14 глава: Цинковый гроб, герой-любовник, молдаване, любвеобильный мизогинист
По ссылке предыдущая глава 13 романа «Соки, сука, жизни» Сергея Решетникова - «Бульонные кубики, гидропитек, любимый дедушка, эротичная, но тупая негритоска»
Полыхаю и томлюсь, подыхаю, пох. Понимаю. Но злюсь. Коплю в себе зло. Жизнь моя цыганская - западло. В понедельник умер друг. А я всё пью и жарю шлюх. Смерть приходит без стука. У неё нюх на больных. Или заказ, или вызов. В общем, умирать - это страшно и дорого. Но думаю там лучше. Там обязательно должно быть лучше. Там не нужно притворяться и обманывать, унижаться и уничтожать, любить и предавать. Любовь и предательство всегда идут по жизни под руку. А кто не грешил и не изменял, пусть кинет в меня камень. Изменяют в мыслях, во сне, наяву, напоказ. Всяко бывает. Пашка особенно любил это дело. Есть такая категория мужчин, как герой-любовник. Я вот, например, совсем не подхожу под эту категорию. Во-первых, я далеко не красавец (хотя Пашка тоже не Марлон Брандо), во-вторых… Во-вторых, я не знаю - почему… Я никогда не ставил передо собой такой цели - трахаться, трахаться, трахаться. В юности я был очень брезглив, и лишился невинности только на втором курсе института, когда все мои друзья и сокурсники перетрахались направо налево. У меня же, кроме Дуньки Кулаковой никого не было. Брось эти мысли, Степанков. Об этом речи нету. Смерть друга и офис - вот твои темы сегодня. Любви и предательства сегодня не будет.
Так вот. Стоит такая смерть. У неё красивые глаза. Как акварельками нарисованы. Смерть зовут Анка пулемётчица. Не спрашивайте, кто убил Чапаева. Историю опять - суки - перевернули и переписали.
У морга я был недолго. Посмотрел на тело в цинковом гробу. Дал Ольге тридцатник. Извинился, попрощался, и поехал в офис.
Там меня ждала бригада специалистов по оперативному ремонту.
- Здравствуйте.
- Здрасьте.
- Видите?
- Видим.
- Надо быстрей.
- Понятно.
- Сколько?
- Чего - сколько?
- Времени. Денег. Назовите сумму.
- Надо считать. Только…
- Всё. Начали. Считайте.
- Прямо сейчас?
- А чего тянуть? Поехали.
- Нууу…
- Нет. Я сказал - поехали. Вон - гляди - у меня от Сокольников очередь из штукатуров и маляров…
Они отошли от меня подальше, стали шептаться, считать и записывать. А я пока осматривал свою утонувшую подводную лодку. Стены в ужасном состоянии. Куски шпатлевки и строительных смесей висели и валялись на полу. Панели из гипсокартона частично упали, частично деформировались, как в фильме ужасов. Всюду жила черная плесень. Вода по пояс тут стояла не меньше месяца. Как еще змеи, рыбы, гады не завелись.
- Посчитали. - Вернулись они ко мне. Бригадир сунул мне в руку грязный листок бумаги исписанный кривым почерком и добавил:
- Это только работа… без материалов.
Я глянул.
- Где итоговая сумма?
- Вот, - показал он пальцем.
- Дорого. Надо дешевле.
- Уменьшим на… на пятьдесят.
- Давай на семьдесят.
- На семьдесят - нет. На шестьдесят тысяч.
- Годится. Начали.
- Как начали? Сегодня?
- Сегодня. Мужики, это срочный ремонт. Мне нужно быстро.
- Тогда надо за срочность добавить. Опять же шпатлёвка подрожала.
- Ну так я вам же всё и покупаю, - развел я руками: - Материалы на мои деньги. Поехали-поехали. Всё купим. Есть машина? Или такси?
- Мы на Газели.
- Отлично. Едем?
- Но там два места. Бортовая…
- А кузов с тентом?
- С тентом.
- Супер. Я поеду в кузове… поехали.
Через полчаса мы были в строительном гипермаркете. А да… забыл сказать. Эта черножопая Принцесса стырила у меня вчера сто косых. Нашла же, сука… перерыла весь шкаф. Ecce femina! Приютил себе на жопу приключений.
Рано утром позвонила плачущая Оля, рассказала, что умер Пашка. Блин. Пашка - один из моих немногих друзей со студенческой скамьи. Мы с ним лет двадцать пять дружили. Выручали друг дружку. Бухали. Телок драли. Пашка особенно любил перетрахи по первому зову плоти. Часто мне рассказывал о своих новых похождениях налево. Может просто сочинял, а может - правда. Не важно. Сердце. Не дождался донора. Как он месяц назад, когда мы встречались в ресторане на Щукинской, делился со мной:
- В мае может повезет… может повезёт.
Говорил он с отдышкой. Часто кашлял. Жидкость в легких… Я смотрел на его бледное лицо и мне хотелось плакать…
- Паша, для меня, скажу я тебе честно, слово «повезёт» звучит не столь однозначно. Понимаешь меня? Кто-то погибнет, чтобы… повезло… чтобы получить сердце, лёгкие…
- Ещё печень.
- А с печенью что?
- Цирроз.
- Офигеть. Ты же не пьешь.
- Нууу… из-за этих процессов, - показал он себе на сердце.
Он попросил официантку приготовить ему еду без соли.
Ел рыбу с овощами. Помню абсолютно белое пашкино лицо. Не бледное, а белое. А я с виду бодрился, но еле сдерживался от слез. Как за один год Пашку согнуло, иссушило, превратило, простите за штамп, в бледную тень себя прошлого. Румяного, сильного, бойкого, хвастающегося своими победами на любовном фронте…
- Как тебя Оля терпит?
- Ну терпит. Любит.
- Везёт тебе. А я вот один раз в жизни изменил… и всё… вся жизнь насмарку. Я любовь замарал. Вкрутил свой болт не в свою гайку. А она… она не смогла простить.
- А как она узнала?
- Я рассказал.
- Зачем? - слегка возмутился Пашка.
- Я не умею врать, - соврал я.
Мы попросили счет. Я рассчитался. Мы вышли на улицу, обнялись, попрощались. Он как старичок пошёл в свою гостиницу при клинике ждать своего «счастья»: сердце, лёгкие и печень. Кто-то погибнет для этого.
Я приехал домой, выпил бутылку виски и умылся слезами.
В общем, Пашка умер. И ушла в историю часть моей жизни в тридцать девять. Пашка на год старше. Сорок в ноябре было. Он, как положено, не отмечал. Не помогло.
- Вот это надо купить. И это. Вы слышите меня? - лез своим зловонным дыханием в мое личное пространство бригадир.
- Что? - Пришёл я в себя и возмутился: - а это зачем?
- Грунтовать.
- Да там стены сырые. Зачем их ещё раз мочить?
- Всё равно надо.
Ребята оказались молдаванами, а я думал русские. Говорили на чистом русском. Но меня не интересовала их национальность. Мне нужно было быстро отремонтировать мой утонувший офис.
- Дедушку на днях похоронят, - неожиданно сказал я молдаванам.
- Чего? О чем вы?
- О жизни. Надо торопиться. Надо спешить. А то вот так живёшь, живешь… Хлоп! И тебе уже нужно новое сердце. И ты не Дэвид Рокфеллер. Столько кэша нету. Через полгода помимо сердца тебе уже нужны новые легкие. Ещё через полгода к этим необходимым для жизни потрохам придется добавить печень. Там много нюансов: группа крови, телосложение… И время не ждёт. Тогда многие понятия, так сказать, обесцениваются: ипотечная квартира, годовалый «бумер», чёрное дорогое пальто, фетровая шляпа, которые ты купил и не носишь. Ты ждёшь, когда тебе посчастливиться. «Посчастливиться» можно взять в кавычки. Лучше взять в кавычки. Ибо твоему донору не повезет.
- Ужасы вы какие-то рассказываете, - вмешался в мой монолог бригадир молдаван.
- Да. Да. Сон приснился. Страшный. С покойником. С негритянками. Наверное, всё идёт к тому, что придётся пить виски… Выхода нет.
- Может продолжим покупки? Вы же говорили - времени мало…
- Вот именно - мало! Вперёд, гусары! Полетели. Мы с вами влахи цыгане… Я тоже, своего рода, влах цыган…
- Мы не цыгане, - обиделся бригадир, - мы молдаване.
Я остановился и с гордостью заявил:
- А я цыган, - и громко икнул, - влах. Или нигер. Скорее всего черножопый нигер…
И мы пошли затариваться. Ёлки-палки. Я не ожидал, что столько всего нужно купить. Мешки со смесями, мешки с иной херней, материалы, доски, шпатлёвка, краска для стен, краска для потолка, гипсокартон, панели… Смета тут же заметно подросла. Да уж. Не то слово «подросла». Выросла. Выросла на порядок. Но я уже сделал ставку. Я уже играл. Я не привык отступать. Орешек знания твёрд, но всё же… нам расколоть его поможет строительный гипермаркет.
- Надо ещё инструмент купить… - Не унимался бригадир.
- А вы что без своих инструментов?
- Нет, ну там… кисточки, сребки… лотки… всё, что выкидывается после ремонта… саморезка, уголки, гвозди… Много чего. Вёдра, шпатели… насадки на перфоратор… веник нужен, который потом не повезёшь домой. Мешки для мусора, ветош, полотна, наждачка, коронки, отрезные диски и прочее. Много что надо. Одноразовый инструмент. А? Чё вы так смотрите? Есть возражения?
Я пребывал в ахуе.
- А перфоратор не надо купить? Циркулярку?
- Нет, это у нас есть.
Они все погрузили. Я решил не ехать с ними. Отдал ключи. Бригадир на прощание озадачил:
- На послезавтра мусорный контейнер закажите…
- Мусорный контейнер?
- На три тонны.
- Ладно. Разберемся.
Я пошел в центр через площадь трёх вокзалов. Красные ворота. Мимо Чистых прудов по Мясницкой. Потом на Кузнецкий мост, место, которое я сейчас люблю больше Арбата. Там бухну чуток. Эта чума… негритоска увела у меня сто косых! Тварь какая! А я ведь ее полюбил… почти. Как мне кажется. Наверное, люблю. Никого ты не любишь, Степанков, даже себя. А какая тут любовь… После трёх… нет… После четырёх разводов, и такого вот, не побоюсь этого слова, преступного поведения Принцессы - станешь настоящим женоненавистником. А чё? Легко. Токсичная маскулинность мне в задницу!
Я был уставшим мизогинистом. И шел по Фуркасовскому переулку мимо ФСБ. Господи, за что мне это всё?
Ещё вчера я плавал в офисе, после чего обнаружил побег негритянки, пропажу ста тысяч, сегодня с утра провожал Пашку в последний путь, потом молдаване, гипермаркет. Кино можно снимать. Пора прогуляться, расслабиться, съесть большой бургер и выпить…
Я вернулся домой за полночь чуть живой. Проснулся утром, вспомнил, что приставал к какой-то девушке, предлагал жениться. Я часто, когда напиваюсь пьяный, предлагаю жениться первой попавшейся. Это с утра вместе с жесточайшим похмельем во мне просыпается мизогинист. А пьяный я девушек люблю, даже могу быть в меру обаятельным и юморным, могу громко читать стихи… Но это не я. Пьяный человек - это не я. Это моя тень. Мой двойник. Этой мой черный человек, который рано или поздно меня убьёт. Страха всё больше - денег всё меньше.
После обеда я рылся в Рунете, выбрал и заказал мусорный контейнер. Молдоване выполнили работу, как обещали, в три дня. Я приехал на четвертый принимать работу.
- Отлично.
Всё-таки хорошо знают свое дело молдаване. Влахи. Офис смотрелся с иголочки. Хоть и далеко не евро ремонт, но вполне прилично. На следующий день приехал Валентин с группой людей: женщины и мужчины. Валентин пожал мне руку и сказал:
- Примите мои соболезнования.
Я растерялся (думал, что он про Пашку, совсем забыл про дедушку), но быстро нашелся и ответил:
- Спасибо, Валентин, спасибо большое. Дедушки нет, да, больше нет - я улыбнулся, всплеснул руками и показал на свежевыкрашенные стены, - но жизнь продолжается. Принимайте офис. С которым мне так жалко расставаться. Сколько счастливых минут связано с этими помещениями. Сколько сил и энергии вложено сюда, в эти стены, в этот пол. Там, кстати, под полом полноценный дренаж в полтора метра в глубину. Всё делал для себя. Понимаете? Думал - на всю жизнь.
Валентин тоже был счастлив. Офис ему нравился. Люди, которые пришли с ним, стали что-то мерить лазерными дальномерами, записывать в книжечки, обсуждать. Мне было пофигу. Я подписал договор, акт приемки, забрал десять тысяч и ушел опять на Кузнецкий мост… в запой.
Продолжение следует. Еще не финал.
https://reshetnikow.com/catalog/novel/14tsinkovyygrob/