Писатель и путешественник. Федор Достоевский в воспоминаниях Петра Семенова-Тян-Шанского
В день рождения великого писателя расскажем о его дружбе со знаменитым ученым, отрывки из мемуаров которого опубликованы в «Библиотеке русских путешествий» издательства СЛОВО/SLOVO.
Всем известен Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский (1827-1914) - географ, ботаник и энтомолог, крупный государственный деятель, идейный вдохновитель, организатор и участник многочисленных экспедиций. Мало того, он собрал богатейшую коллекцию картин фламандских и голландских художников XVI и XVII веков - вторую по полноте в Европе (в 1910 г. передана им в Эрмитаж). Его перу принадлежит и обширный труд «Этюды по истории нидерландской живописи» (1885-1890).
П. П. Семенов Тян-Шанский, 1870-е
И именно Тян-Шанский был тем человеком из окружения Достоевского (1821 -1881), который сохранил теплые отношения с ним на всю жизнь. А встретились они в 1847 году, когда Федор Михайлович был уже известным писателем, а Петр Семенов - еще студентом Петербургского университета. Произошло это на знаменитых «пятницах» Михаила Буташевича-Петрашевского, где собирались литераторы и прогрессивная молодежь. На этих встречах Достоевский читал отрывки из своих повестей «Бедные люди» и «Неточка Незванова», запомнились Семенову и страстные высказывания писателя против крепостного права. Общение с Достоевским не ограничивалось лишь встречами на «пятницах»: писатель часто бывал у Семенова и его друга, молодого ученого Николая Данилевского в их квартире на Васильевском острове.
Ф. М. Достоевский, 1863
23 апреля 1849 года друзей поразило известие: участники «пятниц» Петрашевского, в том числе и Достоевский, были арестованы и отправлены в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Семенов и Данилевский занимались в это время подготовкой к экспедиции по изучению черноземного пространства России и больше месяца напряженно ждали своей участи. Вскоре Данилевский был заключен под стражу, но позже освобожден и отправлен в административную ссылку в Вологду. Как полагал Семенов-Тян-Шанский, сам он, вероятнее всего, избежал ареста и последующих репрессий, потому что был лишь пассивным участником встреч в доме Петрашевского и в глазах правосудия «не представлял угрозы государству».
Достоевского суд признал «одним из важнейших преступников» за чтение и «за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского». Приговор был самый суровый - расстрел. Позже он был отменен «ввиду несоответствия его вине осужденного» и заменен восемью годами каторги, а император Николай I уменьшил срок до четырех лет с последующей военной службой рядовым. И в конце 1849 года Достоевского отправили в Сибирь.
Следующая встреча героев нашего рассказа произошла лишь в 1856 году в Семипалатинске, где Достоевский проходил службу после тяжелых лет каторжных работ. Петр Петрович к тому времени уже стал одним из деятельных членов Императорского Русского географического общества, по заданию которого и отправился на изучение неведомых европейской науке гор Тянь-Шаня.
Вот как описывал путешественник встречи с писателем в 1856 -1857 годах:
В Семипалатинске, где мне не было никакого дела, кроме посещения губернатора, так как я ему был рекомендован генерал-губернатором, и где город, как и ближайшие его окрестности, не представляли для меня интереса, я определил пробыть только сутки. При этом я встретил самый предупредительный прием со стороны губернатора, генерал-майора Главного штаба Панова, который, будучи предупрежден о моем приезде, выслал мне навстречу своего адъютанта, блестящего армейского офицера Демчинского, любезно пригласившего меня остановиться у него, так как в Семипалатинске в то время никаких гостиниц не было. Но всего более обрадовал меня Демчинский деликатно устроенным сюрпризом: он мне представил совершенно неожиданно у себя на квартире одетого в солдатскую шинель, дорогого мне петербургского приятеля Федора Михайловича Достоевского, которого я увидел первым из его петербургских знакомых после его выхода из “мертвого дома”. Достоевский наскоро рассказал мне все, что ему пришлось пережить со времени его ссылки. При этом он сообщил мне, что положение свое в Семипалатинске он считает вполне сносным благодаря добрым отношениям к нему не только своего прямого начальника, батальонного командира, но и всей семипалатинской администрации. Впрочем, губернатор считал для себя неудобным принимать разжалованного в рядовые офицера как своего знакомого, но не препятствовал своему адъютанту быть с ним почти в приятельских отношениях. Надо заметить, что в Сибири вообще к находившимся уже на свободе ссыльным или поднадзорным начальство в то время относилось благодушно. <…>
Федор Михайлович Достоевский дал мне надежду, что условится со мной, при моем обратном проезде, посетить меня на моих зимних квартирах в Барнауле, списавшись со мной по этому предмету заранее. <…>
Зима 1856/57 года, проведенная мной в гостеприимном Барнауле, не показалась мне скучной. Я нанял довольно уютную меблированную квартиру из нескольких комнат за 25 рублей в месяц. День проходил в разборке собранных мной богатых ботанических и геологических коллекций, в подробном осмотре и изучении предметов барнаульского музея, в пользовании тамошней библиотекой и в ознакомлении с заводскими работами; вечера же я проводил в гостеприимном, хорошо образованном и всегда приветливом барнаульском обществе. Зимний сезон был оживлен любительскими спектаклями в прекрасном здании барнаульского театра. Многие из членов барнаульского общества выдавались своими замечательными сценическими дарованиями. Совершенно первоклассным комиком был горный инженер Самойлов, старший брат знаменитого артиста, даже превосходивший своим природным сценическим талантом своего младшего брата и выделившийся еще в то время, когда они оба воспитывались в Горном корпусе. Вообще оживление и культурность этого прекрасного уголка Сибири, прозванного мной “сибирскими Афинами”, делали пребывание в нем в холодное зимнее время сибирских буранов особенно привлекательным.
Удручающее впечатление производило на меня только то, что все это интеллигентное, культурное общество (принадлежавшее, за исключением двух-трех золотопромышленников, к алтайской горной администрации) жило выше средств, доставляемых ему крайне скудным казенным жалованьем, и, очевидно, пользовалось сверх него доходами, законом не установленными и получаемыми самовольно с крепостного населения Алтайского горного округа.
В январе 1857 года я был обрадован приездом ко мне Ф. М. Достоевского. Списавшись заранее с той, которая окончательно решилась соединить навсегда свою судьбу с его судьбой, он ехал в Кузнецк с тем, чтобы устроить там свою свадьбу до наступления Великого поста. Достоевский пробыл у меня недели две в необходимых приготовлениях к своей свадьбе. По нескольку часов в день мы проводили в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время еще неоконченных “Записок из Мертвого дома”, дополняемых устными рассказами.
Понятно, какое сильное, потрясающее впечатление производило на меня это чтение и как я живо переносился в ужасные условия жизни страдальца, вышедшего более чем когда-либо с чистой душой и просветленным умом из тяжелой борьбы, в которой “тяжкий млат, дробя стекло, кует булат”. Конечно, никакой писатель такого масштаба никогда не был поставлен в более благоприятные условия для наблюдения и психологического анализа над самыми разнообразными по своему характеру людьми, с которыми ему привелось жить так долго одной жизнью. Можно сказать, что пребывание в “мертвом доме” сделало из талантливого Достоевского великого писателя- психолога.
Но нелегко достался ему этот способ развития своих природных дарований. Болезненность осталась у него на всю жизнь. Тяжело было видеть его в припадках падучей болезни, повторявшихся в то время не только периодически, но даже довольно часто. Да и материальное положение его было самое тяжелое, и, вступая в семейную жизнь, он должен был готовиться на всякие лишения и, можно сказать, на тяжелую борьбу за существование.
Я был счастлив тем, что мне первому привелось путем живого слова ободрить его своим глубоким убеждением, что в “Записках из Мертвого дома” он уже имеет такой капитал, который обеспечит его от тяжкой нужды, а что все остальное придет очень скоро само собой. Оживленный надеждой на лучшее будущее, Достоевский поехал в Кузнецк и через неделю возвратился ко мне с молодой женой и пасынком в самом лучшем настроении духа, и, прогостив у меня еще две недели, уехал в Семипалатинск.
После отъезда Достоевского главной моей заботой был своевременный переезд в конце зимы в Омск для переговоров с генерал-губернатором и с ранней весны для обеспечения, твердо задуманного мной путешествия 1857 года в глубь, уже открытого мной для научных исследований Тянь-Шаня.
Выехал я из Омска 21 апреля вечером на почтовых. <...> 26 апреля к вечеру я уже доехал до Семипалатинска на колесах. В Семипалатинске я увидел. Достоевского в самом лучшем настроении: надежды на полную амнистию и возвращение ему гражданских прав были уже несомненны; тяготила его еще только необеспеченность его материального положения.
14 декабря 1856 года Достоевский писал своему другу Ч.Ч. Валиханову: «Семенов превосходный человек. Я его разглядел еще ближе», и 21 декабря сообщал семипалатинскому другу А.Е. Врангелю, что «превосходно сошелся» с Семеновым-Тян-Шанским, а в письме ему же от 9 марта 1857 года давал Петру Петровичу такую характеристику: «человек превосходный, умный, нежный и чувствительный, но немного с смешными странностями».
Достоевский и Ч. Валиханов, Семипалатинск, 1858
Последняя «сибирская» встреча друзей состоялась 27 сентября 1857 года, когда Семенов-Тян-Шанский возвращался после завершения своей экспедиции.
Остановился я по-прежнему у гостеприимного Демчинского… В тот же день, так же, как и в следующие, навещал меня Ф. М. Достоевский, проникавшийся твердой верой в свое будущее. В течение трех дней своего пребывания в Семипалатинске я обедал ежедневно у губернатора генерал-майора Панова, который сообщил мне с удовольствием, что ожидает официального извещения о полной амнистии Достоевского.
Однако только в марте 1859 года писатель получил указ об увольнении с военной службы и разрешение жить в Твери, а к концу года - разрешение на жизнь в столицах. Федор Михайлович уехал с семьей в Петербург, и там они снова встретились с Петром Петровичем:
Я увидел Достоевского в Петербурге в следующем году, если еще не в довольстве, которым ему не суждено было пользоваться при своей жизни, то на пути к апогею его славы как одного из величайших художников слова.
В 1871 году, после возвращения из-за границы, где он провел несколько лет, Достоевский посетил Петра Петровича в его квартире на Васильевском острове. Федор Михайлович попросил тогда друга за своего непутевого пасынка, у которого были проблемы со службой.
Интересно, что, по мнению многих исследователей, некоторые черты Семенова-Тян-Шанского Достоевский мог использовать при описании безымянного немецкого ученого-энтомолога в повести «Дядюшкин сон», созданной им «на барнаульском материале».
Увы, в архивах Петра Петровича нет никаких заметок, связанных с последними годами жизни Достоевского. Но то, что к творчеству Федора Михайловича он и его семья относились с большим уважением, бесспорно. Едва ли можно считать случайностью, что на вопрос о любимом писателе старший сын ученого Дмитрий и его дочь Ольга однозначно назвали именно Достоевского.
Библиотека русских путешествий в 20 томах - купить библиотеку русских путешествий с доставкой по России в издательстве СЛОВО/ SLOVO
Издательство СЛОВО/SLOVO представляет уникальный проект - библиотека русских путешествий в 20 томах, в которую вошли записки самих путешественников, биографические очерки, старинные карты и рисунки прославленных путешественников.
slovobooks.ru