К очередной годовщине "Зимней войны". "Хотят ли русские войны"
Несмотря на 72 года, прошедшие с начала советско-финляндской войны 1939-40 гг., больше известной как «Зимняя война», вопрос о том, насколько неизбежной была та война, стоившая Советскому Союзу огромных людских потерь, а Финляндии - примерно 10% территории, по-прежнему остается актуальным. Ситуация эта в общем совершенно понятна, поскольку вопрос о неизбежности войны напрямую связан с вопросом о её целях и причинах, который на сегодняшний день является наверное наиболее остро дискуссионным. Ниже мои мысли по этому поводу. Без ссылок, обоснований и т.д. Просто размышлизмы. "Я так вижу" (с)
Принятая в советской историографии точка зрения на истоки конфликта вполне четко определяла СССР как жертву бесконечных провокационных действий со стороны Финляндии, правительство которой превратило свою страну в плацдарм для нападения на Ленинград. В результате чего Советский Союз буквально был вынужден принять контрмеры и ликвидировать угрозу Ленинграду вооруженным путем. Естественно в такой трактовке вопрос о неизбежности войны никакой дискуссии вызвать не может: все ответственность за развязывания войны возлагалась на Финляндию и стоящие за ней «враждебные элементы», у СССР просто не оставалось другого выбора кроме как военным путем «поставить на место зарвавшихся поджигателей войны». Руководство Финляндия, в свою очередь, представлялось не иначе как добровольно сделавшим себя безвольным орудием в руках враждебных СССР сил в Европе, т.е. в общем-то тоже ничего не решавшим. Таким образом, возникновение советско-финляндского конфликта было предрешено действиями третьих, антисоветских сил.
Впрочем, сегодня такая точка зрения уже не является актуальной и поддерживается относительно небольшим числом исследователей и публицистов. Рассекреченные и опубликованные в последние два десятка лет привели к коренному пересмотру причин возникновения войны в отечественной историографии. Сегодня большинство исследователей однозначно определяют СССР как агрессора в «зимней войне», приняв в этом вопросе традиционную для финской историографии точку зрения. Однако вопрос о причинах, побудивших руководство СССР напасть на Финляндию, вызывает ожесточенные споры, как среди историков-профессионалов, так и среди любителей. Впрочем, позиция старейших отечественных историков в отношении, так сказать, первопричин с советских времен изменилась не сильно. Так, профессор В.Г. Федоров еще в 1998 году высказывал следующую мысль: «Действительные причины возникновения зимней войны внешние. Они находятся за пределами советско-финляндских отношений. Действительной причиной войны являлся германский фашизм, который угрожал как Советскому Союзу, так и Финляндии. На это обстоятельство убедительно указывают многие западные историки, а также финские (В. Халсти, К. Корхонен, Ю. Суоми, И. Калела, Ю. Туртола, М. Якобсон и др.) ... Руководство Советского Союза уже в 1935 г. было осведомлено об агрессивных намерениях Германии против Советского Союза и возможности нанесения главного удара, в частности через Финляндию». Эту точку зрения полностью разделяет и такая «глыба» официальной исторической науки, как профессор Н.И. Барышников. Назовем это направление «традиционализмом».
Позиция «традиционалистов», как правило, вызывает резкое неприятие, а иногда и откровенные издевки со стороны, так скажем, либерального крыла отечественных историков и тем более публицистов. Первопричину советского нападения на Финляндию они видят в якобы изначально агрессивном характере советского государства с его идеями мировой революции и т.д. и т.п. Отсюда и резкое расхождение относительно целей войны: если по мнению «традиционалистов» агрессия СССР против Финляндии преследовала цель обеспечить безопасность Ленинграда перед лицом разгорающейся в Европе войны и не ставила целью лишить Финляндию независимости, то «либералы» считают, что советско-финляндская война была развязана в рамках начавшегося после заключения пакта Молотова-Риббентропа «собирания земель», т.е. возвращения в состав СССР территорий, отколовшихся от бывшей Российской Империи после октябрьской революции 1917 года. Вопрос о безопасности Ленинграда был лишь поводом к агрессии. Таким образом, советско-финляндская война «либералами» представляется как одно звено из цепи событий, приведших к включению в состав СССР Западной Украины и Западной Белоруссии, Прибалтики и Бессарабии. Разница заключалась только в том, что финны не побоялись оказать сопротивление «большевистским ордам Сталина» и в результате отстояли свою независимость, хотя и понесли большие территориальные потери. Нельзя не отметить, что у обеих сторон есть довольно веские аргументы в пользу своей правоты, но в тоже время обе стороны в той или иной степени игнорируют доводы своих оппонентов. Здесь стоит упомянуть и о третьей сравнительно распространенной концепции, согласно которой, подстрекаемая Англией или Германией (здесь «нужное подчеркнуть») Финляндия своими агрессивными намерениями в отношении советской Карелии и постоянными провокациями «не оставила другого выбора» для руководства СССР. Т.е. мы видим возвращение к советской концепции в её худшем, я бы даже сказал карикатурном виде. Справедливости ради надо сказать, что этой позиции придерживаются в основном авторы публицистических работ, среди профессиональных историков люди, согласные с такой трактовкой советско-финляндского конфликта, если и есть, то их должно быть сравнительно немного.
Теперь вернемся собственно к вопросу о том, насколько неизбежной была советско-финляндская война. Для «либералов» этот вопрос предельно прост. Поскольку Финляндия никак безопасности СССР не угрожала, у СССР никаких объективных причин нападать не было. Следовательно, чтобы избежать войны и сохранить «статус кво» Советскому Союзу достаточно было просто не начинать агрессию. Позиция, казалось бы, предельно логичная (нет агрессора - нет войны), но на деле она совсем не учитывает политических реалий рубежа 1930-40-х годов и полностью игнорирует вопрос безопасности Ленинграда. Между тем, вопрос этот отнюдь не праздный. Совершенно очевидно, что угроза со стороны непосредственно Финляндии всерьез советским руководством не рассматривалась, к тому же с Финляндией в 1934 году был заключен договор о ненападении, после чего она на время исчезла из списка вероятных противников Советского Союза. Поэтому, СССР сравнительно спокойно смотрел на границу, проходящую в 32 км от второго по величине города страны и мощнейшей военно-промышленной базы, дававшей до 30-35% продукции оборонной промышленности. Но к концу 30-х годов ХХ века, в связи с нараставшей в Европе угрозой войны, ситуация с границей в районе Ленинграда все сильнее беспокоила советское руководство. Не было никакой гарантии, что в случае начала большой войны Финляндия не окажется в стане врагов СССР и не будет своими войсками угрожать непосредственно Ленинграду, как это уже было в 1919 году, когда угроза выступления финских войск на стороне белых была вполне реальной. Но даже если Финляндия сама не стала бы участвовать в войне, опять таки, никто не мог гарантировать, что она не станет жертвой агрессии или не предоставит свою территорию для нападения на СССР добровольно. Поскольку никаких реальных рычагов давления на финское руководство советская сторона не имела, СССР честно пытался договориться с Финляндией об обмене территориями, чтобы хотя бы прикрыть подходы к Ленинграду со стороны Финского залива, но понимания со стороны финских властей не встретил.
Таким образом, для СССР вопрос о границе был вопросом о том, могло ли советское руководство в деле обеспечения безопасности Ленинграда целиком и полностью положиться на добрую волю финских руководителей и их желание, а главное способность обеспечить свой нейтралитет в случае начала большой войны. Упрямое нежелание Финляндии пойти на какие-либо уступки в вопросе о границе лишь разжигало подозрения у военно-политического руководства СССР в отношении её позиции в случае возникновения войны. Что примечательно, полное понимание беспокойства СССР по данному вопросу демонстрировали люди, которых просто невозможно заподозрить в симпатиях к коммунистам и «первому в мире государству рабочих и крестьян».
Вот, к примеру, убежденный антикоммунист, генерал царской армии Н.Н. Головин, эмигрировавший после революции из России, еще в 1924 году писал:
«Даже в том случае, если в начале войны на нашем западном фронте одно или нисколько государств заявит о своем нейтралитете, стратегия не имеетъ права игнорировать его вооруженную силу. Автоматически каждое из них с началом нашей войны мобилизует свою армию. Малейшие наши затруднения на театре военных действий представят для них великий соблазн, если и не вмешаться, то путем дипломатических требований осложнить наши дальнейшия военные действия. Такой же соблазн представится им в конц даже победоносной для нас войны, если против них не будет сохранено достаточно русских сил. Примеры подобных выступлений в минувшую войну были многочисленны: Италия, Румыния, Болгария сознательно выжидали неудач своих соседей, чтобы затем использовать обстановку. Вследствие этого стратегические расчет необходимой России вооруженной силы в случае войны на её западном фронте должен исходить из условий борьбы против коалиции Румынии, Польши, Эстонии, Латвии и Финляндии».
Да что там уехавшие из России русские генералы! Хорошо известно мнение маршла К.Г. Маннергейма в отношении Ленинграда и финской границы, относящееся еще к весне 1939 года:
«Я же считал, что нам тем или иным образом следовало бы согласиться с русскими, если тем самым мы улучшим отношения с нашим мощным соседом. Я разговаривал с министром иностранных дел Эркко о предложении Штейна, но уговорить его мне не удалось. Я также посетил президента и премьер-министра Каяндера, чтобы лично высказать свою точку зрения. Заметил, что острова не имеют для Финляндии значения, и, поскольку они нейтрализованы, у нас отсутствует возможность их защиты. Авторитет Финляндии, по моему мнению, также не пострадает, если мы согласимся на обмен. Для русских же эти острова, закрывающие доступ к их военно-морской базе, имеют огромное значение, и поэтому нам следовало бы попытаться извлечь пользу из тех редких козырей, которые имеются в нашем распоряжении.
Моя точка зрения понимания не встретила. Мне ответили, в частности, что правительство, которое решилось бы предложить что-либо похожее, тут же было бы вынуждено уйти в отставку, и что ни один политик не был бы готов таким образом выступить против общественного мнения. На это я ответил, что если действительно не окажется человека, который бы во имя такого жизненного для государства дела рискнул своей популярностью в народе, то я предлагаю себя в распоряжение правительства, ибо уверен в том, что люди поймут мои честные намерения. Я пошел еще дальше, заметив, что Финляндии было бы выгодно выступить с предложением об отводе от Ленинграда линии границы и получить за это хорошую компенсацию. Уже тогда, когда Выборгская ляни в 1811 году снова присоединилась к Финляндии, многие придерживались мнения, что граница проходит слишком близко к Петербургу. Так думал, в частности, министр - государственный секретарь Ребиндер, и, как я часто слышал дома, отец моего деда государственный советник С. Е. Маннергейм стоял на той же точке зрения.
Я серьезно предупредил, чтобы посол Штейн не уезжал в Москву с пустыми руками. Однако так и произошло. 6 апреля он покинул Хельсинки, не решив порученной ему задачи».
Обобщая вышесказанное можно сделать вывод, что для руководства СССР вариант «оставить все как есть» был неприемлем. Мы сегодня можем сколько угодно обсуждать беспредметный по своей сути вопрос, оказалась бы Финляндия в числе союзников гитлеровской Германии, если бы не было «зимней войны». Знать наверняка мы этого просто не можем. Кто, к примеру, мог бы летом 1939 года представить, что через два года десятки тысяч молодых людей из оккупированных Гитлером стран Европы добровольно пойдут воевать с «большевистской заразой» в гитлеровской же армии? Для Сталина в 1939 году ситуация, когда война может начаться всего в 32 километрах от второго по величине административного и военно-промышленного центра страны, была неприемлемой. Да, на Карельском перешейке была построена линия укреплений, известная как Карельский укрепленный район. Но именно в районе Ленинграда ДОТы этой линии в буквальном смысле располагались на границе. Артиллерия, способная вести огонь на расстояние тридцать и более километров, то есть обстреливать непосредственно Ленинград, в конце 30-х годов уже давно не была чудо-оружием, а современной авиации о границы до центра Ленинграда было всего 5-6 минут лёта, что делало невозможным вовремя поднять в воздух авиацию ПВО для отражения налета. Корабли и подводные лодки противника из финских портов могли внезапно атаковать советский флот прямо в районе его Главной Базы. Все эти «штампы» из советской историографии на самом деле были весьма серьезными факторами, вызывающими искреннюю озабоченность советского руководства и требовавшими принятия соответствующих мер.
После заключения пакта Молотова-Риббентропа и начала Второй Мировой войны ситуация в советско-финляндских отношениях резко поменялась. Англия и Франция были связаны войной с Германией, которая, в свою очередь, никакой поддержки Финляндии оказывать не могла в силу положений указанного пакта. СССР получил возможность открыто давить на Финляндию, принуждая её к заключению выгодных для СССР договоров и в частности решения вопроса о безопасности Ленинграда. С другой стороны, сколько продлится выгодная для СССР политическая ситуация в Европе было фактором неизвестным, поэтому использовать эту возможность следовало здесь и сейчас. Вопрос с прибалтийскими республиками был решен быстро и эффективно: Красная Армия «била копытом» на их границах. В «награду» за сговорчивость прибалты получили договоры о дружбе и взаимопомощи и советские военные базы на своей территории, в конечном итоге стоившие им государственной независимости. Далее наступила очередь «финляндского вопроса». Конечно же, в новых условиях Сталин попытался добиться уже более весомых результатов, нежели простой перенос границ. «Программа-максимум» для переговоров с Финляндией не оставляет сомнений в том, что в идеале Сталин планировал использовать для Финляндии тот же вариант, который только что с успехом был воплощен в Прибалтике, прочно втянув её в орбиту влияния Советского Союза и исключив саму возможность того, что Финляндия окажется в числе врагов.
Однако здесь имеются и заметные различия. Во-первых, на границе с Финляндией к моменту начала переговоров не было готовой к наступлению группировки РККА, да и собственно плана военной кампании. Во-вторых, финны с порога отвергли какую-либо возможность подписания договора, аналогичного тем, что подписали прибалтийские республики. А вот дальнейшие действия Сталина очень сильно подмывают версию о том, что затеянные Сталиным переговоры были лишь ширмой для якобы планируемого захвата всей Финляндии. Вместо того чтобы максимально быстро стянуть войска к финской границе, организовать провокации и ударить по еще не успевшей отмобилизоваться финской армии до того, как осенняя распутица превратит финский поход в бесконечную войну с грязью, Сталин моментально отказывается от «программы-максимум» и начинает переговоры. Слова о том, что Сталину нужен был повод, также не выглядят убедительными, поскольку для вторжения в Прибалтику никакой повод Сталин не искал. Фактически механизм войны уже был запущен, войска на границе находились в полной боевой готовности и уже получили приказ перейти границу, который был отменен буквально за несколько часов до начала вторжения в связи с тем, что прибалтийские делегации согласились на условия СССР. Почему вдруг для Финляндии Сталин должен был сделать подобное исключение совершенно непонятно.
Сам ход переговоров, в ходе которых советская сторона постепенно отказывалась от своих наиболее подозрительных предложений, являвшихся неприемлемыми для финнов (например, предложение демонтировать укрепления по обе стороны границы), свидетельствует о том, что Сталин действительно предпочитал решить дело с финнами мирным путем. В конце концов, главным камнем преткновения стал вопрос об аренде полуострова Ханко в любом варианте для создания там военно-морской базы и позиции береговой артиллерии. По всем остальным вопросам, как представляется, позиции сторон в целом не были непримиримыми, и достижение консенсуса по ним было вполне вероятно. Тем не мене, видя жесткую позицию финской делегации по ряду вопросов, в первую очередь в отношении Ханко, советское руководство начало серьезно рассматривать вариант военного решения вопроса. В конце октября был подготовлен план разгрома финской армии, одновременно началась переброска на советско-финляндскую границу дополнительных воинских частей и соединений из других районов страны. Надо заметить, что свои военные приготовления советское руководство особенно не скрывало, пытаясь использовать их в качестве рычага давления на финскую сторону. До финского руководства через финскую делегацию и советскую печать весьма недвусмысленно пытались донести мысль, что СССР в любом случае добьется желаемой цели. Однако эффект был обратным. Перед третьим, и как оказалось последним этапом переговоров, финское правительство вдруг резко ужесточило свою позицию, что вызвало откровенное непонимание даже у некоторых членов финской делегации на переговорах. Один из её членов, В. Таннер, вспоминал позднее:
«Все мы были очень разочарованы полученными инструкциями. Мы ожидали, что в Хельсинки поймут: соглашение может быть достигнуто только путем новых уступок. Поэтому мы запрашивали разрешение предложить уступку Юссарё на западе и Ино на востоке. Поскольку нам было отказано, мы, после обсуждения, решили еще раз испытать твердость негативной позиции Хельсинки. Плодом наших обсуждений была телеграмма, отправленная около полудня:
«Инструкции получены. Если не удастся заключить соглашение на этой основе, можем ли мы прервать переговоры?»
Ответ на наш запрос пришел около полуночи:
«Вы осведомлены, что сделанные нами уступки максимальны, насколько это позволяют наша безопасность и независимость. Если невозможно заключение соглашения на этой основе, вы имеете право прервать переговоры. Эркко ».
Новые инструкции не оставляли нам пространства для маневра в решающей фазе переговоров. У Паасикиви (глава финской делегации) начался очередной приступ гнева. Он яростно критиковал инструкции: «Если военные ничего не могут сделать, необходимо избежать войны и дать задний ход. Никто из армейцев, кроме Маннергейма, ничего не понимает».
И действительно, Маннергейм сказал Паасикиви, когда они сидели вечером накануне нашего отъезда: «Вы обязательно должны прийти к соглашению. Армия не в состоянии сражаться».
Очевидно, неудачный исход третьего этапа окончательно убедил Сталина в том, что с Финляндией надо воевать. Компанию, судя по всему, планировалось уложить в три-четыре недели, по крайней мере, план операции 9-й армии подразумевал завершение операции в течение 21 суток. Вероятно, сроки начала войны находились в прямой зависимости от погодно-климатических условий: в декабре морозы уже сковывают осеннюю грязь и повышают проходимость дорог, в то же время снежный покров еще сравнительно небольшой. Как правило, спланированная Военным Советом ЛВО масштабная операция против Финляндии является еще одним весомым козырем в колоде сторонников версии о стремлении Сталина захватить Финляндию. Казалось бы, действительно, если ставилась задача отодвинуть границу на перешейке, то зачем планировать наступление в Приладожье, а уж тем более в северной Финляндии и даже в районе Петсамо? Не знаю уж почему, но почему-то никто не обращает внимания на совершенно очевидную вещь. Перед войсками ЛВО не ставилась задача двигать границу, не ставилась задача оккупировать Финляндию. Части Красной Армии должны были РАЗГРОМИТЬ ВОЙСКА ПРОТИВНИКА, о чем прямо говорится в представленном Военным Советом ЛВО плане. Что с Финляндией делать дальше - вопрос компетенции уже политического руководства. Просто выталкивание финской армии за пределы интересующей СССР территории проблемы не решало. Советское руководство всерьез рассматривало вариант, что Финляндии будет оказана помощь из-за рубежа, а потому спешило именно разгромить финскую армию, чтобы иметь возможность продиктовать условия мира до того, как финны получат гипотетическую помощь. Судить по чисто военному плану о намерениях Сталина в отношении послевоенной судьбы Финляндии, по крайней мере, наивно.
Гораздо красноречивее о планах на дальнейшую судьбу Финляндии говорит создание в Москве т.н. «Народного правительства Финляндии» во главе в О.В. Куусиненом. Сам по себе этот факт сильно подрывает позиции сторонников версии «единственное, что было нужно Сталину от Финляндии - безопасность Ленинграда» и указывает на то, что Сталин имел планы, по крайней мере, на политическое переустройство Финляндии. Однако здесь стоит сделать еще одно наблюдение, как правило, ускользающее от сторонников версии «переговоры - это ширма для захватнических планов Сталина». «Народное правительство» появилось во второй половине ноября, то есть тогда, когда советское руководство уже приняло принципиальное решение воевать. Поэтому сам факт его появления никак на показушный характер переговоров не указывает. Было бы наивно полагать, что при достижении цели военным путем, Сталин будет довольствоваться теми же результатами, которых он пытался достичь путем переговоров. С чего бы вдруг ему демонстрировать такой странный альтруизм? Естественно, что начиная войну Сталин должен был ставить перед собой более широкие задачи, о сути которых сегодня, увы, достоверно практически ничего не известно. Впрочем, предполагать нам никто не мешает, чем и займемся. И так, для чего Сталину было нужно «правительство» Куусинена?
- Пропагандистское прикрытие нападения на Финляндию. Наиболее очевидный и практически не вызывающий споров пункт. Красная Армия пришла на помощь поднявшему восстание финскому народу во главе с образованным им же «народным правительством», признанным СССР. Довольно неуклюжий ход, на практике сыгравший против Советского Союза.
- Обеспечение новой советско-финляндской границы от возможных реваншистских устремлений финских властей. Понятное дело, что оторвав у Финляндии кусок территории, Советский Союз её дружественным государством не сделает. Следовательно, вероятность того, что в случае «Большой войны» Финляндия, так или иначе, попытается взять реванш и вернуть утраченное, весьма высока. Не понимать этого Сталин не мог, соответственно, саму эту возможность следовало исключить. Посадив в Хельсинки полностью подконтрольное Москве правительство, Сталин разом убивал двух зайцев. Во-первых, на корню душил любые проявления реваншизма со стороны Финляндии; Во-вторых, получал на северо-западе формально независимое, но полностью подконтрольное союзное государство. Эдакую северо-западную Монгольскую Народную Республику.
- Незапланированное. «Пугало» для настоящего финского правительства на переговорах об условиях мирного договора. Тоже факт общеизвестный и неоспоримый. По крайней мере, в этом вопросе «правительство» Куусинена свою скромную роль все-таки сыграло.
Итак, попробуем подвести некоторые итоги в отношении планов Советского Союза.
- Вопрос об обеспечении безопасности Ленинграда действительно беспокоил руководство СССР, считавшего, что в случае начала большой войны против СССР либо Финляндия может оказаться в лагере противников СССР и нанесет удар по Ленинграду как самостоятельно, так и с использованием вооруженных сил третьих стран, либо третьи страны могут использовать территорию Финляндии для нападения на Ленинград в принудительном порядке, например, в результате оккупации Финляндии. По этим причинам руководства СССР считало жизненно важным вопросом обеспечить безопасность Ленинграда путем переноса государственной границы дальше от города и установления полного контроля над Финским заливом, не считая возможным в данном вопросе полагаться на обещания финской стороны защищать свою территорию от любого агрессора (очевидно, помимо прочего, в Кремле просто не считали, что финские вооруженные силы самостоятельно будут способны сделать это).
- Совокупность имеющейся о переговорах информации свидетельствует о том, что Советский Союз в течение 1938-39 годов действительно пытался достичь с Финляндией договоренности об обмене территориями с целью обезопасить Ленинград. Версия об использовании переговоров как ширмы для подготовки нападения и последующей оккупации Финляндии серьезных обоснований до сих пор не получила, а известные факты прямо противоречат ей. Подготовка Советским Союзом военной операции против Финляндии началась после того, как переговоры зашли в тупик вследствие невозможности достижения компромисса между финской и советской сторонами по ряду вопросов, ключевым из которых являлась аренда полуострова Ханко. Продолжение переговоров и достижение компромисса пусть даже путем некоторых уступок (о возможности которых говорили как Маннергейм, так и члены финской делегации) государственному суверенитету и политической системе Финляндии угрозы не несли, поскольку СССР просто не имел таких планов. По крайней мере об их существовании сегодня ничего не известно.
- В связи с принятием советским руководством принципиального решения (очевидно в конце октября - начале ноября) в случае неудачи переговоров применить против Финляндии военную силу, Сталин ставил перед собой в Финляндии уже более широкие задачи, подразумевающие не только перенос границы, но и смену власти в Финляндии не подконтрольное Москве «правительство» Куусинена. Достоверной информацией о послевоенной судьбе Финляндии в планах Сталина мы не располагаем в связи с отсутствием соответствующих документов, однако можем предполагать, что Финляндия должна была оказаться тесно привязанной к Советскому Союзу либо как формально независимое, но на практике полностью зависимое от Советского Союза государство (по типу Монголии), либо путем включения Финляндии в состав СССР по образцу прибалтийских республик.
В результате, если перспективы достижения договоренности по вопросу границы на перешейке, хотя и туманные, но были, саму идею появления советской базы на Ханко или прилегающих к нему островах финская сторона отметала со всей решительностью. А «встав в позу» на третьем этапе переговоров, финское руководство окончательно «убило интригу» и в отношении достижения договоренности о границе на перешейке, тем самым убедив Сталина, что с Финляндией надо воевать. Да, конечно же, финское руководство вообще не было обязано о чем-то договариваться с Советским Союзом, тут «либералы» совершенно правы. С этой точки зрения Саддам Хусейн тоже не был обязан отчитываться перед мировым сообществом о своем оружии массового поражения. Но с другой стороны, «плевать с высокой колокольни» на интересы огромного, сильного и недружелюбного соседа, готовящегося к большой войне, тоже было довольно опрометчиво со стороны Хельсинки. Конечно, международное право - это хорошо, но и про такую вещь, как real politic забывать не стоит, о чем финское руководство предупреждали не раз, в том числе и Маннергейм. Более гибкий подход к предложениям СССР мог бы предотвратить войну и избавить финское руководство от необходимости распрощаться с 10% своей территории в марте 1940-го.
Со своей стороны Москве тоже не хватило определенной гибкости в достижении требуемого результата. Если вопрос о границе на перешейке был напрямую увязан с вопросом безопасности Ленинграда, то непременное желание иметь базу в районе Ханко обоснованным не выглядит. Конечно, поставить под контроль весь Финский залив, контролируя вход в него с баз с Эстонии и Финляндии было очень заманчиво. Но нужно было понимать, что для Финляндии эта база выглядела как «кость в горле». Не говоря уже о том, что финны воспринимали базу Ханко как «нож, направленный в сердце Финляндии», советская база могла контролировать финское прибрежное судоходство. Совершенно очевидно, что финны руками и ногами пытались отбиться от такого «счастья». В целом, базой в районе Ханко можно было и пожертвовать. Острова в Финском заливе достаточно надежно прикрывали подходы к Кронштадту и Ленинграду с моря. Вряд ли стоит сомневаться, что тонкий намек финской делегации на то, что если удастся договориться о границе на перешейке, Советский Союз может отказаться от обсуждения вопроса о базе на Ханко, очень способствовал бы достижению взаимовыгодного договора.
Итак, войны можно было избежать, если бы обе договаривающиеся стороны на переговорах внимательнее слушали друг друга. Финская сторона явно «отбывала» переговорный процесс, не будучи особо заинтересованной в его благополучном завершении. Существующее положение вещей её вполне устраивало, проблемы СССР волновали постольку-поскольку, а в вариант силового решения вопроса со стороны СССР финское правительство не слишком верило, несмотря на весьма недвусмысленные намеки советской печати. С советской стороны, хотя она и более упорно пыталась достичь соглашения и охотнее шла на уступки и предлагала больше вариантов, все же тоже не наблюдалось полного понимания искреннего беспокойства финской стороны по ряду вопросов, особенно в отношении Ханко. В конце концов, в Хельсинки решили, что переговоры проще прервать, заняв жесткую позицию по ключевым вопросам, а в Москве пришли к выводу, что в конце концов проще будет добиться своего силой, чем получить еще одни бесконечные переговоры. Как сказал Молотов полпреду СССР в Швеции А.М. Коллонтай: «Нам ничего другого не остается, как заставить их понять свою ошибку и заставить принять наши предложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают при мирных переговорах». В результате обе стороны не сделали всего, чтобы избежать войны, что, однако, не снимает с Советского Союза ответственность за её развязывание.