Неизвестный Щукин. «Синайский дневник»
Семья Щукиных в Египте. Гриша, Катя и Ваня Щукины (на верблюдах). Лидия Григорьевна, Сергей Иванович и гувернантка (на мулах), 1906
Имя Сергея Ивановича Щукина - московского купца, коллекционера и благотворителя - вернулось в культурную жизнь России благодаря выставке в ГМИИ им. А. С. Пушкина в 2019 году. И сегодня, спустя пять лет, в тех же стенах открывается новая выставка-сенсация «Неизвестный Щукин».
Сергей Иванович Щукин (1854-1936) знаменит как собиратель нового европейского искусства конца XIX - начала ХХ века: импрессионистов, Гогена, Сезанна, Матисса, Пикассо, Дерена. Однако недавно проведенные Пушкинским музеем масштабные архивные исследования позволили узнать, что дом мецената наполняли и произведения старых мастеров, памятники Древнего Египта, цивилизаций Востока, предметы из фарфора, древние русские иконы. И выставка «Неизвестный Щукин. Не только новое искусство» представляет Сергея Ивановича в совершенно ином свете, а также рассказывает о восстановленных частях разнопланового собрания коллекционера и его семьи.
Мы, в свою очередь, тоже хотим показать вам «другого» Щукина в достаточно непростой период его жизни. Предлагаем вашему вниманию отрывки из «Синайского дневника» коллекционера, который опубликован в книге Наталии Семеновой «Сага о Щукиных. Собиратели шедевров».
В 1906 году погиб Сережа - сын Сергея Ивановича. Не оправившись от этого потрясения, вскоре умирает и его горячо любимая жена Лидия Григорьевна. В октябре 1907 года он отправляется в экспедицию по Синайскому полуострову.
«Завтра я уезжаю отсюда в Триест, - пишет Щукин брату Петру с австрийского курорта Земмеринг на обведенном черной рамкой листке, который привычно вкладывает в траурный конверт. - 10-го числа отходит в Александрию пароход Австрийского Ллойда “Habsburg”. Хотя и с большим трудом, но мне удалось получить на нем место. Теперь как раз сезон путешественников в Египет, поэтому весь пароход набит и места достаются только по большой протекции. Мне уступил свою каюту один из служащих на пароходе. Ему пришлось подарить 200 франков за любезность. Впереди большое и тяжелое путешествие».
С. И. Щукин, около 1900
«Милый Петя… Последние дни мне пришлось много хлопотать насчет своего каравана. Я думал, что устрою скоро, но на Востоке все делается медленно. Наконец, караван мой готов… Через час я переплываю в парусной лодке Суэцкий пролив и двинусь в путь. Иду сначала, через Синайскую пустыню, в монастырь Св. Екатерины, на горе Синайской, потом на восток в Эль-Акаба. Там будет самое трудное и опасное перейти турецкую границу и пройти мимо… бедуинов. Возможно, что придется идти ночью, а день скрываться. Затем постараюсь осмотреть развалины Петры (в Аравии) и через Иорданскую пустыню пройти в Иерусалим. Путешествие очень интересное, хотя и не вполне безопасное. Времени должно взять около 2-х месяцев. Поэтому не смущайтесь, если долго не будет от меня никаких известий. Почта тут не ходит».
Это путешествие стало своего рода паломничеством для Сергея Ивановича, а его дневник - проникновенной исповедью.
Суэц, 29 октября 1907
Здоровье мое было расстроено, сердце увеличено, нервы расшатаны. В течение короткого времени пришлось пережить много тяжелого, перенести незаменимые утраты. Начинать новую жизнь не чувствовал в себе достаточно силы. Религиозное настроение было слабо. Я прямо метался, стараясь тем или другим наполнить свою жизнь. Одно время кинулся в (частную) благотворительность, но там, вероятно, вследствие моей неопытности, вышло полное разочарование. Затем горячо занялся моим торговым делом, стал сильно расширять его, стал искать новых рынков, новых товаров. Временно, но только временно это наполнило. В конце концов все же после смерти жены пустота жизни не могла ничем быть наполнена.
Тогда решился временно уйти из условий обыкновенной культурной жизни. Сделать путешествие в настоящей пустыне, жить в палатке, быть весь день на воздухе, питаться, как настоящий бедуин, финиками, хлебом, пить только простую воду. Одним словом, прожить так, как жили 2-3 тысячи лет до Р. Х. Телеграфы, телефоны, железные дороги, пароходы, роскошные отели, автомобили, театры, галереи - одним словом, все внешние условия нашей жизни, вся наша так называемая культура должна быть оставлена и забыта.
31 октября
Нынче ужасно трудный и тяжелый переход. Мы, собственно, должны были из Айн-Музы дойти до Вади Вердина, но поднялась такая сильная песчаная буря, что должны были остановиться… С утра уже дул хамсин. Небо казалось свинцовым. В горле пересохло страшно, хотелось пить. Ноги и руки болели. Около 12 час. дня я не выдержал и просил дать хоть 1/2 часа перерыва. Шли мы с 6 час. утра до 5 вечера и очень спешили. Картина была самая безотрадная. Редко, пожалуй, никогда я не видел такой бесплодной равнины. Местами оживляли груды раскаленного камня. От зноя не были видны горы на горизонте. Все пылало и жгло, словно в печи.
Вади Гарандель, 2 ноября
Вчера я в первый раз усомнился, справлюсь ли я со своей задачей. Кажется, я слишком стар, чтобы выдержать такое предприятие. Я вижу, что мои силы недостаточны. Не знаю, как я дошел последние часы. Голова кружилась, все тело болело, чувство страшной усталости, время тянулось безумно долго. Мы шли по выжженному дну бесконечного кратера. Иногда я смотрел на часы, потом забывался, казалось, прошел час, смотрю, только 10 минут. Нельзя себе представить, как при однообразии окружающей обстановки время катится долго. Впечатления меняются, поэтому время бесконечно. Я только теперь понял, что значит минута, как она долга… Для меня вчерашний день целая вечность. И какая тяжелая, ужасная вечность! Как я устал! Вечером насилу, с помощью драгомана, слез с верблюда. Жажда мучила страшно.
<...> Москиты кусают, мухи лезут в рот, нос, уши, ползают по лицу, духота, тело все горит, голова болит безумно. Нет, какие путешествия в мои годы! Для меня Париж, искусство, музыка, живопись, изящная литература. Хорошо бедуинам. Они прошли пешком 40 верст (не отдыхая), в жару около 50 градусов, и потом часа два работали. Зато рассказывают, когда бедуину нечего есть, он кладет себе камень на живот и не чувствует голода. Нет, мне это не по силам. Мои удовольствия другого рода. Я с наслаждением слушаю музыку Скрябина, читаю Валерия Брюсова, смотрю картины Мориса Дениса. Нет! Нет! Назад в Европу, в мой культурный, тонкий, изящный мир! Но как и вырождает нас культура! Какой мы сравнительно слабый народ, физически, пожалуй, и нравственно.
<...> Мысли мои путаются, я не засыпаю, а мучаюсь кошмаром и так всю ночь. К утру стало немного свежее, и я почувствовал себя лучше. Конечно, о продолжении поездки не могло быть и речи. Мне нужен день, быть может, два отдыха. Сижу теперь в палатке, устроил хороший сквозняк и пишу свой дневник. Но это знойное дно кратера так и жжет мой мозг. Какой кошмар, нечто безотрадное, мучительное. Мне кажется, что никогда не дойду я до края кратера. Я приближаюсь, а он отдаляется. А как обманчивы все размеры в пустыне. Человек вдали кажется великаном, верблюды чудовищными, небольшой камень - скалой.
Рас Абу Занон. Берег Красного моря, 3 ноября
Как из моего дневника видно, пока пустыня, кроме громадной физической усталости, мне ничего не дала. Осталось воспоминание о тяжелых, кошмарных переходах. Моя цель найти забвение до сих пор не оправдалась. Напротив, никогда так сильно я не вспоминал о невозвратном счастье. Никогда мне не была так ясна моя собственная вина во всей потере. Никогда так ясно не видел, что я закрывал глаза на свои недостатки, что я сам главная причина крушения всего своего счастья. Когда как я ушел совсем от людей, когда мне никто не закрывает глаз, как ясно видишь себя. Я эти дни точно года пережил и очень, очень много тяжелого, и все в свое осуждение. Во всем я вполне виноват. Как даже после смерти жены я не шел по настоящему пути. Все во мне было порывами, без выдержки, без характера, в сущности, одно свое личное «я». Вне «я» ничего другого. На этом и мое крушение. Как бы то ни было, все мое путешествие до сих пор сплошной кошмар, днем и ночью. Я чувствую, что нахожусь в физическом и нравственном пекле. Я мечтал найти новые свежие силы, а нашел пока только осуждение всей моей деятельности, не так даже в поступках, которые мерзки, как в мыслях, которые еще хуже. Для чего мне свежие силы: чтобы опять губить людей на своем пути? А чтобы сделать хорошее, силы будут всегда. Я искал удовольствие! Что же источник молодости?
5 ноября
В общем, пока очень тяжелое, утомительное путешествие, нравственное же влияние пустыни очень сильное, но тоже очень тяжелое. Что же - я тут провел 8 дней и чувствую их сильнее 8-ми месяцев в Москве. Никогда так ярко я не вспоминал всей своей жизни, и с самого юношества все проявилось в памяти. И то, что я хотел забыть, кровью начерталось в моей душе. Точно мне пришлось встать перед судьей, который выдал все мои сокровенные мысли. Я вынес себе осуждение. Да, я виноват. А как я искал радости жизни! Как мне хотелось всему радоваться. Зачем эти угрызения совести? Все равно былого не вернешь. Ведь я думал, что найду тут непосредственное отношение к жизни. Я совсем не искал исправление, я искал физического обновления, я искал забвения всей бывшей жизни. Я искал возможность новой жизни. А вместо того опять вновь все пережил! Как в самые первые года моего брака, как я был безумно счастлив и как я мало ценил это счастье.
Монастырь Св. Екатерины, 8 ноября
Открытка с изображением монастыря Святой Екатерины на Синае, отправленная Сергеем Щукиным сестре Надежде, 1907
Очарован нынешним днем. Переход из Вади-Саэль через горный перевал прелестный. Самый монастырь лежит в узком ущелье около Джебел-Муза. Монахи приняли крайне любезно. Отвели мне превосходную комнату. Показывали церковь, самую Неопалимую Купину. Открывали мощи св. Екатерины. Голову и руку. Я к ним приложился. Служили от 2 до 3 службу греческую. Тут трое богомольцев францисканцев, два немца и один араб. С одним, отцом Barnabas [Варнавой], я познакомился и в полном восторге. Он мне показывает по карте Синайского полуострова, как шли евреи. Пока мой путь почти все время совпадал с путем евреев. Относительно горы Синая он придерживается мнения, что Джебел-Муза, «Гора Моисея», и есть настоящий Синай.
13 ноября
Настроение вечером у меня было очень тяжелое.
Вспомнил подробности ухода Сергея. Все поиски его. Какие ужасные и тяжелые минуты, часы, дни пришлось пережить мне и моей Лидочке! Как я ищу забвения и как оно, напротив, бежит от меня. Здесь, на чужбине, все рисуется ярче и живее. Моя цель все забыть, жить новой жизнью. А монастырь и пустыня, напротив, все старое взволновали с новой силой.
Все успокоившееся опять взволновалось. Нет, верно, это не есть место душевного покоя. Нужно искать его иначе. А как хорошо бы забыть все пережитое и начать жить с новыми победами, с новыми мечтами. Я теперь смотрю все время назад. Живу воспоминаниями утраченного счастья.
18 ноября
Торжественные проводы. Служили молебен. Звонили в колокола. Стреляли из пушек. Весь монастырь вышел меня провожать. Часть пути (10 минут) шли со мной. Потом со всеми расцеловался, и окончательно расстались. В общем, среди монахов нашел я много хорошего. Наши разговоры в кельях по вечерам у меня надолго останутся в памяти.
Вади Губара, 20 ноября
<...> Все удивительно красиво и загадочно. Поэтому я с наслаждением на все смотрел. Несколько раз слезал с верблюда и шел пешком. Самочувствие и настроение стало теперь лучше. Стал находить уже удовольствие в кочевой жизни… Свежий воздух бодрит… Забот никаких нет. О старом иногда невольно забываешь. Начинаешь и несколько жить с природой одной жизнью… В перемене места, в жизни в палатке (в сущности, на воздухе) громадная прелесть.
Узнать, чем закончились синайские приключения коллекционера, вам поможет бестселлер Наталии Семеновой «Сага о Щукиных. Собиратели шедевров». В работе над этой семейной биографией самое активное участие принял внук Сергея Ивановича Андре-Марк Делок-Фурко. Спешите приобрести уникальный экземпляр книги с его автографом!