БЕЛЫЙ ЗАПАД И КРАСНЫЙ ВОСТОК (6)
С первого же дня большевицкой диктатуры повсюду началось яростное сопротивление красным узурпаторам, которых после переезда банды Совнаркома в первопрестольную стали называть московскими или кремлевскими комиссарами. Эту борьбу с красной Москвой официально назвали «гражданской войной красных и белых», хотя правильнее было бы на мой взгляд называть ее народно-антикоминтерновским сопротивлением или национально-освободительной борьбой порабощенных народов бывшей России с интернационал-империалистической сатанократией. Разумеется, была и гражданская война между белыми и красными, точнее между революционными белыми национал-патриотами («великоросами-единонеделимцами») и контрреволюционными красными коминтерновцами за территорию бывшей России. Причем те и другие пытались использовать в борьбе друг с другом национально-освободительные силы, периодически привлекая их на свою сторону, например, главной силой белогвардейцев были казаки и горцы, а у красноармейцев - латыши и китайцы (про обилие иудеев среди комиссаров и чекистов разговор особый). Впрочем, красными и белыми дело не ограничилось, боролись еще и зеленые - руские мужики, например, на Тамбовщине, которым были чужды как красные, так и белые, да и великодержавными амбициями они не очень-то были обременены. Длилась эта кровопролитная война до конца 1922 года (в песках Средней Азии и горах Кавказа значительно дольше, по сути там сопротивление не заканчивалось до конца 1940-х годов) и закончилась она война победой Коминтерна, а именно новым порабощением миролюбивых народов, истреблением непокорных народов и присоединением бывших колоний к новой красной империи, которые формально стали называться «советскими социалистическими республиками». То есть с помощью лжи и террора большевики фактически восстановили прежнюю империю от Белого моря до Тихого океана, назвав ее в декабре 1922 г. «Советским Союзом» (СССР). Лишь некоторые колонии бывшей России смогли выстоять в этой пятилетней схватке, сохранив свою национально-государственную независимость - Польша, Финляндия, Латвия, Литва и Эстония, хотя через 17 лет они тоже были атакованы красной армией и присоединены к СССР одни частично, другие полностью. О деятельности Коминтерна в др. странах мира в тот же период, например, в Германии и Венгрии (1917-1919), и о разжигании пожара в Китае (1925-1927) или в Испании (1936-1939), а также о послевоенной оккупации многих стран Европы и Азии, т.е. фактически о присоединении полмира к красной империи зла - разговор отдельный.
Однако вернемся к Бердяеву. Некоторые вопросы в 1930-х годах прошлого века он трактовал неверно, например, нелепо изображал руский народ, как нечто этнически однородное, и еще не видел разницы между империями и республиками, путаясь в своих марксистских политэкономических фикциях, т.е. не выходя за узкие рамки феодализма, капитализма, социализма, коммунизма, фашизма, и не видя разницы не только между греческим правоверием и московским православием, но даже между христианством и сергианством. Однако сущность коммунизма как явления не просто религиозного, а религиозно-мессианского он все-таки уловил и довольно-таки точно, как никто другой до или после него. Причем Бердяев увидел весьма благоприятную почву для этой новой религии именно в России - в подневольно-рабском евразийском народе, религиозность которого была построена не на вере, а на суеверии и обрядоверии, почему так легко ему и удалось сменить один вектор другим, из «народа-богоносца» быстро превратившись в народ-богоборец.
В отличие от других белоэмигрантов Бердяев не разделял российских людей на руских и советских, что не вписывается в схему «руско-советского противостояния», известного всем как гражданская война. И красные, и белые в его понимании - это руские, которым присуще одинаковое религиозное чувство, только одни как-то, но сохранили его в прежнем православном обличии, а у других оно трансформировалось в новую коммунистическую религию. Он утверждал: «Душа марксизма тут, а не в экономическом детерминизме (…) активным субъектом, который освободит человека от рабства и создаст лучшую жизнь, является пролетариат. Ему приписываются мессианские свойства, на него переносятся свойства избранного народа Божьего, он новый Израиль. Это есть секуляризация древнееврейского мессианского сознания. Рычаг, которым можно будет перевернуть мiр, найден… Маркс создал настоящий миф о пролетариате. Миссия пролетариата есть предмет веры. Марксизм не есть только наука и политика, он есть также вера, религия. И на этом основана его сила… Нужен был новый революционный миф. И миф о народе был заменен мифом о пролетариате. Марксизм разложил понятие народа, как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о руском народе. Произошло как бы отождествление руского народа с пролетариатом, руского мессианизма с пролетарским мессианизмом… Руский атеизм, который оказался связанным с социализмом, есть религиозный феномен. В основе его лежала любовь к правде… Руский нигилизм отрицал Бога, дух, душу, нормы и высшие ценности. И тем не менее нигилизм нужно признать религиозным феноменом. Возник он на духовной почве православия, он мог возникнуть лишь в душе, получившей православную формацию. Это есть вывернутая наизнанку православная аскеза, безблагодатная аскеза. В основе руского нигилизма, взятого в чистоте и глубине, лежит православное мiроотрицание, ощущение мiра лежащим во зле, признание греховности всякого богатства и роскоши жизни, всякого творческого избытка в искусстве, в мысли… Гоголя мучило, что Россия одержима духами зла и лжи, что она полна рож и харь, и трудно в ней найти человека. Ошибочно видеть в Гоголе сатирика. Он видел метафизическую глубину зла, а не только социальное ее проявление. Сейчас нет уже старой России времени Гоголя с ее злыми и несправедливыми социальными формами, нет самодержавной монархии, нет крепостного права, нет старых неравенств. Но в более глубоком смысле гоголевская Россия осталась и в России советской, и советская, коммунистическая Россия полна рожами и харями, и в ней искажен человеческий образ. И в советской, коммунистической России есть Хлестаковы, Ноздревы, Чичиковы, и в ней торгуют мертвыми душами и лжеимянный ревизор наводит на всех страх. Более всего проникал Гоголь в духи лжи, терзающие Россию…
Для нашей темы наибольший интерес представляют пророчества Леонтьева о руской революции. Он одно время верил, что в России еще возможен расцвет оригинальной, не буржуазной культуры. Но потом он разочаровался в руском народе и руской миссии. Он так далеко идет, что начинает видеть единственную миссию руского народа в том, чтобы родить из своих недр антихриста (…) Маркс создал настоящий миф о пролетариате. Миссия пролетариата есть предмет веры. Марксизм не есть только наука и политика, он есть также вера, религия. И на этом основана его сила… Коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе руского народа… Руская революция универсалистична по своим принципам, как и всякая большая революция, она совершалась под символикой интернационала, но она же и глубоко национальна и национализуется все более и более по своим результатам. Трудность суждений о коммунизме определяется именно его двойственным характером, руским и международным. Только в России могла произойти коммунистическая революция. Руский коммунизм должен представляться людям Запада коммунизмом азиатским. И вряд ли такого рода коммунистическая революция возможна в странах Западной Европы, там, конечно, все будет по-иному. Самый интернационализм руской коммунистической революции - чисто руский, национальный. Я склонен думать, что даже активное участие евреев в руском коммунизме очень характерно для России и для руского народа. Руский мессианизм родствен еврейскому мессианизму. Ленин был типически руский человек. В его характерном, выразительном лице было что-то русско-монгольское. В характере Ленина были типически руские черты и не специально интеллигенции, а руского народа: простота, цельность, грубоватость, нелюбовь к прикрасам и к риторике, практичность мысли, склонность к нигилистическому цинизму на моральной основе. По некоторым чертам своим он напоминает тот же руский тип, который нашел себе гениальное выражение в Л. Толстом, хотя он не обладал сложностью внутренней жизни Толстого. Ленин сделан из одного куска, он монолитен. Роль Ленина есть замечательная демонстрация роли личности в исторических событиях. Ленин потому мог стать вождем революции и реализовать свой давно выработанный план, что он не был типическим руским интеллигентом. В нем черты руского интеллигента-сектанта сочетались с чертами руских людей, собиравших и строивших руское государство. Он соединял в себе черты Чернышевского, Нечаева, Ткачева, Желябова с чертами великих князей московских, Петра Великого и руских государственных деятелей деспотического типа. В этом оригинальность его физиономии. Ленин был революционер-максималист и государственный человек. Он соединял в себе предельный максимализм революционной идеи, тоталитарного революционного мiросозерцания с гибкостью и оппортунизмом в средствах борьбы, в практической политике. Только такие люди успевают и побеждают. Он соединял в себе простоту, прямоту и нигилистический аскетизм с хитростью, почти с коварством. В Ленине не было ничего от революционной богемы, которой он терпеть не мог. В этом он противоположен таким людям, как Троцкий или Мартов, лидер левого крыла меньшевиков… Ленин настаивал на оригинальном, национально-своеобразном характере руской революции. Он всегда говорил, что руская революция будет не такой, какой представляли ее себе доктринеры марксизма… Ленин - империалист, а не анархист. Все мышление его было империалистическим, деспотическим. С этим связана прямолинейность, узость его мiросозерцания, сосредоточенность на одном, бедность и аскетичность мысли, элементарность лозунгов, обращенных к земле… Ленин был страстным и убежденным атеистом и ненавистником религии. Говорю «атеистом», хотя и не верю в существование чистых «атеистов». Человек есть религиозное животное, и, когда он отрицает истинного, единого Бога, он создает себе ложных богов, идолов и кумиров, и поклоняется им. Ленин очень огрубил идею Маркса о религии, как ленинцы огрубили идеи самого Ленина. Ленин был почти гением грубости - таков его стиль… Сочинения Ленина - священное писание, а в священном писании все вообще вопросы должны быть предрешены…
Коммунистическая партия по своей структуре, по душевному складу своих адептов представляет что-то вроде атеистической секты, религиозной атеистической секты, захватывающей в свои руки власть… Вся Россия, весь руский народ оказался подчиненным не только диктатуре коммунистической партии, ее центральному органу, но и доктрине коммунистического диктатора в своей мысли и своей совести. Ленин отрицал свободу внутри партии, и это отрицание свободы было перенесено на всю Россию. Это и есть диктатура мiросозерцания, которую готовил Ленин. Ленин мог это сделать только потому, что он соединял в себе две традиции - традицию руской революционной интеллигенции в ее наиболее максималистических течениях и традицию руской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях. Социал-демократы меньшевики, и социалисты-революционеры остались лишь в первой традиции, да и то смягченной. Но соединив в себе две традиции, которые находились в XIX веке в смертельной вражде и борьбе, Ленин мог начертать план организации коммунистического государства и осуществить его. Как это парадоксально ни звучит, но большевизм есть третье явление руской великодержавности, руского империализма, - первым явлением было московское царство, вторым явлением петровская империя. Большевизм - за сильное, централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее. Большевизм вошел в рускую жизнь как в высшей степени милитаризованная сила. Но старое руское государство всегда было милитаризованным. Проблема власти была основной у Ленина и у всех следовавших за ними. Это отличало большевиков от всех других революционеров. И они создали полицейское государство, по способам управления очень похожее на старое руское государство. Но организовать власть, подчинить себе рабоче-крестьянские массы нельзя одной силой оружия, чистым насилием. Нужна целостная доктрина, целостное мiросозерцание, нужны скрепляющие символы. В Московском царстве и в империи народ держался единством религиозных верований. Новая единая вера для народных масс должна быть выражена в элементарных символах. По-руски трансформированный марксизм оказался для этого вполне пригодным…
В стране самодержавной монархии, не привыкшей к правам и свободам гражданина, легче осуществить диктатуру пролетариата, чем в западных демократиях. Это безспорно верно. Вековыми инстинктами покорности нужно воспользоваться для пролетарского государства. Это предвидел К. Леонтьев. В стране индустриально отсталой, с мало развитым капитализмом, легче будет организовать экономическую жизнь согласно коммунистическому плану. Тут Ленин находится в традициях руского народнического социализма, он утверждает, что революция произойдет в России оригинально, не по-западному, т. е. в сущности не по Марксу, не по доктринерскому пониманию Маркса. Но все должно произойти во имя Маркса… Безспорно в руской революции есть родовая черта всякой революции. Но есть также единичная, однажды совершившаяся, оригинальная революция, она порождена своеобразием руского исторического процесса и единственностью руской интеллигенции. Нигде больше такой революции не будет. Коммунизм на Западе есть другого рода явление. В первые годы революции рассказывали легенду, сложившуюся в народной среде о большевизме и коммунизме. Для народного сознания большевизм был руской народной революцией, разливом буйной, народной стихии, коммунизм же пришел от инородцев, он западный, не руский, и он наложил на революционную народную стихию гнет деспотической организации, выражаясь по-ученому, он рационализировал иррациональное. Это очень характерная легенда, свидетельствующая о женственной природе руского народа, всегда подвергающейся изнасилованию чуждым ей мужественным началом. Так народ воспринял и Петра (…) руские по характеру своему склонны к максимализму, и максималистический характер руской революции был очень правдоподобен…
Большевизм воспользовался всем для своего торжества… воспользовался рускими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами руской души, во всем противоположной секуляризированному буржуазному обществу, ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и к терпеливому несению страданий, но также к проявлениям грубости и жестокости, воспользовался руским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в безсознательной форме, руской верой в особые пути России. Он воспользовался историческим расколом между народом и культурным слоем, народным недоверием к интеллигенции и с легкостью разгромил интеллигенцию, ему не подчинившуюся. Он впитал в себя и руское интеллигентское сектантство и руское народничество, преобразив их согласно требованиям новой эпохи. Он соответствовал отсутствию в руском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал рускому коллективизму, имевшему религиозные корни. Он воспользовался крушением патриархального быта в народе и разложением старых религиозных верований. Он также начал насильственно насаждать сверху новую цивилизацию, как это в свое время делал Петр. Он отрицал свободы человека, которые и раньше неизвестны были народу, которые были привилегией лишь верхних культурных слоев общества и за которые народ совсем и не собирался бороться. Он провозгласил обязательность целостного, тоталитарного мiросозерцания, господствующего вероучения, что соответствовало навыкам и потребностям руского народа в вере и символах, управляющих жизнью. Руская душа не склонна к скептицизму и ей менее всего соответствует скептический либерализм. Народная душа легче всего могла перейти от целостной веры к другой целостной вере, к другой ортодоксии, охватывающей всю жизнь. Россия перешла от старого средневековья, минуя пути новой истории, с их секуляризацией, дифференциацией разных областей культуры, с их либерализмом и индивидуализмом, с торжеством буржуазии и капиталистического хозяйства. Пало старое священное руское царство и образовалось новое, тоже священное царство, обратная теократия. Произошло удивительное превращение. Марксизм, столь не руского происхождения и не руского характера, приобретает руский стиль, стиль восточный, почти приближающийся к славянофильству. Даже старая славянофильская мечта о перенесении столицы из Петербурга в Москву, в Кремль, осуществлена красным коммунизмом. И руский коммунизм вновь провозглашает старую идею славянофилов и Достоевского - «ех Oriente lux». Из Москвы, из Кремля исходит свет, который должен просветить буржуазную тьму Запада. Вместе с тем коммунизм создает деспотическое и бюрократическое государство, призванное господствовать над всей жизнью народа, не только над телом, но и над душой народа, в согласии с традициями Иоанна Грозного и царской власти…
Когда политика поставлена под знак ортодоксии, то государство рассматривается как церковь и неизбежно преследование за верования и мнения. Так было в средневековой христианской теократии, так и в советской, коммунистической теократии, так и в Гитлеровском третьем царстве, так и во всяком государстве, претендующем на тоталитарность. Иоанн Грозный, самый замечательный теоретик самодержавия, создал концепцию православного царства, при которой царь должен заботиться о спасении душ своих подданных. Функции церкви переходят и на государство. Коммунистическая власть тоже заботится о спасении душ своих подданных, она хочет воспитать их в единоспасающей истине, она знает истину, истину диалектического материализма. Коммунистическая власть, ничем не ограниченная, движется ненавистью к христианству, в котором видит источник рабства, эксплуатации, тьмы. Коммунисты чрезвычайно невежественны и не просвещены в вопросах религиозных, но определяются они идейными мотивами, движутся своей собственной религиозной верой. Коммунистическая власть нередко проявляет большую гибкость в политике, она бывает очень оппортунистична в международной политике, идет на уступки в политике экономической, она готова дать некоторую свободу в искусстве и литературе. Коммунизм меняется, эволюционирует, он национализируется, делается более культурным, коммунистический быт обуржуазивается… Старая руская автократическая монархия имела корни в религиозных верованиях народа, она себя сознавала и оправдывала как теократия, как священное царство. Новое руское коммунистическое государство тоже автократично и тоже имеет корни в верованиях народа, в новых верованиях рабоче-крестьянских масс, оно тоже сознает себя и оправдывает как священное царство, как обратную теократию. Старая руская монархия покоилась на ортодоксальном мiросозерцании, требовало согласия с ним. Новое руское коммунистическое государство тоже покоится на ортодоксальном мiросозерцании и требует еще с большей принудительностью согласия с ним. Священное царство всегда есть диктатура мiросозерцания, всегда требует ортодоксии, всегда извергает еретиков. Тоталитарность, требование целостной веры как основы царства, соответствует глубоким религиозно-социальным инстинктам народа. Советское коммунистическое царство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с московским православным царством. В нем то же удушье. XIX век в России не был целостным, был раздвоенным, он был веком свободных исканий и революции. Революция создала тоталитарное коммунистическое царство, и в этом царстве угас революционный дух, исчезли свободные искания. В царстве этом делается опыт подчинения всего народа государственному катехизису. Руский этатизм имел всегда обратной стороной руский анархизм... Руский народ не осуществил своей мессианской идеи о Москве как Третьем Риме. Религиозный раскол XVII века обнаружил, что московское царство не есть Третий Рим. Менее всего, конечно, петербургская империя была осуществлением идеи Третьего Рима. В ней произошло окончательное раздвоение. Мессианская идея руского народа приняла или апокалиптическую форму, или форму революционную. И вот произошло изумительное в судьбе руского народа событие. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а руская национальная идея. Это есть трансформация руского мессианизма. Западные коммунисты, примыкающие к Третьему Интернационалу, играют унизительную роль. Они не понимают, что, присоединяясь к Третьему Интернационалу, они присоединяются к рускому народу и осуществляют его мессианское призвание. Я слыхал, как на французском коммунистическом собрании один французский коммунист говорил: «Маркс сказал, что у рабочих нет отечества, это было верно, но сейчас уже не верно, они имеют отечество - это Россия, это Москва, и рабочие должны защищать свое отечество». Это совершенно верно и должно было бы быть всеми сознано. Произошло то, чего Маркс и западные марксисты не могли предвидеть, произошло как бы отождествление двух мессианизмов, мессианизма руского народа и мессианизма пролетариата. Руский рабоче-крестьянский народ есть пролетариат, и весь мiровой пролетариат, от французов до китайцев, делается руским народом, единственным в мiре народом. И это мессианское сознание, рабочее и пролетарское, сопровождается почти славянофильским отношением к Западу. Запад почти отождествляется с буржуазией и капитализмом. Национализация руского коммунизма, о которой все свидетельствуют, имеет своим источником тот факт, что коммунизм осуществляется лишь в одной стране, в России, и коммунистическое царство окружено буржуазными, капиталистическими государствами…
В России вырастает не только коммунистический, но и советской патриотизм, который есть просто руский патриотизм. Но патриотизм великого народа должен быть верой в великую и мiровую миссию этого народа, иначе это будет национализм провинциальный, замкнутый и лишенный мiровых перспектив. Миссия руского народа сознается как осуществление социальной правды в человеческом обществе, не только в России, но и во всем мире. И это согласно с рускими традициями… Руский коммунизм, если взглянуть на него глубже, в свете руской исторической судьбы, есть деформация руской идеи, руского мессианизма и универсализма, руского искания царства правды, руской идеи, принявшей в атмосфере войны и разложения уродливые формы. Но руский коммунизм более связан с рускими традициями, чем это обычно о нем думают, традициями не только хорошими, но и очень плохими… Коммунизм, не как социальная система, а как религия, фанатически враждебен всякой религии и более всего христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на смену христианству, он претендует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни. Коммунизм целостен, он охватывает всю жизнь, он не относится к какой-либо социальной области. Поэтому его столкновение с другими религиозными верованиями неизбежно. Нетерпимость, фанатизм всегда имеют религиозный источник…» (см. Н.А. Бердяев «Истоки и смысл руского коммунизма», Париж, 1955).
Про коммунизм как новую мировую религию мы еще поговорим, а пока продолжим изучать анти-крестовый поход Коминтерна, который начался в ХХ веке и продолжается до сих пор в XXI-м, но уже не так явно уже без «красных штыков», на которых в прошлом веке большевики успели принести мировую революцию во множество стран, завоевав полмира. Итак, после октябрьской контрреволюции руские имперцы (белые) воевали с советскими имперцами (красными), а значит шла не гражданская, как нам преподносят большевики, а межимпериалистическая война. Белые стремились реставрировать старую едино-неделимую Россию (с царем или без него - вопрос другой), и считали своей первостепенной задачей после свержения красных восстановить ту прежнюю великую державу от Прибалтики до Приморья и от Белого моря до Черного, которую они потеряли во время хаоса революции 1917 года. Все военные попытки руских имперцев, равно как и аналогичные последующие реваншистские попытки всех западноевропейских имперцев (итальянских фашистов, германских нацистов, испанских франкистов и др. ультраправых антикоммунистов) оказались тщетными, они так и не смогли вернуть былое величие своих стран и наций. И хотя красные не собирались ограничиваться рамками России, устремляя свои взоры далеко за ее пределы, однако ничто не помешало им использовать все, что осталось от прежнего царства. Это не только царские генералы и различные спецы, которые вдруг стали им нужны, так как без них все рушилось, и которым они предложили на выбор либо и дальше «служить родине и народу», либо сдохнуть с голоду или в чекистском подвале; это не только найденная на складах, но неиспользованная новая военная форма, в которую царь намеревался переодеть всю свою армию, и в которую в итоге одели красноармейцев и чекистов (вспомним знаменитые «буденовки» и «кожанки»), но еще и патриотические лозунги, вообще не совместимые с большевицкой пропагандой, которая внушала пролетариям, что у них нет отечества. Однако, весной 1920 года, когда против большевиков начался совместный польско-украинский освободительный поход во главе с Пилсудским и Петлюрой, вначале мая дошедших до Киева, Ленин со своей кремлевской бандой стали вдруг такими ура-патриотами, что им могли бы позавидовать любые великодержавные шовинисты, орущие на каждом углу про величие России и победе над Германией. Вот что писали историки о временах антисоветского польско-украинского похода, к которому вскоре примкнула Белая НДА (Народно-Добровольческая армия), возглавляемая главой Беларуской Народной республики атаманом Станиславом Булак-Булаховичем и Борисом Савинковым: «Патриотизм, объявленный Лениным еще во время мировой войны понятием буржуазным, после революции высмеиваемый и преследуемый, весной 1920 г. берется на вооружение коммунистической партией. 29 апреля ЦК РКП (б) обращается с призывом защищать Советскую республику не только к «рабочим и крестьянам», но и к «уважаемым гражданам России». Воскрешается понятие - Россия, которое революция объявила уничтоженным. ЦК напоминает в Обращении о вековой польско-руской вражде, о других вторжениях - 1612, 1812, 1914 годов. ЦК выражает уверенность, что «уважаемые граждане» не позволят польским панам навязать свою волю рускому народу. Украинские коммунисты, которые в течение трех лет вели безпощадную борьбу с украинским национализмом, звали теперь весь украинский народ на защиту «родины». Призыв к патриотическим чувствам руского народа дал немедленный результат. Генерал Брусилов обратился через «Правду» к генералам и офицерам бывшей царской армии с призывом забыть все обиды и выполнить свой долг: защитить любимую Россию, даже ценой жизни, от чужеземного ига». Просоветское ура-патриотическое помешательство охватило, по свидетельству Зинаиды Николаевны Гиппиус, и «руское эмигрантство». Она пишет, хлестко и точно: «Ведь, ей-Богу, - и это стоит отметить, - все оно вплоть до невинно-безалаберного Бурцева, левое и правое, принялось кричать вместе с большевиками о патриотическом подъеме в Совдепии, в Красной Армии, против «гнусной Польши», отнимающей у «России» Украину, объявляющей ее «самостийность». Орало без различия партий. В глупостях, безумно-фатальных (как «невмешательство в дела» (...) большевиков, хранящих, мол, «единую-неделимую» и проч.) руское эмигрантство всегда единодушно…» (см. М. Геллер и А. Некрич «История России 1917-1995» Т. 1. «Утопия у власти. Книга первая. Социализм в одной стране». М. 1996).
Именно тогда столь пламенные интернационалисты Ленин и Троцкий впервые развернули пропагандистскую кампанию, эксплуатируя по полной программе все патриотические чувства, а вовсе не Сталин, который лишь повторил этот прием, тоже воспользовавшись руским патриотизмом для спасения собственной шкуры. Причем в первые же дни войны, когда в своем обращении к народу назвал советско-германскую войну «великой отечественной», а советских рабов «братьями и сестрами», а чуть позже и вовсе вернул царскую и церковную атрибутику с золотыми пагонами и куполами, так как ради победы был готов на все, даже монархию вернуть. Так что в путинском рашизме нет ничего оригинального, поскольку это логическое продолжение ленинско-сталинского национал-большевизма. Все новое - хорошо забытое старое! И патриотическо-шовинистический культ победы с почитанием идолов «матери-родины» и «вечного огня», и военная экспансия в Украину под видом «собирания руских земель», и все прочие атрибуты, которые сейчас используются кремлевско-лубянским агитпропом - все это старые, но действенные методы зомбирования рабов, которые легко вписываются в коммунистическую религию земного рая, которые широко использовались первыми большевиками, предшественниками Путина для сохранения собственной власти во время советско-польской и советско-германской войны. Почему же их преемник внук повара, попавший в Кремль (как известно дед Путина был поваром у Ленина в Горках и у Сталина на ближней даче, т.е. его в прямом смысле слова можно отнести к «кухаркиным детям», которые по утверждению Ленина могут управлять государством), не может делать того же самого?! Все как обычно у коммунистов, с той лишь разницей, что путинский режим выбрал более хитроумно-изощренный путь, поспешив формально откреститься от ленинско-сталинского кровавого наследия. И хотя в последней «редакции конституции» Путин признал РФ преемницей и наследницей СССР, еще при Ельцине постсоветский режим почти полностью отказался от советской атрибутики (кроме серпасто-молоткастого красного знамени победы, без которого необольшевик Путин не может жить), используя в основном символы и наименования царской России. Чешский антикоммунист Вацлав Гавел дал довольно точную оценку: «Эра президента Путина принесла новый тип диктатуры, опасной уже одной своей незаметной формой. Удивительно, как в нем сочетаются худшие черты коммунизма и капитализма. Проще говоря, к власти пришла шайка кагэбешников и мафиози. К тому же это люди, наученные недавним прошлым, поэтому многое они уже не делают так открыто, как было принято при Брежневе…» Через любые принципы смогли переступить тайные и явные главари Коминтерна ради сохранения своего первого в мире коммунистического полигона, американско-иудейские банкиры готовы были потратить горы золота на укрепление его мощи и боеспособности, ограбив до нитки американских безработных, а российско-иудейские большевики готовы были использовать не только царских чиновников и генералов или прежнюю риторику великодержавного шовинизма, но даже вернуться к буржуазному строю и частной собственности, как было сначала в 1921 г., когда Ленин ввел НЭП, а потом в конце 1980-х - вначале 1990-х годов, когда Горбачев объявил перестройку, а Ельцин - экономические реформы, наконец вначале 2000-х годов, когда Путин установил криминально-олигархическую диктатуру (клептократию), которая ничем кроме масштаба в сущности не отличается от оккультно-транснациональной диктатуры мирового капитала (криптократии). И это можно считать вполне нормальным естественным для тайных и явных деятелей Коминтерна, которые как раньше, так и теперь не брезгают ничем для достижения своей конечной цели - всемирной империи красного дракона, для чего они и создали Советский Союз, на гербе которого изобразили весь Земной шар. То есть конечная цель Коминтерна никогда не была какой-то тайной за семью печатями, и ради ее достижения слуги сатаны развязывали воины и предпринимали много других попыток захватить мир. На первых порах они не смогли подмять под себя не только Европу, но и Азию, хотя определенных успехов достичь им все-таки удалось. Хотя и не смогли полностью разрушить, но пошатнули устои, совершив революции в Германии и Австрии (1918), Египте (1918-19), Турции (1919-23), Монголии (1921-24), совершив перевороты в Баварии и Венгрии (1918), развязав войны в Испании (1936-39), Китае (1927-37), Португалии (1926), Австрии (1934), и даже в Чили (1932) и Боливии (1936-39). СССР вначале Второй Мировой войны смог вернуть и присоединить прежние территории царской России, частично захватив Финляндию, Польшу, Румынию, и полностью Эстонию, Латвию и Литву, и особенно после войны, когда Сталину удалось захватить половину Европы, четверть Азии и даже проникнуть в страны Африки и Латинской Америки.