Москва - Питер
Барабанщик храпит. И пока он не грянул на юте
Беспокойные сны расползаются врозь по каюте.
И автобус летит в темноте по пустой магистрали
Фонарей и ободранных стен размывая детали.
В тишине, когда все улеглись, только гравий и слышен,
да спасительный дождь, что автобус твой гладит по крыше
и дрожащее "ля" камертона, забытого в кружке
на столе впереди. По пути вы забыли подружку.
Ну, верней, если честно, не то, чтоб забыли
и не то, чтоб подружку. В бесцветной квартире
где средь дыма мелькали такие же тусклые лица
в этом сумрачном гаме басисту случилось влюбиться
и тогда же в клубах сигаретной ментоловой гари
с ней закрылся углу тот, который играл на гитаре.
А автобус плывет, шин шуршанием мглу рассекая
и ныряет на дно нулевого пред-дантова рая,
где уже все прошло, и где завтра наступит не скоро
и часы посыпают песком липкий след от вчерашнего спора.
Беспокойные сны расползаются врозь по каюте.
И автобус летит в темноте по пустой магистрали
Фонарей и ободранных стен размывая детали.
В тишине, когда все улеглись, только гравий и слышен,
да спасительный дождь, что автобус твой гладит по крыше
и дрожащее "ля" камертона, забытого в кружке
на столе впереди. По пути вы забыли подружку.
Ну, верней, если честно, не то, чтоб забыли
и не то, чтоб подружку. В бесцветной квартире
где средь дыма мелькали такие же тусклые лица
в этом сумрачном гаме басисту случилось влюбиться
и тогда же в клубах сигаретной ментоловой гари
с ней закрылся углу тот, который играл на гитаре.
А автобус плывет, шин шуршанием мглу рассекая
и ныряет на дно нулевого пред-дантова рая,
где уже все прошло, и где завтра наступит не скоро
и часы посыпают песком липкий след от вчерашнего спора.