Герлах "Изменник", том II
654 Восточный батальон нес службу по охране железнодорожной линии на Шимск, на Старую Руссу и на Псков, был признан негодным для боевых активных операций. Но и здесь не оправдал возлагаемых на него немцами надежд, потому что все было испорчено нежеланием и неумением и у немецкого командного состава и у русских солдат и офицеров служить вместе, как равноправные союзники: немцы никак не могли забыть, что русские еще вчера были их врагами и потом военнопленными, им не доверяли и даже их презирали за измену своей родине, считали, не без основания, что, изменив раз, они не задумаются изменить вторично своим господам сегодняшнего дня... Русские тоже не любили и ненавидел и немцев, за то что они их обманули и никаких прав не дали, обращались с ними как со свиньями и прямо в лицо так называли. Обманывали на каждом шагу и во всем, не выдавали сносного обмундирования, зажуливали почти все из кантины... и не исполнили своего главного обещания, не дали возможности служить в своих чисто русских частях, исполнять приказания своих командиров, получать боевые задания от своего генерала Власова.
Обидно было до слез, что воевали они, как насмешливо говорили партизаны, не за освобождение России от коммунистов, а за какую то Германию, как самые последние холуи! Поэтому несли свою службу кое как: не было идеи, за что умирать!, и даже умирали плохо в смертной тоске и корчах видели перед собой либо смелых и веселых партизанов, которые шли в бой с громовым криком: «за родину и за Сталина», либо ненавистные лица своих хозяев немцев, которые все таки заставили их жизнью заплатить за их проклятый шнапс и махорку! Уже, теряя сознание, видели на страшном темнеющем небе кроваво красное слово: «изменник!»
Оставшиеся в живых расходились по своим углам, думая об одном и том же: как исправить ошибку, как найти выход из тупика, в который их загнали проклятые немцы! И не могли найти! Оставалось идти до конца своей ошибки, умирать также подло и позорно как другие, или, же... попытаться иначе. Но тут было только на словах просто! Но на деле! Уговаривали их девки по колхозам, хитрые и ловкие партизанские лазутчики, уставшие от долгой войны колхозники. Заманчиво уговаривали вернуться снова в лоно Советской родины, с повинной головой, заслужить себе прощение беспощадно сражаясь против оккупантов! Для того что бы заслужить себе доверие партизанов, перед тем, как уйти в лес к своим братьям, перебить немецких сволочей! И все будет хорошо! война скоро кончится и все они заживут мирной жизнью равноправными советскими гражданами. На словах все блестяще, но на деле могло ведь получиться совсем иначе: ходили слухи, зловещие слухи, от которых совсем не хотелось спать по ночам, говорили что таких перебежчиков, которые в точности и с удовольствием исполнили инструкции партизан вплоть до уничтожения своего немецкаго начальства, принимали сначала очень даже замечательно, ласково с ними разговаривали и кормили своим нехитрым партизанским угощением: пустыми щами и хлебом пополам с молотой корой, хвалили их за решимость и сразу же распределяли по подразделениям, по одному на каждое и конец!
Уходили счастливые новички со своими новыми боевыми товарищами на разведку и пропадали бесследно, где нибудь ложились отдыхать навсегда под березкой или осиной, а то и просто в бурьяне и болотной осоке, на веки вечные. Смотрели удивлеными глазами на осеннее бледно голубое небо и, как будто, прислушивались к унылому курлыканью треугольников журавлей. Долго после этого ждали их товарищи в батальоне условленного знака - его не было, а раз не было, нужно было делать выводы, - их и делали! С одной стороны постылая служба у немцев: несправедливости, унижения, наказание и в конце концов смерть! С другой стороны: возвращение в партизанское лоно, кровавая расправа с оккупантами, ласковые разговоры, еда впроголодь, назначение в партизанское подразделение и... тоже смерть! Тупик! хоть плачь!
Обидно было до слез, что воевали они, как насмешливо говорили партизаны, не за освобождение России от коммунистов, а за какую то Германию, как самые последние холуи! Поэтому несли свою службу кое как: не было идеи, за что умирать!, и даже умирали плохо в смертной тоске и корчах видели перед собой либо смелых и веселых партизанов, которые шли в бой с громовым криком: «за родину и за Сталина», либо ненавистные лица своих хозяев немцев, которые все таки заставили их жизнью заплатить за их проклятый шнапс и махорку! Уже, теряя сознание, видели на страшном темнеющем небе кроваво красное слово: «изменник!»
Оставшиеся в живых расходились по своим углам, думая об одном и том же: как исправить ошибку, как найти выход из тупика, в который их загнали проклятые немцы! И не могли найти! Оставалось идти до конца своей ошибки, умирать также подло и позорно как другие, или, же... попытаться иначе. Но тут было только на словах просто! Но на деле! Уговаривали их девки по колхозам, хитрые и ловкие партизанские лазутчики, уставшие от долгой войны колхозники. Заманчиво уговаривали вернуться снова в лоно Советской родины, с повинной головой, заслужить себе прощение беспощадно сражаясь против оккупантов! Для того что бы заслужить себе доверие партизанов, перед тем, как уйти в лес к своим братьям, перебить немецких сволочей! И все будет хорошо! война скоро кончится и все они заживут мирной жизнью равноправными советскими гражданами. На словах все блестяще, но на деле могло ведь получиться совсем иначе: ходили слухи, зловещие слухи, от которых совсем не хотелось спать по ночам, говорили что таких перебежчиков, которые в точности и с удовольствием исполнили инструкции партизан вплоть до уничтожения своего немецкаго начальства, принимали сначала очень даже замечательно, ласково с ними разговаривали и кормили своим нехитрым партизанским угощением: пустыми щами и хлебом пополам с молотой корой, хвалили их за решимость и сразу же распределяли по подразделениям, по одному на каждое и конец!
Уходили счастливые новички со своими новыми боевыми товарищами на разведку и пропадали бесследно, где нибудь ложились отдыхать навсегда под березкой или осиной, а то и просто в бурьяне и болотной осоке, на веки вечные. Смотрели удивлеными глазами на осеннее бледно голубое небо и, как будто, прислушивались к унылому курлыканью треугольников журавлей. Долго после этого ждали их товарищи в батальоне условленного знака - его не было, а раз не было, нужно было делать выводы, - их и делали! С одной стороны постылая служба у немцев: несправедливости, унижения, наказание и в конце концов смерть! С другой стороны: возвращение в партизанское лоно, кровавая расправа с оккупантами, ласковые разговоры, еда впроголодь, назначение в партизанское подразделение и... тоже смерть! Тупик! хоть плачь!