КАППЕЛЕВЦЫ
Оригинал взят у beloedelo_spb в КАППЕЛЕВЦЫ
на фото каппелевцы
В.О. ВЫРЫПАЕВ
КАППЕЛЕВЦЫ
МАРИИНСК, ДЕКАБРЬ 1919 г.
Медленно, с остановками тянулось на восток в несколько рядов вдоль линии железной дороги бесчисленное количество саней, всевозможных повозок и плохо одетых пеших и конных людей, оставляя по бокам вехи в виде брошенных и обессиленных или издыхающих лошадей.
Эшелон штаба фронта пришел на станцию Мариинск, забитую всевозможными поездами, двигавшимися на восток. Получено сообщение, что бывшее в городе начальство уже несколько дней как выехало из города. И теперь управляет городом и районом вновь сформированное представительство от земства, у которого в городе как раз происходит собрание-митинг. Было 5 часов вечера, до города от станции - 3 версты. Каппель приказал приготовить пару запряженных коней, забрал меня, и мы немедленно поехали на собрание без всякой охраны и предупреждений. Там нас никто не ждал.
В небольшом зале за столом сидело человек 10-12. При нашем появлении произошло большое замешательство, когда Каппель назвал себя. Присутствующие, толкая друг друга, быстро начали вставать и гурьбой направились к выходу. Каппелю удалось задержать нескольких из них и наскоро объяснить, что бояться им нечего. В общем, повторилась та же картина, что была в шахте на Аша-Балашовской.
Когда волнение немного успокоилось, и собиравшиеся уходить вернулись, Каппель поблагодарил их, как русских людей, за то, что они сорганизовались и взяли на себя заботу о Мариинском районе. Он объяснил им, что в данный момент сюда приходит армия, поэтому, естественно, и вся власть в районе должна перейти к воинским организациям и т.д. К этому времени все земские представители вернулись на свои места.
На следующий день делегация от земства явилась к Каппелю с хлебом-солью и большим списком того, что имеется у них на складах нужного для проходящей армии. И действительно, проходящие войска были снабжены полностью продуктами питания, а многие получили теплые вещи, полушубки, валенки и белье.
Через три дня эшелон штаба фронта должен был уходить дальше, а на его место пришел штаб 2-й армии генерала Войцеховского. Его тоже встретила делегация с хлебом-солью от земских представителей. Войцеховский объявил, что район Мариинска находится в ведении воинских частей, и прибавил: "Если вы будете чинить проходящим войскам препятствия, то я вас всех повешу!"
Потом рассказывали, что земских представителей было невозможно отыскать, а опустевшие склады были брошены...
АЧИНСК
Это довольно большая сибирская станция. Все ее пути были забиты самыми разнообразными эшелонами до предела - эшелонами, ожидавшими своей очереди отправки на восток. Некоторые из них стояли уже несколько дней; колеса некоторых вагонов примерзли от вытекавшей грязной воды. Масса людей сновала туда и сюда через вагонные площадки или прямо под вагонами. В общем, несмотря на мороз, станция походила на большой муравейник в летное время.
В восточном углу тупиков чехи заканчивали погрузку своих эшелонов. Их лошади стояли неподалеку привязанными к коновязям, а их совсем невоенный груз укладывался в товарные вагоны.
Эшелон штаба фронта стоял на восток от центра. Немного позади его центра с левой стороны стояли три цистерны с бензином. Через несколько путей, к северу от цистерн, в самом центре стоявших эшелонов стояло два вагона с черным порохом, ранее предназначенным для камчатских охотников. С другой стороны цистерн с бензином неподалеку стоял эшелон, принадлежавший 1-й Сибирской армии (генерала Пепеляева), с каким-то странным наименованием "эшелон особого назначения", под начальством капитана Зубова. Этот капитан Зубов по каким-то соображениям устроил "товарообмен" оружия (винтовок и револьверов) на черный порох, причем порох был упакован в бочках, неудобных для переноски. И было решено порох насыпать в мешки прямо под вагонами и под цистернами. А так как мешки не были достаточно прочными, то порох из них просыпался на снег, образуя черную дорогу, об опасности которой не задумывались участники обмена.
ВЗРЫВ
Цистерны стояли от нас примерно на расстоянии 20 вагонов сзади нашего вагона. Я шифровал телеграмму на небольшом столике близ окна. К главнокомандующему (генералу Каппелю) приходили с очередными докладами начальники воинских частей и чины штаба. Был обычный для того времени рабочий день штаба. Но в 12 часов дня или немного позднее я услышал короткий гул, а затем один за другим два оглушительных громовых раската, отчего толстые стекла окон салон вагона, разбитые на осколки, влетели внутрь вместе с рамами. Находясь близко от окна, я силой влетевшего от взрыва воздуха буквально втиснулся лицом в стол, получив удары по голове от разбитых стекол.
Первое, что я услышал сквозь грохот и лязг летевших во все стороны тяжелых вещей, был довольно спокойный голос Каппеля: "Вася, ты жив? Дай мою винтовку!"
Я шифровал телеграмму в его личном купе, где на ближайшем от койки крючке всегда висела его винтовка. Я взял винтовку и, переступая через лежавшие на полу оконные рамы, передал ее Каппелю, который уже выходил из вагона. И пока мы вышли и спустились с высоких подножек вагона на снег, прошло некоторое время. Но мы видели, как сверху с большой высоты летели издававшие странный вой тяжелые двери теплушек и обломки вагонов.
Нам пришлось плотно прижаться к вагонам нашего поезда, чтобы не быть раздавленными валившимися сверху тяжелыми частями взорванных вагонов. Двери товарных вагонов, падавшие с молниеносной быстротой углом, на наших глазах взрыхляли промерзшую землю на аршин и больше глубины.
Жар от ревущего пламени, устремлявшегося на несколько саженей к небу, заставил нас вернуться к задней части нашего эшелона и обернуться туда, где справа и слева были нагромождены в несколько рядов горящие вагоны (теплушки), набитые корчившимися от огня еще живыми людьми - ранеными и тифозными.
От горящей груды вагонов загорелись и другие уцелевшие от взрыва вагоны, наполненные больными, ранеными и просто беженцами, оглушенными взрывом.
Генерал Каппель дал распоряжение железнодорожникам отцепить уцелевшие от огня составы вагонов и вывести их из сферы всепожирающего огня.
Конвой штаба фронта, состоявший из 70 человек, почти целиком погиб, находясь в вагонах близко от взрыва. Сзади нас уцелело с разбитыми окнами 17 вагонов из нашего состава. Остальные все погибли.
Допуская возможность выступления местных большевиков, Каппель приказал мне отправиться в город Ачинск (3 версты от станции) и вызвать добровольческую конную бригаду, в которой мы (Каппель и я) были утром, и все чины которой произвели на нас очень хорошее впечатление. Особенно толковым был их командир (фамилию его я забыл). Телефон, конечно, не действовал, так как здание станции было почти разрушено, с зияющими отверстиями вместо окон и дверей.
Пробираясь через пути, я увидел несколько тревожно бродящих сорвавшихся с коновязи чешских лошадей. Поймав одну из более доверчивых, я сел на нее без седла, в одном недоуздке, и направил бедного коня по кратчайшей дороге к городу, применив все дозволенные и недозволенные способы к развитию его предельной скорости.
Подъезжая к зданию, где располагался штаб бригады, я увидел всю бригаду готовой к действию. Я наскоро объяснил, в чем дело, и получил другого оседланного коня, так как доставивший меня конь еле стоял на трясущихся ногах.
Ускоренным аллюром мы прибыли к месту взрыва и быстро разыскали генерала Каппеля, который и отдал нужные распоряжения командиру Добровольческой бригады.
Огонь, бушевавший, когда я уезжал, значительно утих, хотя вагоны еще продолжали гореть, и в прогоревших отверстиях были видны корчившиеся в предсмертных муках люди. Помочь им было некому, и прибывшая добровольческая бригада быстро организовала помощь.
СЕРЕБЕРЕННИКОВ
ВЕЛИКИЙ ОТХОД
"В 20-х числах декабря произошел бой на станции Тайга, около Томска, между польскими легионерами и нагнавшими их красными войсками. Польские поезда стояли здесь впереди и заграждали путь русским эшелонам, большей частью санитарным.
Станция и город находились в агонии. С минуты на минуту ожидалось выступление рабочих. Красные подошли вечером. В бою участвовали со стороны поляков 1-й польский полк, кавалерия и броневики. Часа через два бой кончился неудачно для поляков: они потеряли два броневых поезда и понесли жестокие потери людьми. Не могли уйти и погибли здесь многие русские составы. Много народа бросилось к отходившим польским эшелонам, но на каждой площадке вагонов стояли часовые и отгоняли всех, желавших попасть на поезда.
По словам очевидцев, здесь разыгрывались кошмарные сцены. Один старый полковник, получив от поляков отказ увезти его с семьей на восток, выхватил револьвер и на глазах у всех убил свою жену и дочь и застрелился сам. Какая-то дама бросилась под проходивший поезд. Раненый доброволец умолял прохожих пристрелить его, предпочитая умереть, чем подвергнуться издевательствам красных... xi
Ибо известен был лозунг последних:
- Солдаты по домам, офицеры и добровольцы по гробам...
Эпидемия самоубийств сопровождала собою весь путь отступления белых на восток.
В пределах Томской губернии отступавшая армия вступила в таежную полосу Сибири, и здесь ее страдания усилились во много раз. В глубоких снегах Сибирской тайги армия похоронила все свои пушки. Кажется, только одни ижевцы и воткинцы, эти герои Ледяного похода, сумели протащить свои орудия до конца.
Благодаря скученности на ночлегах, недоеданию, ужасным санитарным условиям вообще, эпидемии сыпного и возвратного тифа стали свирепствовать среди белых войск в такой степени, что порою в частях оставалось только несколько десятков здоровых людей. Сотни больных, в полном беспамятстве, везли на санях. Единственным врачом, ухаживающим за этими больными, был крепкий сибирский мороз...
Тяжело достался остаткам 3-й армии адмирала Колчака проход через так называемую Щегловскую тайгу. Этой армии предстояло пройти по лесной просеке в дикой тайге без населенных пунктов почти 120 верст. Вся просека на десятки верст была запружена сплошным морем повозок и саней, растянувшихся по дороге в три ряда. Немыслимо было ускорить продвижение обозов или как-нибудь обогнать их. Красные же угрожали обходным движением отрезать эти обозы.
Чтобы спасти армию, приказано было сбросить все орудия, кинуть повозки в сторону и сесть, кому можно, на лошадей верхом. В первый день было сброшено с пути более 6000 повозок. Движение было ускорено, но все же было еще очень медленным.
На следующий день отчаявшиеся возницы стали проявлять инициативу - рубить постромки и садиться верхом на лошадей, оставляя на произвол судьбы больных женщин и детей, которых они везли. Стоны, вопли, плач и рыдания покидаемых не останавливали всадников, проезжавших мимо на изнуренных лошадях - собственные страдания притупили в них чувство жалости к другим. Не было сил, свидетельствует очевидец, слышать и видеть весь творившийся ужас, но не было и никакой возможности помочь несчастным покинутым... xii
Один из красных командиров, участвовавших в нападении на белых, при проходе через Щегловскую тайгу сообщил в своих воспоминаниях, что в этой операции было брошено белыми около 10000 подвод со значительным военным имуществом.
"Наши две саперные роты", - рассказывает он, - "работали целые сутки только над тем, чтобы повозки среднего ряда из обоза разбросать по разным сторонам и дать возможность продвинуться нашим частям. Когда мы ехали среди этого кладбища, впечатление было жуткое. Ехать пришлось буквально по трупам сотен издохших лошадей, полузасыпанных выпавшим в этот день снегом..."
на фото каппелевцы
В.О. ВЫРЫПАЕВ
КАППЕЛЕВЦЫ
МАРИИНСК, ДЕКАБРЬ 1919 г.
Медленно, с остановками тянулось на восток в несколько рядов вдоль линии железной дороги бесчисленное количество саней, всевозможных повозок и плохо одетых пеших и конных людей, оставляя по бокам вехи в виде брошенных и обессиленных или издыхающих лошадей.
Эшелон штаба фронта пришел на станцию Мариинск, забитую всевозможными поездами, двигавшимися на восток. Получено сообщение, что бывшее в городе начальство уже несколько дней как выехало из города. И теперь управляет городом и районом вновь сформированное представительство от земства, у которого в городе как раз происходит собрание-митинг. Было 5 часов вечера, до города от станции - 3 версты. Каппель приказал приготовить пару запряженных коней, забрал меня, и мы немедленно поехали на собрание без всякой охраны и предупреждений. Там нас никто не ждал.
В небольшом зале за столом сидело человек 10-12. При нашем появлении произошло большое замешательство, когда Каппель назвал себя. Присутствующие, толкая друг друга, быстро начали вставать и гурьбой направились к выходу. Каппелю удалось задержать нескольких из них и наскоро объяснить, что бояться им нечего. В общем, повторилась та же картина, что была в шахте на Аша-Балашовской.
Когда волнение немного успокоилось, и собиравшиеся уходить вернулись, Каппель поблагодарил их, как русских людей, за то, что они сорганизовались и взяли на себя заботу о Мариинском районе. Он объяснил им, что в данный момент сюда приходит армия, поэтому, естественно, и вся власть в районе должна перейти к воинским организациям и т.д. К этому времени все земские представители вернулись на свои места.
На следующий день делегация от земства явилась к Каппелю с хлебом-солью и большим списком того, что имеется у них на складах нужного для проходящей армии. И действительно, проходящие войска были снабжены полностью продуктами питания, а многие получили теплые вещи, полушубки, валенки и белье.
Через три дня эшелон штаба фронта должен был уходить дальше, а на его место пришел штаб 2-й армии генерала Войцеховского. Его тоже встретила делегация с хлебом-солью от земских представителей. Войцеховский объявил, что район Мариинска находится в ведении воинских частей, и прибавил: "Если вы будете чинить проходящим войскам препятствия, то я вас всех повешу!"
Потом рассказывали, что земских представителей было невозможно отыскать, а опустевшие склады были брошены...
АЧИНСК
Это довольно большая сибирская станция. Все ее пути были забиты самыми разнообразными эшелонами до предела - эшелонами, ожидавшими своей очереди отправки на восток. Некоторые из них стояли уже несколько дней; колеса некоторых вагонов примерзли от вытекавшей грязной воды. Масса людей сновала туда и сюда через вагонные площадки или прямо под вагонами. В общем, несмотря на мороз, станция походила на большой муравейник в летное время.
В восточном углу тупиков чехи заканчивали погрузку своих эшелонов. Их лошади стояли неподалеку привязанными к коновязям, а их совсем невоенный груз укладывался в товарные вагоны.
Эшелон штаба фронта стоял на восток от центра. Немного позади его центра с левой стороны стояли три цистерны с бензином. Через несколько путей, к северу от цистерн, в самом центре стоявших эшелонов стояло два вагона с черным порохом, ранее предназначенным для камчатских охотников. С другой стороны цистерн с бензином неподалеку стоял эшелон, принадлежавший 1-й Сибирской армии (генерала Пепеляева), с каким-то странным наименованием "эшелон особого назначения", под начальством капитана Зубова. Этот капитан Зубов по каким-то соображениям устроил "товарообмен" оружия (винтовок и револьверов) на черный порох, причем порох был упакован в бочках, неудобных для переноски. И было решено порох насыпать в мешки прямо под вагонами и под цистернами. А так как мешки не были достаточно прочными, то порох из них просыпался на снег, образуя черную дорогу, об опасности которой не задумывались участники обмена.
ВЗРЫВ
Цистерны стояли от нас примерно на расстоянии 20 вагонов сзади нашего вагона. Я шифровал телеграмму на небольшом столике близ окна. К главнокомандующему (генералу Каппелю) приходили с очередными докладами начальники воинских частей и чины штаба. Был обычный для того времени рабочий день штаба. Но в 12 часов дня или немного позднее я услышал короткий гул, а затем один за другим два оглушительных громовых раската, отчего толстые стекла окон салон вагона, разбитые на осколки, влетели внутрь вместе с рамами. Находясь близко от окна, я силой влетевшего от взрыва воздуха буквально втиснулся лицом в стол, получив удары по голове от разбитых стекол.
Первое, что я услышал сквозь грохот и лязг летевших во все стороны тяжелых вещей, был довольно спокойный голос Каппеля: "Вася, ты жив? Дай мою винтовку!"
Я шифровал телеграмму в его личном купе, где на ближайшем от койки крючке всегда висела его винтовка. Я взял винтовку и, переступая через лежавшие на полу оконные рамы, передал ее Каппелю, который уже выходил из вагона. И пока мы вышли и спустились с высоких подножек вагона на снег, прошло некоторое время. Но мы видели, как сверху с большой высоты летели издававшие странный вой тяжелые двери теплушек и обломки вагонов.
Нам пришлось плотно прижаться к вагонам нашего поезда, чтобы не быть раздавленными валившимися сверху тяжелыми частями взорванных вагонов. Двери товарных вагонов, падавшие с молниеносной быстротой углом, на наших глазах взрыхляли промерзшую землю на аршин и больше глубины.
Жар от ревущего пламени, устремлявшегося на несколько саженей к небу, заставил нас вернуться к задней части нашего эшелона и обернуться туда, где справа и слева были нагромождены в несколько рядов горящие вагоны (теплушки), набитые корчившимися от огня еще живыми людьми - ранеными и тифозными.
От горящей груды вагонов загорелись и другие уцелевшие от взрыва вагоны, наполненные больными, ранеными и просто беженцами, оглушенными взрывом.
Генерал Каппель дал распоряжение железнодорожникам отцепить уцелевшие от огня составы вагонов и вывести их из сферы всепожирающего огня.
Конвой штаба фронта, состоявший из 70 человек, почти целиком погиб, находясь в вагонах близко от взрыва. Сзади нас уцелело с разбитыми окнами 17 вагонов из нашего состава. Остальные все погибли.
Допуская возможность выступления местных большевиков, Каппель приказал мне отправиться в город Ачинск (3 версты от станции) и вызвать добровольческую конную бригаду, в которой мы (Каппель и я) были утром, и все чины которой произвели на нас очень хорошее впечатление. Особенно толковым был их командир (фамилию его я забыл). Телефон, конечно, не действовал, так как здание станции было почти разрушено, с зияющими отверстиями вместо окон и дверей.
Пробираясь через пути, я увидел несколько тревожно бродящих сорвавшихся с коновязи чешских лошадей. Поймав одну из более доверчивых, я сел на нее без седла, в одном недоуздке, и направил бедного коня по кратчайшей дороге к городу, применив все дозволенные и недозволенные способы к развитию его предельной скорости.
Подъезжая к зданию, где располагался штаб бригады, я увидел всю бригаду готовой к действию. Я наскоро объяснил, в чем дело, и получил другого оседланного коня, так как доставивший меня конь еле стоял на трясущихся ногах.
Ускоренным аллюром мы прибыли к месту взрыва и быстро разыскали генерала Каппеля, который и отдал нужные распоряжения командиру Добровольческой бригады.
Огонь, бушевавший, когда я уезжал, значительно утих, хотя вагоны еще продолжали гореть, и в прогоревших отверстиях были видны корчившиеся в предсмертных муках люди. Помочь им было некому, и прибывшая добровольческая бригада быстро организовала помощь.
СЕРЕБЕРЕННИКОВ
ВЕЛИКИЙ ОТХОД
"В 20-х числах декабря произошел бой на станции Тайга, около Томска, между польскими легионерами и нагнавшими их красными войсками. Польские поезда стояли здесь впереди и заграждали путь русским эшелонам, большей частью санитарным.
Станция и город находились в агонии. С минуты на минуту ожидалось выступление рабочих. Красные подошли вечером. В бою участвовали со стороны поляков 1-й польский полк, кавалерия и броневики. Часа через два бой кончился неудачно для поляков: они потеряли два броневых поезда и понесли жестокие потери людьми. Не могли уйти и погибли здесь многие русские составы. Много народа бросилось к отходившим польским эшелонам, но на каждой площадке вагонов стояли часовые и отгоняли всех, желавших попасть на поезда.
По словам очевидцев, здесь разыгрывались кошмарные сцены. Один старый полковник, получив от поляков отказ увезти его с семьей на восток, выхватил револьвер и на глазах у всех убил свою жену и дочь и застрелился сам. Какая-то дама бросилась под проходивший поезд. Раненый доброволец умолял прохожих пристрелить его, предпочитая умереть, чем подвергнуться издевательствам красных... xi
Ибо известен был лозунг последних:
- Солдаты по домам, офицеры и добровольцы по гробам...
Эпидемия самоубийств сопровождала собою весь путь отступления белых на восток.
В пределах Томской губернии отступавшая армия вступила в таежную полосу Сибири, и здесь ее страдания усилились во много раз. В глубоких снегах Сибирской тайги армия похоронила все свои пушки. Кажется, только одни ижевцы и воткинцы, эти герои Ледяного похода, сумели протащить свои орудия до конца.
Благодаря скученности на ночлегах, недоеданию, ужасным санитарным условиям вообще, эпидемии сыпного и возвратного тифа стали свирепствовать среди белых войск в такой степени, что порою в частях оставалось только несколько десятков здоровых людей. Сотни больных, в полном беспамятстве, везли на санях. Единственным врачом, ухаживающим за этими больными, был крепкий сибирский мороз...
Тяжело достался остаткам 3-й армии адмирала Колчака проход через так называемую Щегловскую тайгу. Этой армии предстояло пройти по лесной просеке в дикой тайге без населенных пунктов почти 120 верст. Вся просека на десятки верст была запружена сплошным морем повозок и саней, растянувшихся по дороге в три ряда. Немыслимо было ускорить продвижение обозов или как-нибудь обогнать их. Красные же угрожали обходным движением отрезать эти обозы.
Чтобы спасти армию, приказано было сбросить все орудия, кинуть повозки в сторону и сесть, кому можно, на лошадей верхом. В первый день было сброшено с пути более 6000 повозок. Движение было ускорено, но все же было еще очень медленным.
На следующий день отчаявшиеся возницы стали проявлять инициативу - рубить постромки и садиться верхом на лошадей, оставляя на произвол судьбы больных женщин и детей, которых они везли. Стоны, вопли, плач и рыдания покидаемых не останавливали всадников, проезжавших мимо на изнуренных лошадях - собственные страдания притупили в них чувство жалости к другим. Не было сил, свидетельствует очевидец, слышать и видеть весь творившийся ужас, но не было и никакой возможности помочь несчастным покинутым... xii
Один из красных командиров, участвовавших в нападении на белых, при проходе через Щегловскую тайгу сообщил в своих воспоминаниях, что в этой операции было брошено белыми около 10000 подвод со значительным военным имуществом.
"Наши две саперные роты", - рассказывает он, - "работали целые сутки только над тем, чтобы повозки среднего ряда из обоза разбросать по разным сторонам и дать возможность продвинуться нашим частям. Когда мы ехали среди этого кладбища, впечатление было жуткое. Ехать пришлось буквально по трупам сотен издохших лошадей, полузасыпанных выпавшим в этот день снегом..."