Дитя Макона, Питер Гринуэй
Производство: Германия, Франция, Великобритания, Нидерланды, Бельгия, 1993
Жанр: драма
Режиссёр: Питер Гринуэй
В ролях: Джулия Ормонд, Рэйф Файнс, Филип Стоун, Джонатан Лэйси, Дон Хендерсон, Селия Грегори, Джеф Нэттал, Джессика Стивенсон, Кэтрин Хантер, Гэбриэлль Рейди
Желирующая витальность Гринуэя насыщает разреженный воздух ароматами, для обонятельного нерва обозревателя, - профана и аскета - не слишком благозвучными. Нет, никаких возражений против нутряного сала и кровищи, да и предубеждений никаких, но гринуэевский нарратив лишает и сало, и кровищу, и прочие субстанции ценного качества (зачем нужна избыточность профану, если он аскет? А умелому интерпретатору, если он бежит любой из форм зависимости? - и я еще вменю в вину Гринуэю заигрывания с пустошью), позволяющего приобрести, не потеряв - зашкаливающей целебности лечебных грязей в незапущенных случаях следует предпочесть раствор бриллиантового зеленого. Обозначив предпочтения, провозглашу сакраментальное: каждому свое - кому-то ромовые бабы, а кому-то впитывать смыслы трех корочек хлеба.
Итак, «Дитя Макона»: старуха города, где мор и глад, рожает прекрасное дитя, тут же наделяемое толпами
мистическими качествами. Биологическая мать настолько отвратительна внешне, что невозможно поверить в ее способность произвести на свет золотоволосое амуроподобное прекрасное дитя, чем без промедления пользуется старшая дочь (в исполнении Джулии Ормонд), объявляя себя настоящей матерью ребенка. Дело происходит во времена былые, когда физиологическим проявлениям и отправлениям придавались другие смысловые оттенки, нежели теперь, и девственность старшей сестры, вооружившейся златокудрым братом, приобретает характер чудодейственный. Объявив себя инкарнацией богородицы, девушка немедля пожинает плоды эксплуатации физики и метафизики - слава, богатство, успех кладутся к ее ногам, и страна начинает процветать. Но все блага кажутся ничтожными в сравнении с возможностью конкурировать с инстанциями высшими - рисковая девица, обуянная жадностью и гордыней, готова бросить вызов институту церкви.
Поясняющее отступление: основное действие носит характер театральной постановки, поэтому все
низменные и возвышенные акты могли бы иметь вид игровой, если бы не спорадическое участие зрителей - высокородных особ, среди которых принц (по степени загримированности и вовлеченности в процесс сравнимый с главными героями), вмешивающийся в ход спектакля и корректирующий его сообразно своим желаниям. Но не только условная дистанция между актерами и зрителями прекращает спектакль в мистерию - сценарий реализуется с брутальной звериной серьезностью, исключающей фиктивность. Рождение здесь рождение, убийство - убийство, выделения святого оплачиваются золотом, девственная плева выступает в качестве охранительной грамоты. Славная реальность алхимиков, магов и детей-естествоиспытателей, полная животворной (от слова «живот») силы, эстетизируется Гринуэем, да так, что на нее больно смотреть.
Возвращаясь к сюжету о жадной сестрице и мироточивом братце, следует отметить барочную (избыточную) тягу
Гринуэя к красоте (работа с цветом, светом и фактурой у Гринуэя заслуживает отдельного разговора) и справедливости, какой бы диспропорциональной она не блазилась - она монструозно прекрасна. Мнимое целомудрие получает сполна, ангел во плоти развоплощается, а то, чему должно быть бутафорией - становится бутафорией. Церковь оказывается жадней и претенциозней зарвавшейся простолюдинки, - прекрасное дитя разбирают на сувенирные символы веры, спектакль заканчивается. Обожествленный жир, канонизированная кровь, прочие производные от слова «живот» по-гринуэевски, профанически предполагаю, будут обеспечивать городу процветание и в дальнейшем.
Жанр: драма
Режиссёр: Питер Гринуэй
В ролях: Джулия Ормонд, Рэйф Файнс, Филип Стоун, Джонатан Лэйси, Дон Хендерсон, Селия Грегори, Джеф Нэттал, Джессика Стивенсон, Кэтрин Хантер, Гэбриэлль Рейди
Желирующая витальность Гринуэя насыщает разреженный воздух ароматами, для обонятельного нерва обозревателя, - профана и аскета - не слишком благозвучными. Нет, никаких возражений против нутряного сала и кровищи, да и предубеждений никаких, но гринуэевский нарратив лишает и сало, и кровищу, и прочие субстанции ценного качества (зачем нужна избыточность профану, если он аскет? А умелому интерпретатору, если он бежит любой из форм зависимости? - и я еще вменю в вину Гринуэю заигрывания с пустошью), позволяющего приобрести, не потеряв - зашкаливающей целебности лечебных грязей в незапущенных случаях следует предпочесть раствор бриллиантового зеленого. Обозначив предпочтения, провозглашу сакраментальное: каждому свое - кому-то ромовые бабы, а кому-то впитывать смыслы трех корочек хлеба.
Итак, «Дитя Макона»: старуха города, где мор и глад, рожает прекрасное дитя, тут же наделяемое толпами
мистическими качествами. Биологическая мать настолько отвратительна внешне, что невозможно поверить в ее способность произвести на свет золотоволосое амуроподобное прекрасное дитя, чем без промедления пользуется старшая дочь (в исполнении Джулии Ормонд), объявляя себя настоящей матерью ребенка. Дело происходит во времена былые, когда физиологическим проявлениям и отправлениям придавались другие смысловые оттенки, нежели теперь, и девственность старшей сестры, вооружившейся златокудрым братом, приобретает характер чудодейственный. Объявив себя инкарнацией богородицы, девушка немедля пожинает плоды эксплуатации физики и метафизики - слава, богатство, успех кладутся к ее ногам, и страна начинает процветать. Но все блага кажутся ничтожными в сравнении с возможностью конкурировать с инстанциями высшими - рисковая девица, обуянная жадностью и гордыней, готова бросить вызов институту церкви.
Поясняющее отступление: основное действие носит характер театральной постановки, поэтому все
низменные и возвышенные акты могли бы иметь вид игровой, если бы не спорадическое участие зрителей - высокородных особ, среди которых принц (по степени загримированности и вовлеченности в процесс сравнимый с главными героями), вмешивающийся в ход спектакля и корректирующий его сообразно своим желаниям. Но не только условная дистанция между актерами и зрителями прекращает спектакль в мистерию - сценарий реализуется с брутальной звериной серьезностью, исключающей фиктивность. Рождение здесь рождение, убийство - убийство, выделения святого оплачиваются золотом, девственная плева выступает в качестве охранительной грамоты. Славная реальность алхимиков, магов и детей-естествоиспытателей, полная животворной (от слова «живот») силы, эстетизируется Гринуэем, да так, что на нее больно смотреть.
Возвращаясь к сюжету о жадной сестрице и мироточивом братце, следует отметить барочную (избыточную) тягу
Гринуэя к красоте (работа с цветом, светом и фактурой у Гринуэя заслуживает отдельного разговора) и справедливости, какой бы диспропорциональной она не блазилась - она монструозно прекрасна. Мнимое целомудрие получает сполна, ангел во плоти развоплощается, а то, чему должно быть бутафорией - становится бутафорией. Церковь оказывается жадней и претенциозней зарвавшейся простолюдинки, - прекрасное дитя разбирают на сувенирные символы веры, спектакль заканчивается. Обожествленный жир, канонизированная кровь, прочие производные от слова «живот» по-гринуэевски, профанически предполагаю, будут обеспечивать городу процветание и в дальнейшем.