про донецк
так четко про Донецк я еще ни с кем не была согласна. а тут подписываюсь под каждым словом.
отрывок из книги Елены Стяжкиной «Ты посмотри на неё!»
«...Москвы не принято стыдиться. Напротив, ее принято знать и любить. Тонко, свежо, с поворотом во двор и выходом на центральные магистрали. Улица - история, площадь - личность, переулок - вечность.
Еще Питер. От царя до декабристов, от Мойки до Невы, от фонтанов и каналов, от дворцов и коммуналок.
Можно попробовать полюбить Одессу. Не сильно вширь. Не остро вглубь. По поверхности, через главную улицу, набережную, лестницу, рыбацкий район-поселок, через рынок и седьмой (очень политический в смысле сноса и закатывания в асфальт) километр к безымянным дворам. Ко дворам, похожим между собой, как декорации Одесской киностудии.
Наш город полюбить нельзя. Страницы могут не выдержать буквенного напряжения от темных шахтерских лиц и рабского позора, густо проступающего на челе. Его нельзя с претензией переназвать в Тарасов. Ему нельзя дать псевдоним Энск или Эмск. Его имя стыдно произносить. Да? «Как вы живете там, в резервации? Вдали от Европы и демократии? Как вы живете в царстве хама?»
А вы?
Город, который не принято жалеть, потому что в нем - все ново, индустриально и глубоко запылено провинциально. Даже розы... Даже розы, которых когда-то согласно легенде был целый миллион. Здесь никто-никто не ходил по улицам в ожидании Нобелевской премии. Здесь никто-никто не страдал так, чтобы вышло громче, чем обычный пук.
Бежали. Сначала бежали сюда. Потом - отсюда. Город, в котором нельзя состояться.
Их много, таких стыдных в названиях улиц и площадей, смешных в убранстве Лениным, ровных, гладких, ярко и сыто, на южный манер покрашенных городов.
Может быть в следующей жизни? Он научится быть другим? И Тараса Шевченко, стоящего перед губернским исполкомом, голуби больше не будут превращать в генерала Нельсона? И старые деревья срубят совсем, до полного беспамятства, а новые не смогут прижиться на мелких островах среди городской плитки? И каменные джунгли, расцвеченные жирной, безвкусной иллюминацией, поразят в самое сердце воображение какого-нибудь дикаря, и тогда он, милый, грязный и внеисторический дикарь скжет: «Хочу, чтобы здесь!»...
И нам простят политические ошибки, недальновидность, привычку к батогу, ненависть к прянику и Америке. Нам простят все. И перестанут бояться. А самый богатый человек Украины тем временем вообще рассосется по страницам истории. Как рассосался Джон Юз, отец-основатель. И многие уже не смогут упомнить, а действительно ли он выбрал для жизни и смерти эту дыру? Или он, как наш Нельсон-Шевченко, большая легенда миллиона роз?...»
отрывок из книги Елены Стяжкиной «Ты посмотри на неё!»
«...Москвы не принято стыдиться. Напротив, ее принято знать и любить. Тонко, свежо, с поворотом во двор и выходом на центральные магистрали. Улица - история, площадь - личность, переулок - вечность.
Еще Питер. От царя до декабристов, от Мойки до Невы, от фонтанов и каналов, от дворцов и коммуналок.
Можно попробовать полюбить Одессу. Не сильно вширь. Не остро вглубь. По поверхности, через главную улицу, набережную, лестницу, рыбацкий район-поселок, через рынок и седьмой (очень политический в смысле сноса и закатывания в асфальт) километр к безымянным дворам. Ко дворам, похожим между собой, как декорации Одесской киностудии.
Наш город полюбить нельзя. Страницы могут не выдержать буквенного напряжения от темных шахтерских лиц и рабского позора, густо проступающего на челе. Его нельзя с претензией переназвать в Тарасов. Ему нельзя дать псевдоним Энск или Эмск. Его имя стыдно произносить. Да? «Как вы живете там, в резервации? Вдали от Европы и демократии? Как вы живете в царстве хама?»
А вы?
Город, который не принято жалеть, потому что в нем - все ново, индустриально и глубоко запылено провинциально. Даже розы... Даже розы, которых когда-то согласно легенде был целый миллион. Здесь никто-никто не ходил по улицам в ожидании Нобелевской премии. Здесь никто-никто не страдал так, чтобы вышло громче, чем обычный пук.
Бежали. Сначала бежали сюда. Потом - отсюда. Город, в котором нельзя состояться.
Их много, таких стыдных в названиях улиц и площадей, смешных в убранстве Лениным, ровных, гладких, ярко и сыто, на южный манер покрашенных городов.
Может быть в следующей жизни? Он научится быть другим? И Тараса Шевченко, стоящего перед губернским исполкомом, голуби больше не будут превращать в генерала Нельсона? И старые деревья срубят совсем, до полного беспамятства, а новые не смогут прижиться на мелких островах среди городской плитки? И каменные джунгли, расцвеченные жирной, безвкусной иллюминацией, поразят в самое сердце воображение какого-нибудь дикаря, и тогда он, милый, грязный и внеисторический дикарь скжет: «Хочу, чтобы здесь!»...
И нам простят политические ошибки, недальновидность, привычку к батогу, ненависть к прянику и Америке. Нам простят все. И перестанут бояться. А самый богатый человек Украины тем временем вообще рассосется по страницам истории. Как рассосался Джон Юз, отец-основатель. И многие уже не смогут упомнить, а действительно ли он выбрал для жизни и смерти эту дыру? Или он, как наш Нельсон-Шевченко, большая легенда миллиона роз?...»