b tot
Я, уже когда вышла из больницы и поступила в институт, полюбила кошек. Вставала ото сна часов в 6 утра, варила свой кофе, поливала цветы и варила молочную кашу. Ела сама, и, откладывала в контейнер столько же, сколько себе. Окончательно просыпалась, причесывала отрастающие после больницы волосы, одевалась, всегда кэжуал, всегда не броско и спускалась в низ. Там у нас в подвале жило несколько кошек, сколько их, я не знала. В закутке под лестницей на первом этаже у меня стояло три чашки, в одну я накладывала кашу, в другую - остатки ужина, мяса или рыбу. В третью - наливала воды.
Не сказать, что я хорошо жила, но денег мне хватало. Во-первых, деньги присылал Игорь. Когда он уезжал, мы договорились, что он будет меня обеспечивать, пока я учусь в институте. За это я присылала регулярные отчеты ему о том, как я живу, как учусь, на что трачу. Еще остались кое-какие деньги от мамы и от продажи старых вещей, которые можно было продать. Остальные - смело пошли на помойку.
Все эти вещи - лишние вещи, я так устала их терпеть. Выкидывая каждую из них, я чувствую мамин крик, он идет из нутрии меня, он в моем животе. Мама, говорю я себе, но ты же выкинула из жизни Игоря и Таню. И Таня пьяная упала с моста (возможно не случайно) и умерла. А Игорь теперь не может долго жить на одном месте и , тем более, с одной женщиной. Стоит только женщине начать на него кричать, он встает и уходит. Моя сестра, мой брат. И меня ты тоже выкинула. Выкинула на свет божий, но никогда не заботилась обо мне. Ты только и знала, что кричать. И до сих пор ты кричишь у меня внутри.
Так вот, раз не могу я избавиться от этого крика, я избавлюсь хотя бы от всех ненужных вещей в нашей квартире. Три комнаты хлама. Из такого не сваришь ни каши, ни компота, ни даже пирога.
Я помню, как две недели еще после твоей смерти я не могла есть. И как крики твои жила внутри меня. Я пыталась их заглушить музыкой, ходила в свою бывшую музыкальную школу и играла. Я не могла спать, когда я закрывала глаза, твое лицо вставало передо мной. Как в японском театре Кабуки. Как маска. Бледное, безглазое. С пучком на голове.
Мне кажется ты с того света все еще ненавидишь меня. Особенно теперь, когда я выбросила все твои брюки, вышивки и елочные игрушки. И то большое зеркало из твоей комнаты. И все же. Прости меня, мама. Прости
Не сказать, что я хорошо жила, но денег мне хватало. Во-первых, деньги присылал Игорь. Когда он уезжал, мы договорились, что он будет меня обеспечивать, пока я учусь в институте. За это я присылала регулярные отчеты ему о том, как я живу, как учусь, на что трачу. Еще остались кое-какие деньги от мамы и от продажи старых вещей, которые можно было продать. Остальные - смело пошли на помойку.
Все эти вещи - лишние вещи, я так устала их терпеть. Выкидывая каждую из них, я чувствую мамин крик, он идет из нутрии меня, он в моем животе. Мама, говорю я себе, но ты же выкинула из жизни Игоря и Таню. И Таня пьяная упала с моста (возможно не случайно) и умерла. А Игорь теперь не может долго жить на одном месте и , тем более, с одной женщиной. Стоит только женщине начать на него кричать, он встает и уходит. Моя сестра, мой брат. И меня ты тоже выкинула. Выкинула на свет божий, но никогда не заботилась обо мне. Ты только и знала, что кричать. И до сих пор ты кричишь у меня внутри.
Так вот, раз не могу я избавиться от этого крика, я избавлюсь хотя бы от всех ненужных вещей в нашей квартире. Три комнаты хлама. Из такого не сваришь ни каши, ни компота, ни даже пирога.
Я помню, как две недели еще после твоей смерти я не могла есть. И как крики твои жила внутри меня. Я пыталась их заглушить музыкой, ходила в свою бывшую музыкальную школу и играла. Я не могла спать, когда я закрывала глаза, твое лицо вставало передо мной. Как в японском театре Кабуки. Как маска. Бледное, безглазое. С пучком на голове.
Мне кажется ты с того света все еще ненавидишь меня. Особенно теперь, когда я выбросила все твои брюки, вышивки и елочные игрушки. И то большое зеркало из твоей комнаты. И все же. Прости меня, мама. Прости