Мама пишет: Василий Гроссман - «Жизнь и судьба», книга и фильм
Это размышления моей мамы на тему сериала "Жизнь и судьба", пока не опубликованные на сайте кинопоиск.ру (возможно, потому, что помимо фильма в тексте затрагивается еще несколько произведений)
А что Гроссман? Вторая «глыба и матерый человечище»? Его равнодушие к отделке слова, фразы, изяществу предложения. Скульптор, которого не волнуют детали, а только общее впечатление - издали, с охвата времени. Но неказистые слова составлены верно, не шатаются, не рушатся, как не рушится дом, крепко сбитый из бревен без единого гвоздя. Но из чего же вырастает это впечатление открытия? Из желания автора говорить правду. А если бы такую возможность имели более приглаженные писатели, не вышло бы множества шедевров? Не знаю. Этого не случилось. Героев в романе Гроссмана много, их приходится насильственно удерживать в памяти, индивидуальные черты даны не всем. Но концентрация правды и гуманности в них настолько высока, что заставляет забыть стиль автора, сильно отличающийся от наших классиков. Перечитайте Бунина, оцените его спокойную мощь и всепроникаемость. Сострадающего, деликатного, математически точного Чехова. Набокова с его виртуозностью, не озабоченного отсутствием концепции, кроме ненависти к наступившей власти и тем, кто ее представляет. В книге Гроссмана анализ ситуации, как и у Толстого, идет ежедневно и ежечасно. И философские выводы выстраиваются почти с такой же мощью. Что касается сюжета, Толстой доводит все судьбы до конца. У Гроссмана все оборвано, оторвано и еще повторится, так или иначе…
Книга Гроссмана похожа на киносценарий, все существенные указания там даны. И какая при этом безбрежная свобода открывается режиссеру и актерам! Но как же снять такой фильм, если не пропитан идеей всецело, до конца. Это удалось Ростоцкому, который заставил звенеть патриотический гимн книги Б. Васильева (А зори здесь тихие). Нельзя было снять фильм по Шаламову (о лагерях), не обесценив его высокоточную, алмазную прозу. У него тоже рубленые, еще более немногословные фразы. Но это не документалистика, а высокое искусство. В «Колымских рассказах» есть сила, которая перетряхивает всю правду о лагерях.
У Гроссмана мне запомнилась мысль, уже взятая на вооружение в рассказах и повестях о войне. О том, что есть мужество и долг послать людей на смерть и еще большее мужество и высший долг - отказаться от этого. Понятно, что ценой собственной жизни. Еврейская сага у Гроссмана звучит как колокол, звонящий беспрерывно и вечно. Есть тема любви в романе, когда все чувства утысячеряются - на границе раздела, за шаг перед бездной. Эти строки впечатаны навечно. Закрывая книгу, с ужасом думаю о будущем фильме. Ведь почти вся она - война или концлагерь. Старые опасения - как передадут это люди, не пережившие подобного. Страхи и метания героев могут остаться за кадром. Хотя позитивные примеры в «оттепельном» кино были. Все-таки думаю, что книга такого масштаба останется только как монументальный труд, памятник, энциклопедия и объяснение.
Свершилось… Эта сильно запоздавшая, примерно на полвека, книга пришла к тем, кто хотел с нею встретиться, через свет экрана… Снято бережно, одними касаниями. И с людьми, с какими только в разведку - Пускепалис, Балуев, Евгений Дятлов. Сказать, что разобрали весь роман, вошли в подробности, эта великая книга, написанная как бы случайным, несообразным языком, не позволит. В сценарии есть даже прямые несоответствия тексту. Например, любовь радистки Кати Венгровой обращается не к тому герою, вместо Сережи Шапошникова в фильме - Толя Штрум. Трагично, в отличие от романных, заканчиваются их отношения - картинная смерть на поле перестрелки и бутафорских взрывов… Жаль. Ведь у автора все судьбы, за исключением Грекова и бойцов из дома номер шесть дробь один, недосказаны…. Неясно, например (неужели?), что ждет Новикова. С потерей любимой женщины он теряет больше, чем может потерять, обвиненный в невыполнении приказа. Неизвестно в романе, что будет с Надей и ее лейтенантом. Надя - наиболее современный, близкий нам персонаж, реагирующая так, как сказали бы мы, через 50 лет узнав правду… Не показан страшный эпизод уничтожения людей и обстоятельства, этому предшествующие. Героиня, почувствовавшая себя матерью чужого ребенка, ее подвиг. Подробности газовой камеры. Возможно, то, что выдержат печатные страницы, противопоказано эфиру? Или это - опять из-за большой политики? Сцены арестов, допросов и очередей стандартны, как ни грубо и неприменимо здесь это слово. Просто хочу сказать, что в кино это уже было. Страшная двойственность людей, как характерная примета того времени. В целом в фильме нет фальшивых интонаций, хотя сценарий, по сравнению с романом, сильно упрощен, выбраны самые эффектные, обкатанные линии, которые благодаря исключительной добротности актеров удерживают внимание. Музыка в фильме - успокаивающая и отрешенная одновременно. Но ничего нового в фильме нет, хотя этот киноязык добротен и проверен. Жаль, если экранизация не привлечет внимания молодежи - поскольку это поколение очень умное, схватчивое - им ясно сразу все и бывает достаточно одного фильма или книги. Но фильм посмотреть стоит. А книгу - перечитать или прочитать - стоит вдвойне.
Послесловие. Передача «Наблюдатель», в студии - создатели фильма «Жизнь и судьба». (Режиссер - Сергей Урсуляк, оператор - М. Сушкин). Один из отзывов в Интернете - в фильме нет противопоставления (сопоставления) нашего и немецкого режимов, что может восприниматься как основная идея и концепция книги Гроссмана. К сожалению, это уже общее место, принятое к сведению большей частью населения. Сейчас акцент фильма, по-моему, должен быть другим. То, с чем боролся Гроссман, живо и процветает, спокойно дышит на улицах европейских и русских городов. И дело не в противопоставлении двух режимов. Фильм в целом должен оставлять какую-то эмоцию, заданную режиссером, как говорили в советской школе - «заставлять задуматься». Мы видели Обыкновенный фашизм Ромма. Были шедевры о войне (без показа войны) - Дом, в котором я живу, Баллада о солдате. Был Бондарчук с Судьбой человека, где есть сцена трех возможных путей для недочеловеков - угон в Германию, в концлагерь или в крематорий со вздымающимся густеющим дымом. В кино можно показать все. Но и в этом фильме речь о многом - о солдатах и генералах, НКВД и их жертвах (зримых и будущих) об опальных ученых-мучениках и о сталинских «везунчиках». Война показана убедительно. В целом, конечно, фильм этот - огромный подарок, большое событие для замученных телезрителей, которые почувствуют высоту отношений героев и глубину проникновения в историю…
А что Гроссман? Вторая «глыба и матерый человечище»? Его равнодушие к отделке слова, фразы, изяществу предложения. Скульптор, которого не волнуют детали, а только общее впечатление - издали, с охвата времени. Но неказистые слова составлены верно, не шатаются, не рушатся, как не рушится дом, крепко сбитый из бревен без единого гвоздя. Но из чего же вырастает это впечатление открытия? Из желания автора говорить правду. А если бы такую возможность имели более приглаженные писатели, не вышло бы множества шедевров? Не знаю. Этого не случилось. Героев в романе Гроссмана много, их приходится насильственно удерживать в памяти, индивидуальные черты даны не всем. Но концентрация правды и гуманности в них настолько высока, что заставляет забыть стиль автора, сильно отличающийся от наших классиков. Перечитайте Бунина, оцените его спокойную мощь и всепроникаемость. Сострадающего, деликатного, математически точного Чехова. Набокова с его виртуозностью, не озабоченного отсутствием концепции, кроме ненависти к наступившей власти и тем, кто ее представляет. В книге Гроссмана анализ ситуации, как и у Толстого, идет ежедневно и ежечасно. И философские выводы выстраиваются почти с такой же мощью. Что касается сюжета, Толстой доводит все судьбы до конца. У Гроссмана все оборвано, оторвано и еще повторится, так или иначе…
Книга Гроссмана похожа на киносценарий, все существенные указания там даны. И какая при этом безбрежная свобода открывается режиссеру и актерам! Но как же снять такой фильм, если не пропитан идеей всецело, до конца. Это удалось Ростоцкому, который заставил звенеть патриотический гимн книги Б. Васильева (А зори здесь тихие). Нельзя было снять фильм по Шаламову (о лагерях), не обесценив его высокоточную, алмазную прозу. У него тоже рубленые, еще более немногословные фразы. Но это не документалистика, а высокое искусство. В «Колымских рассказах» есть сила, которая перетряхивает всю правду о лагерях.
У Гроссмана мне запомнилась мысль, уже взятая на вооружение в рассказах и повестях о войне. О том, что есть мужество и долг послать людей на смерть и еще большее мужество и высший долг - отказаться от этого. Понятно, что ценой собственной жизни. Еврейская сага у Гроссмана звучит как колокол, звонящий беспрерывно и вечно. Есть тема любви в романе, когда все чувства утысячеряются - на границе раздела, за шаг перед бездной. Эти строки впечатаны навечно. Закрывая книгу, с ужасом думаю о будущем фильме. Ведь почти вся она - война или концлагерь. Старые опасения - как передадут это люди, не пережившие подобного. Страхи и метания героев могут остаться за кадром. Хотя позитивные примеры в «оттепельном» кино были. Все-таки думаю, что книга такого масштаба останется только как монументальный труд, памятник, энциклопедия и объяснение.
Свершилось… Эта сильно запоздавшая, примерно на полвека, книга пришла к тем, кто хотел с нею встретиться, через свет экрана… Снято бережно, одними касаниями. И с людьми, с какими только в разведку - Пускепалис, Балуев, Евгений Дятлов. Сказать, что разобрали весь роман, вошли в подробности, эта великая книга, написанная как бы случайным, несообразным языком, не позволит. В сценарии есть даже прямые несоответствия тексту. Например, любовь радистки Кати Венгровой обращается не к тому герою, вместо Сережи Шапошникова в фильме - Толя Штрум. Трагично, в отличие от романных, заканчиваются их отношения - картинная смерть на поле перестрелки и бутафорских взрывов… Жаль. Ведь у автора все судьбы, за исключением Грекова и бойцов из дома номер шесть дробь один, недосказаны…. Неясно, например (неужели?), что ждет Новикова. С потерей любимой женщины он теряет больше, чем может потерять, обвиненный в невыполнении приказа. Неизвестно в романе, что будет с Надей и ее лейтенантом. Надя - наиболее современный, близкий нам персонаж, реагирующая так, как сказали бы мы, через 50 лет узнав правду… Не показан страшный эпизод уничтожения людей и обстоятельства, этому предшествующие. Героиня, почувствовавшая себя матерью чужого ребенка, ее подвиг. Подробности газовой камеры. Возможно, то, что выдержат печатные страницы, противопоказано эфиру? Или это - опять из-за большой политики? Сцены арестов, допросов и очередей стандартны, как ни грубо и неприменимо здесь это слово. Просто хочу сказать, что в кино это уже было. Страшная двойственность людей, как характерная примета того времени. В целом в фильме нет фальшивых интонаций, хотя сценарий, по сравнению с романом, сильно упрощен, выбраны самые эффектные, обкатанные линии, которые благодаря исключительной добротности актеров удерживают внимание. Музыка в фильме - успокаивающая и отрешенная одновременно. Но ничего нового в фильме нет, хотя этот киноязык добротен и проверен. Жаль, если экранизация не привлечет внимания молодежи - поскольку это поколение очень умное, схватчивое - им ясно сразу все и бывает достаточно одного фильма или книги. Но фильм посмотреть стоит. А книгу - перечитать или прочитать - стоит вдвойне.
Послесловие. Передача «Наблюдатель», в студии - создатели фильма «Жизнь и судьба». (Режиссер - Сергей Урсуляк, оператор - М. Сушкин). Один из отзывов в Интернете - в фильме нет противопоставления (сопоставления) нашего и немецкого режимов, что может восприниматься как основная идея и концепция книги Гроссмана. К сожалению, это уже общее место, принятое к сведению большей частью населения. Сейчас акцент фильма, по-моему, должен быть другим. То, с чем боролся Гроссман, живо и процветает, спокойно дышит на улицах европейских и русских городов. И дело не в противопоставлении двух режимов. Фильм в целом должен оставлять какую-то эмоцию, заданную режиссером, как говорили в советской школе - «заставлять задуматься». Мы видели Обыкновенный фашизм Ромма. Были шедевры о войне (без показа войны) - Дом, в котором я живу, Баллада о солдате. Был Бондарчук с Судьбой человека, где есть сцена трех возможных путей для недочеловеков - угон в Германию, в концлагерь или в крематорий со вздымающимся густеющим дымом. В кино можно показать все. Но и в этом фильме речь о многом - о солдатах и генералах, НКВД и их жертвах (зримых и будущих) об опальных ученых-мучениках и о сталинских «везунчиках». Война показана убедительно. В целом, конечно, фильм этот - огромный подарок, большое событие для замученных телезрителей, которые почувствуют высоту отношений героев и глубину проникновения в историю…