«Аварии» - Этгар Керет
«Тридцать лет я вожу такси», - сказал маленький человечек за рулем, - «тридцать лет - и ни одной аварии». Я сел к нему час назад в Беэр-Шеве, и с тех пор он не умолкал ни на одну секунду. В других обстоятельствах я велел бы ему замолчать, но сегодня у меня нет сил. В других обстоятельствах я не стал бы брать такси из Беер-Шевы в Тель-Авив за триста пятьдесят шекелей. Я бы поехал поездом. Но сегодня я чувствую, что должен добраться домой как можно скорее. Как тающее мороженое, которое должно как можно скорее добраться до морозилки, как телефон, срочно требующий подзарядки.
Предыдущую ночь я провел с женой в больнице «Ихилов». У нее случился выкидыш, сопровождавшийся чрезмерным кровоизлиянием. Пока она не потеряла сознание, нам казалось, что все ничего. Только в приемном покое нам объяснили, что ее жизнь в опасности, и сделали ей переливание крови. Тремя днями раньше врачи сообщили нам с родителями, что рак языка, который моему отцу удалось победить четыре года назад, вернулся, и что на этот раз опухоль достигла той стадии, при которой единственный способ с ней бороться - это удалить язык вместе с голосовыми связками. Онколог сказала, что не рекомендует оперироваться. Папа сказал, что он как раз не против. Онколог сказала, что он окажется инвалидом, не сможет больше говорить, не сможет есть. «В моем возрасте», - сказал папа, - «мне нужны только глаза и сердце, чтобы смотреть, как растут мои внуки, и радоваться». Когда мы уходили, врач шепнула мне: «Попытайтесь с ним поговорить». Она не слишком хорошо знает папу.
Таксист принялся в сотый раз рассказывать мне про то, как у него за тридцать лет не было ни одной аварии, и вдруг пять дней назад его машина поцеловала бампер другой машины на двадцати километрах в час. Когда они затормозили и вылезли, выяснилось, что та, другая, машина, отделалась царапиной в левой части бампера. Мой таксист сразу предложил другому мужику, русскому, двести шекелей за ущерб, но тот потребовал обменяться данными. На следующий день этот русский позвал моего таксита в гараж и вместе с тамошним хозяином, - своим, похоже, дружком, - показал таксисту вмятину вообще на другом боку машины и заявил, что тут ущерба на две тысячи шекелей. Мой таксист отказался платить, и теперь они требуют от него денег по страховке.
«Все устроится», - говорю я в надежде, что он хоть на секунду замолчит. «Да как оно устроится?» - ноет таксист. - «Поимеют они меня. Высадят меня на деньги, гады. Такая несправедливость, понимаешь, да? Я пять дней не сплю, понимаешь?» «А вы прекратите про это думать», - предлагаю я. - «Попробуйте думать о других вещах, попробуйте думать о хорошем». «Не могу», - вздыхает таксист и кривится. - «Не могу». «Тогда прекратите говорить об этом со мной », - говорю я. - «Думайте, мучайтесь, только не грузите меня, ладно?» «Дело ж не в деньгах», - продолжает таксист. - «Уж поверьте мне. Я вчера с сыном ходил на могилы к праведникам, мы там брахот* накупили на тыщу восемьсот шекелей, мне это тьфу. Дело в скотстве». «Да заткнитесь же вы!» - Я теряю голову. - «Заткнитесь и послушайте-ка меня!». «Вы чего кричите?» - обижается таксист. - «Я пожилой человек. Нехорошо». «Я кричу, потому что мой папа умрет, если у него изо рта не вырвут язык», - продолжаю кричать я, - «Я кричу, потому что моя жена в больнице после выкидыша». Таксист замолкает впервые за все время нашей поездки, но теперь уже я не могу заткнуть фонтан. «Предлагаю сделку», - говорю я, - «Вы меня подвозите к банкомату, я вам снимаю две тысячи шекелей, а за это пусть не моему, а вашему папе надо будет вырвать язык и пусть это ваша жена лежит в „Ихилов“ с переливанием крови после выкидыша». Таксист все еще молчит. Я тоже. Я немного успокоился. Мне неловко, что я на него накричал, но не настолько неловко, чтобы извиниться. Не желая встречаться с ним взглядом, я принимаюсь смотреть в окно. Указатель сообщает: «Рош ха-Аин». Я понимаю, что мы проскочили поворот на Тель-Авив. Я вежливо говорю это - или яростно выкрикиваю, уже не помню. Он говорит, чтобы я не беспокоился. Он не очень знает дорогу, но сейчас разберется.
Через несколько секунд он уже паркуется в правом ряду шоссе, убедив еще одну машину тоже притормозить. Он выходит из машины, чтобы получить указания насчет того, как доставить меня в Тель-Авив. «Ты нас так угробишь», - говорю я. - «Тут нельзя парковаться». «Тридцать лет я вожу такси», - бросает он мне, выходя из машины. - «Тридцать лет - и ни одной аварии». Когда я остаюсь один, у меня в горле начинают подниматься слезы. Не хочу себя жалеть. Хочу быть позитивным, как папа. В конце концов, моя жена в порядке, и у нас уже есть один прекрасный, замечательный ребенок. Мой папа выжил в Холокосте и дожил до восьмидесяти трех лет. Это не просто «стакан наполовину полон», это стакан, выходящий из берегов. Я не хочу плакать. Не в этом такси. Не возле этого водителя, на которого я накричал. Слезы продолжают подниматься у меня в горле, вот-вот доберутся до глаз. Я слышу невероятной силы «бах!» и шум бьющихся стекол. Мир за окном разлетается на куски. Серебристая машина скользит по соседней полосе, она сплющена всмятку. И наше такси тоже. Наше такси тоже движется. Оно не едет, а парит. Парит в воздухе и врезается в бетонную стену у края шоссе. Еще удар. Видимо, в такси врезался еще один автомобиль.
В машине «скорой помощи» фельдшер с кипой на голове говорит, что мне очень повезло. Такая авария и без погибших - это чудо. «Как только тебя выпишут», - говорит он мне, - «ты должен бежать в синагогу и читать «а-гомель»**. Звонок мобильного прерывает его прочувствованный монолог. Это папа. Он просто звонит узнать, как было сегодня в университете и заснул ли уже малыш. Я отвечаю, что малыш уже спит, а в университете все отлично. И что у Ширы, моей жены, тоже все хорошо. Она сейчас в душе. «Что это за шум?» - спрашивает он. «Сирена „скорой“», - отвечаю я. - «Она как раз по улице проехали». Как-то раз, пять лет назад, мы с женой и ребенком ездили на Сицилию. Я позвонил спросить, как у папы дела. Он сказал, что все прекрасно. На фоне я услышал, как доктора Шульмана требуют по громкой связи в операционную. «Ты где?» - спросил я. «В супермаркете,» - ответил мой папа, не промедлив ни секунды. - «Тут объявляют по громкой связи, что кто-то потерял сумку». Я сын своего отца, теперь это окончательно ясно.
Пер. Л. Горалик
* Сувениры, на которых написаны слова молитв или благословений.
** Благодарственная молитва, читаемая в случае чудесного избавления от беды.