьян и оставь помещика без зависимых от него людей - работников, и разрушится вся связность российского государства - оно попросту исчезает. И это при том, что до середины XIX века внутренняя колонизация в России даже в европейской части страны завершена не была. То есть, крестьянин, не имея крепости, всегда мог уйти на свободные земли.
Чтобы ликвидировать эту систему, в стране нужно было создать бюрократию не только в столицах, но и как разветвлённую сеть по всей стране. И в явно недостаточном, но кое-как сносном виде это удалось сделать в царствование Николая I. Конечно, эта искусственно созданная бюрократия, не имеющая столетиями формировавшихся бюрократических традиций как на Западе, слишком малочисленная, чтобы не быть волюнтаристской, была нехороша. Но благодаря ей в царствование Александра II наконец удалось освободить крестьян, или как сказано у Некрасова, «Распалась цепь великая, Распалась и ударила. Одним концом - по барину, другим по мужику». И в России с николаевских времен родилась интеллигенция как массовый слой. Впрочем, конечно, рождение этого слоя - протяженный процесс, который начался задолго до Николая I. Хочу, чтобы было понятно. Русская интеллигенция произошла не только из чиновников в прямом смысле. Все «современные» институты русского общества, как то: наука, университеты, академии и театры, инженеры, учителя и врачи - все это организовывалось и финансировалось государством, и деятели этих подсистем в этом были подобны чиновникам, а система чинов охватывала все общество. Конечно, в конце XIX века в Россию бурно вторгается капитализм, и появляются как определённый социальный слой те, кто трудились в сфере частного капитала, но этот слой стал значимой силой довольно поздно, а дело по формированию нового локуса социальных взаимоотношений и деятельности уже было сделано. «Вехи», с его буржуазной позицией как раз и выразили процесс изменения генезиса интеллигентских групп с развитием капитализма в России.
Таким образом, рассматривая способы социальных взаимодействий, присущие отечественной интеллигенции в целом и зарождающегося локуса социальных отношений в частности, мы должны смотреть, какие же формы практической деятельности лежат в их основе? Мы видим, что в этом смысле русская интеллигенция не связана ни с конкурентной этикой буржуазии, ни социал-дарвинизмом, как идейным оправданием капиталистической эксплуатации, - она попросту не участвовала в этом, как в полной мере участвовал образованный слой западных обществ. В этом смысле отечественная интеллигенция была «не от мира сего», поднимаясь в чинах в соответствие с выслугой лет, а доходы чиновника в «норме» определялись жалованием по чину. Конечно, были и подлые интриги, и коррупция и взяточничество, но они, несмотря на большую или меньшую степень распространенности, не были нормативными для данной системы, как нормативными были алчность, конкурентные отношения и социал-дарвинизм в развитых буржуазных обществах.
Именно в этом лежит то духовно-практическое основание, на котором вырастал обсуждаемый нами локус новых форм взаимодействия и отношений, включавший в себя идеалы служения обществу и народу, неконкурентного отношения между людьми, утрированной немеркантильности, даже непрактичности как «милой» черты, и утверждение идеального как единственно достойного побудительного мотива деятельности. И при этом присутствовало ощущение несвободы со стороны государства с перманентной фрондой по отношению к нему (ведь фактически именно государство, у которого прямо или опосредованно находились на службе эти граждане, могло и осуществляло по отношению к ним тотальный диктат). И соответственно, актуальной сделалась апологетика внутренних мотивов и ограничителей деятельности в противовес внешнему принуждению. Говорить об отсутствии у этих граждан связи с государством, как полагает, например В. Волков, мне представляется неверным. Другое дело, что связь эта была или представлялась «чрезмерной», если можно так выразиться, и превратилась, в конечном счете, в перманентную фронду против зависимости от государства.
Нужно подчеркнуть еще одну специфическую черту русской интеллигенции. Обычно сознание людей обуславливают не некие абстрактные идеи и выгоды, а их общественное бытие, проявляющееся в непосредственной, личной практике людей. А личная практика не давала возможности наблюдать никакой связи между усилением или ослаблением эксплуатации со стороны государства и личными доходами. То есть, несмотря на то, что само существование интеллигенции было возможно исключительно благодаря эксплуатации крестьянской массы, изъятию прибавочного продукта у податных сословий, эта эксплуатация никак не была связана с повседневной практической жизнью интеллигенции. В капиталистическом мире каждый бухгалтер и инженер непосредственно видел и ощущал на своем кошельке проигрыш в конкурентной борьбе или серьезные проблемы с рабочими на предприятии, где он работал. И он становился социал-дарвинистом еще более, чем непосредственно сама буржуазия. А русский чиновник жил в специфическом «коммунизме», получал бедненькое жалование, которое никак не зависело (заметно) от бунтов крестьян и рабочих забастовок.
Долгие десятилетии, век целый интеллигенция пыталась найти субстрат, который она оплодотворит своими идеями (со временем это стали марксистские идеи). И искала его в крестьянстве - оттуда все ее народничество и народовольство. Однако страшно далеки они друг от друга, интеллигенция - модернизационный слой и крестьянство. И ничего толком не получилось.
Но в начале 20 века она встретил в России молодой рабочий класс. Вернее, они встретили друг друга. И тут все заверте…
Но это уже другая история.