К 135-летию со дня рождения Бориса Михайловича Кустодиева
Оригинал взят у nashenasledie в К 135-летию со дня рождения Бориса Михайловича Кустодиева
ученик и друг Кустодиева выдающийся рисовальщик Георгий Семенович Верейский (1886 - 1962).
Портрет Юлии Евстафьевны Кустодиевой. 1925
С Юлией Прошинской, своей будущей женой, Борис Кустодиев познакомился осенью 1900 года, когда вместе с сокурсником по Академии художеств отправился на этюды в Костромскую губернию. В ненастный день приятели вышли к незнакомой усадьбе…
Аллея прохладных лип и старинный деревянный дом в Высокове… Все здесь казалось каким-то особенным, имеющим свой тайный смысл. В такой романтической обстановке и состоялась их судьбоносная встреча.
По вечерам в уютной библиотеке слушали музыку и с удовольствием говорили о живописи. Юлия училась в школе Общества поощрения художеств, много читала. Днем совершали прогулки верхом, поездки на ярмарку, выбирались в лес за грибами.
Все в этой девушке казалось молодому восторженному художнику необычным и значительным. Рожденная в польской семье, она рано осталась без отца, и, подобно пушкинской Татьяне, «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Мать, оставшаяся без средств, уделяла детям мало внимания, и Юлию взяли на воспитание сестры Грек из богатой семьи обрусевших англичан. Повзрослев, она служила в Петербурге машинисткой, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.
Как и Кустодиев, девушка поклонялась театру. Уже через несколько дней художник задумал нарисовать ее портрет. Юлия отшучивалась: «Позировать довольно утомительно, но я терпелива…» Наконец рисунок был готов и подарен позируемой. И Юлии показалось: это не просто портрет, а робкое признание и надежда…
После дачного сезона их ждали нечастые встречи в Петербурге. Кустодиев приносил Юлии книги, они бродили по музеям, гуляли в Летнем саду. Юлия учила художника французскому. Но по большей части они общались с помощью писем. Их переписка затянулась почти на три года. Любовь пришла к художнику, когда он только-только делал первые уверенные шаги в искусстве, и дала ощущение яркости и полноты бытия.
Наконец, 8 января 1903 года, состоялось их венчание. На свадебной фотографии они выглядят удивительно гармоничной парой.
В октябре того же года родился сын Кирилл. «Что наш пичужка поделывает?..» - часто спрашивал теперь в письмах Кустодиев. Вместе с женой и двухмесячным сыном художник отправился в путешествие по Франции, Испании, Италии. Именно в это недолгое, беззаботно-счастливое время в Париже написана новая картина мастера - «Утро»: молодая мать, купающая своего сына… Свет, соприкасаясь с предметами, окрашивает их в самые нежные краски, превращает картину в песнь о счастье материнства.
Летом 1904 года Кустодиевы возвратились на родину и поселились в Костромской губернии, в усадьбе их знакомого, профессора геологии Б. К. Поленова. Потом купили немного земли под Кинешмой и начали строить собственный дом. Кустодиев сам занимался многими хозяйственными делами, плотничал, вырезал наличники для окон. В 1905-м у молодых супругов родилась дочь Ириша.
«Целую тебя… и твою дочку, - пишет отец, вновь ожидавший очередного сына. - Кирюшу моего поцелуй покрепче».
Кустодиевы так светились счастьем, что друзья не удержались от шутки: кто-то из них подарил супругам пародию на картину «Утро»: в ванночке еле помещаются уже двенадцать малышей, а мать в ужасе всплескивает руками…
На этюде к картине «Прогулка верхом» художник и его жена едут по осеннему перелеску. Кустодиев о чем-то энергично, с увлечением рассказывает, Юлия Евстафьевна внимает с искренним интересом. Между ними - полное единение и понимание. Но уже минуло двенадцать лет со дня свадьбы, а это - канун резкого обострения болезни художника. Давнишнее опасение Юлии - «Ведь такое счастье, что ты любишь меня, у нас есть на что жить, мы здоровы… я даже боюсь за него…» - к сожалению, сбылось.
Началась страшная мучительная болезнь, повлекшая за собой острое «чувство инвалидности»:
«…И еще больше это сознание усиливается, когда я думаю о связанных со мною жизнях - твоей и детей…»
Ему казалось, писал художник, что он «лишний» ей… Ему резко ответили:
«Ты слепой, если когда-нибудь сомневаешься в моей крепкой и прочной привязанности к тебе…»
Врачи долго не могли поставить диагноз, и долгое время лечение шло вслепую. Наконец в 1913 году Кустодиева прооперировал известный немецкий хирург, предупредив, что через год надо сделать операцию на спинном мозге. Но началась война, отнявшая хрупкую надежду на выздоровление.
Однажды Борису Михайловичу заказали создать написать иконы для одной из церквей под Астраханью. Художник написал богоматерь с жены, а ее младенца - со своего долгожданного сына Игоря. Видевшие икону вспоминали, что всегда грустные глаза Юлии Евстафьевны на этот раз были особенно печальны, и такими же пронзительными, огромными синими очами смотрел с иконы мальчик. В одиннадцать месяцев малыш заболел менингитом и умер в страшных мучениях. «С его смертью в черных волосах мамы появилась первая седая прядь», - вспоминала Ирина много лет спустя.
Как пишет биограф художника А. Турков, в марте 1916 года, когда Кустодиев с располосованной спиной лежал в операционной, его жену пригласили на врачебный консилиум:
«Придется пересекать нерв на позвонке. Что оставить живым - руки или ноги?»
«Руки! - чуть ли не в полный голос закричала Юлия Евстафьевна. - Он же умрет без рук! Художнику без рук нельзя…»
После операции (первой, но далеко не последней!) - семь месяцев неподвижности и распятия на больничной койке. Так в тридцать восемь лет он стал инвалидом.
Она читала ему корреспонденцию, составляла под диктовку письма, не давала ввергнуться в пучину беспросветной ипохондрии… И просто была незаменимой, терпеливой сиделкой.
Дома, поглубже запрятав свою незатухающую душевную боль, она всеми силами старалась отвлечь его от болезни. Пододвигала художнику палитру, чуть ли не насильно вкладывала в руку карандаш. Настойчиво просила: «Рисуй!»
С помощью кресла-каталки она вытащила мужа из постели. В первое время постоянно сопровождала его, потом он потихоньку научился в пределах дома «управлять» и сам. Но в любое мгновение твердо знал: она, его милая Юлинька, всегда где-то недалеко, рядом. По совету жены к его креслу приделали небольшой столик. «На нем, - вспоминал писатель Евгений Замятин, - всегда лежала какая-нибудь работа. И, помню, он часто говорил, что работа для него - самое лучшее лекарство».
Юлия Евстафьевна создала для него идеальный дом - единственный, где художник мог жить и работать. Она, по отзывам современников, была «хлебосольная хозяйка и хорошая кулинарка». Даже в голодные петроградские годы в доме всегда было чем попотчевать многочисленных гостей - пусть даже и незатейливыми коврижками, испеченными из сухарей и клюквы. Близкие друзья называли ее «неутомимой Юлией».
Последние месяцы, что оставались художнику на земле, были уже не жизнью, а мучительным умиранием. Его не стало солнечным майским днем 1927 года.
Шли годы, а Юлия Евстафьевна все так же жила им - «милым Бориком». Все так же беспокоилась о его картинах, собирала статьи и рецензии, приводила в порядок архив…
Она умерла в 1942-м, в суровые дни Ленинградской блокады. Но ее трогательный светлый образ остался жить в портретах и картинах замечательного русского художника - Бориса Михайловича Кустодиева.
отсюда
ученик и друг Кустодиева выдающийся рисовальщик Георгий Семенович Верейский (1886 - 1962).
Портрет Юлии Евстафьевны Кустодиевой. 1925
С Юлией Прошинской, своей будущей женой, Борис Кустодиев познакомился осенью 1900 года, когда вместе с сокурсником по Академии художеств отправился на этюды в Костромскую губернию. В ненастный день приятели вышли к незнакомой усадьбе…
Аллея прохладных лип и старинный деревянный дом в Высокове… Все здесь казалось каким-то особенным, имеющим свой тайный смысл. В такой романтической обстановке и состоялась их судьбоносная встреча.
По вечерам в уютной библиотеке слушали музыку и с удовольствием говорили о живописи. Юлия училась в школе Общества поощрения художеств, много читала. Днем совершали прогулки верхом, поездки на ярмарку, выбирались в лес за грибами.
Все в этой девушке казалось молодому восторженному художнику необычным и значительным. Рожденная в польской семье, она рано осталась без отца, и, подобно пушкинской Татьяне, «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Мать, оставшаяся без средств, уделяла детям мало внимания, и Юлию взяли на воспитание сестры Грек из богатой семьи обрусевших англичан. Повзрослев, она служила в Петербурге машинисткой, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.
Как и Кустодиев, девушка поклонялась театру. Уже через несколько дней художник задумал нарисовать ее портрет. Юлия отшучивалась: «Позировать довольно утомительно, но я терпелива…» Наконец рисунок был готов и подарен позируемой. И Юлии показалось: это не просто портрет, а робкое признание и надежда…
После дачного сезона их ждали нечастые встречи в Петербурге. Кустодиев приносил Юлии книги, они бродили по музеям, гуляли в Летнем саду. Юлия учила художника французскому. Но по большей части они общались с помощью писем. Их переписка затянулась почти на три года. Любовь пришла к художнику, когда он только-только делал первые уверенные шаги в искусстве, и дала ощущение яркости и полноты бытия.
Наконец, 8 января 1903 года, состоялось их венчание. На свадебной фотографии они выглядят удивительно гармоничной парой.
В октябре того же года родился сын Кирилл. «Что наш пичужка поделывает?..» - часто спрашивал теперь в письмах Кустодиев. Вместе с женой и двухмесячным сыном художник отправился в путешествие по Франции, Испании, Италии. Именно в это недолгое, беззаботно-счастливое время в Париже написана новая картина мастера - «Утро»: молодая мать, купающая своего сына… Свет, соприкасаясь с предметами, окрашивает их в самые нежные краски, превращает картину в песнь о счастье материнства.
Летом 1904 года Кустодиевы возвратились на родину и поселились в Костромской губернии, в усадьбе их знакомого, профессора геологии Б. К. Поленова. Потом купили немного земли под Кинешмой и начали строить собственный дом. Кустодиев сам занимался многими хозяйственными делами, плотничал, вырезал наличники для окон. В 1905-м у молодых супругов родилась дочь Ириша.
«Целую тебя… и твою дочку, - пишет отец, вновь ожидавший очередного сына. - Кирюшу моего поцелуй покрепче».
Кустодиевы так светились счастьем, что друзья не удержались от шутки: кто-то из них подарил супругам пародию на картину «Утро»: в ванночке еле помещаются уже двенадцать малышей, а мать в ужасе всплескивает руками…
На этюде к картине «Прогулка верхом» художник и его жена едут по осеннему перелеску. Кустодиев о чем-то энергично, с увлечением рассказывает, Юлия Евстафьевна внимает с искренним интересом. Между ними - полное единение и понимание. Но уже минуло двенадцать лет со дня свадьбы, а это - канун резкого обострения болезни художника. Давнишнее опасение Юлии - «Ведь такое счастье, что ты любишь меня, у нас есть на что жить, мы здоровы… я даже боюсь за него…» - к сожалению, сбылось.
Началась страшная мучительная болезнь, повлекшая за собой острое «чувство инвалидности»:
«…И еще больше это сознание усиливается, когда я думаю о связанных со мною жизнях - твоей и детей…»
Ему казалось, писал художник, что он «лишний» ей… Ему резко ответили:
«Ты слепой, если когда-нибудь сомневаешься в моей крепкой и прочной привязанности к тебе…»
Врачи долго не могли поставить диагноз, и долгое время лечение шло вслепую. Наконец в 1913 году Кустодиева прооперировал известный немецкий хирург, предупредив, что через год надо сделать операцию на спинном мозге. Но началась война, отнявшая хрупкую надежду на выздоровление.
Однажды Борису Михайловичу заказали создать написать иконы для одной из церквей под Астраханью. Художник написал богоматерь с жены, а ее младенца - со своего долгожданного сына Игоря. Видевшие икону вспоминали, что всегда грустные глаза Юлии Евстафьевны на этот раз были особенно печальны, и такими же пронзительными, огромными синими очами смотрел с иконы мальчик. В одиннадцать месяцев малыш заболел менингитом и умер в страшных мучениях. «С его смертью в черных волосах мамы появилась первая седая прядь», - вспоминала Ирина много лет спустя.
Как пишет биограф художника А. Турков, в марте 1916 года, когда Кустодиев с располосованной спиной лежал в операционной, его жену пригласили на врачебный консилиум:
«Придется пересекать нерв на позвонке. Что оставить живым - руки или ноги?»
«Руки! - чуть ли не в полный голос закричала Юлия Евстафьевна. - Он же умрет без рук! Художнику без рук нельзя…»
После операции (первой, но далеко не последней!) - семь месяцев неподвижности и распятия на больничной койке. Так в тридцать восемь лет он стал инвалидом.
Она читала ему корреспонденцию, составляла под диктовку письма, не давала ввергнуться в пучину беспросветной ипохондрии… И просто была незаменимой, терпеливой сиделкой.
Дома, поглубже запрятав свою незатухающую душевную боль, она всеми силами старалась отвлечь его от болезни. Пододвигала художнику палитру, чуть ли не насильно вкладывала в руку карандаш. Настойчиво просила: «Рисуй!»
С помощью кресла-каталки она вытащила мужа из постели. В первое время постоянно сопровождала его, потом он потихоньку научился в пределах дома «управлять» и сам. Но в любое мгновение твердо знал: она, его милая Юлинька, всегда где-то недалеко, рядом. По совету жены к его креслу приделали небольшой столик. «На нем, - вспоминал писатель Евгений Замятин, - всегда лежала какая-нибудь работа. И, помню, он часто говорил, что работа для него - самое лучшее лекарство».
Юлия Евстафьевна создала для него идеальный дом - единственный, где художник мог жить и работать. Она, по отзывам современников, была «хлебосольная хозяйка и хорошая кулинарка». Даже в голодные петроградские годы в доме всегда было чем попотчевать многочисленных гостей - пусть даже и незатейливыми коврижками, испеченными из сухарей и клюквы. Близкие друзья называли ее «неутомимой Юлией».
Последние месяцы, что оставались художнику на земле, были уже не жизнью, а мучительным умиранием. Его не стало солнечным майским днем 1927 года.
Шли годы, а Юлия Евстафьевна все так же жила им - «милым Бориком». Все так же беспокоилась о его картинах, собирала статьи и рецензии, приводила в порядок архив…
Она умерла в 1942-м, в суровые дни Ленинградской блокады. Но ее трогательный светлый образ остался жить в портретах и картинах замечательного русского художника - Бориса Михайловича Кустодиева.
отсюда