Командарм призрачной армии
Оригинал взят у masterok в Командарм призрачной армии
В истории Гражданской войны нет, пожалуй, более туманной и старательно обходимой исследователями темы, чем фронтовой путь и боевые успехи 2-й Конной армии.
В советское время первое упоминание - всего лишь упоминание! - о ней в научной исторической литературе появилось в 1930 году. Второе - спустя четверть века, в 1955-м. Потом было еще пятнадцать лет глухого молчания. И только в 1970-м - едва заметная робкая попытка что-то рассказать об участии этой армии в разгроме Врангеля и освобождении Крыма. На которую тут же последовал рык властей предержащих: «Не сметь!»
Так что сегодня сам факт существования этого огромного кавалерийского соединения, сыгравшего видную роль на заключительном этапе братоубийственной мясорубки, для многих наших соотечественников может стать полнейшим откровением.
Равно как и биография командарма Филиппа Кузьмича Миронова - одного из первых высокопоставленных советских военачальников, решившихся на вооруженную борьбу с взрастившей его властью.
Герой и правдоискатель
Его судьба с самого начала изобиловала крутыми виражами и непредсказуемыми поворотами. Родился будущий красный командарм в 1872 году на хуторе Буерак-Сенюткин станицы Усть-Медведицкой (ныне это Серафимовичский район Волгоградской области). Там же окончил церковно-приходскую школу и два класса местной гимназии.
В двадцатилетнем возрасте началась воинская служба Филиппа Миронова. Два года юноша исправно составлял и переписывал приказы и отчеты в канцелярии одного из окружных управлений Войска Донского, а затем поступил в Новочеркасское юнкерское училище.
В 1898-м новоиспеченный, но уже отнюдь не молодой хорунжий принял под свое начало полусотню разведчиков в 7-м Донском казачьем полку. Служил на совесть, неоднократно поощрялся командованием за образцовую выучку подчиненных, славившихся на всю дивизию своим удальством и лихостью. Но через три года, едва получив звание сотника, подал в отставку - мужские руки и сноровка нужнее были в большом домашнем хозяйстве. Впрочем, простым казаком Миронов оставался недолго: вскоре земляки избрали его станичным атаманом.
Когда началась русско-японская война, Филипп Кузьмич трижды подавал ходатайство с просьбой восстановить его на службе, но в Маньчжурию попал только в июне 1904-го и провел на фронте лишь 10 месяцев. Но воевал так смело и отчаянно, что за столь короткий срок был удостоен четырех орденов: Святого Владимира 4-й степени, Святой Анны 3-й и 4-й степени и Святого Станислава 3-й степени. Так что в родную станицу Миронов, к тому же за боевые отличия досрочно произведенный в подъесаулы, вернулся в лучах вполне заслуженной славы.
Но тут неожиданно начались его трения с властью. Возвратившись в Усть-Медведицкую, Филипп Кузьмич стал инициатором окружного схода, на котором станичники приняли - ни больше ни меньше! - наказ Государственной думе. В нем донцы просили принять закон об освобождении казаков второй и третьей очереди призыва (то есть уже пожилых, умудренных жизненным и боевым опытом) от несения полицейской службы во время рабочих и крестьянских беспорядков. Им-де и без того хлопот хватает, а усмирением недовольных пусть полиция и безусые юнцы занимаются.
С этим наказом станичный атаман во главе делегации отправился в Санкт-Петербург. Легко представить смятение тогдашних парламентариев: в стране вовсю бурлят события Первой русской революции, а казаки - извечная опора престола - заявляются в столицу с такой просьбой!
В общем, после возвращения в родные края подъесаул Миронов, несмотря на все свои воинские заслуги, оказался в опале у руководителей Войска Донского: его больше не избирали станичным атаманом, и до самого начала Первой мировой Филипп Кузьмич тихо-мирно занимался сельским хозяйством на своем земельном участке под негласным надзором полиции.
Но вот загремели громы военные - и бравый казачий офицер вновь в седле. И опять воюет сверх всяких похвал. К осени 1917 года он стал войсковым старшиной (подполковником), достиг должности заместителя командира полка, его мундир украсили ордена Святого Владимира 3-й степени, Святого Станислава 2-й и 1-й степени, Святой Анны 2-й и 1-й степени. То есть простолюдин-казак стал полным кавалером двух орденов Российской империи, что уже было явлением уникальным.
А еще в июне 1917-го Филипп Кузьмич был удостоен Георгиевского оружия. Награда, что и говорить, весьма почетная, но сам по себе случай заурядный для военных лет. Однако пройдет всего три года, и командарм Миронов получит от правительства Советской республики шашку с впаянным в эфес орденом Красного Знамени. После чего станет единственным в мире обладателем трех видов наградного оружия - Анненского, Георгиевского и Почетного революционного…
Гражданин-казак
В январе 1918 года войсковой старшина, избранный командиром 32-го казачьего полка, самовольно увел подчиненных с Румынского фронта на Дон, уже охваченный Гражданской войной. Миронова, безоговорочно вставшего на сторону новой власти, казаки избрали в состав усть-медведицкого окружного ревкома, затем военным комиссаром округа. Весной 1918-го для борьбы с белыми Филипп Кузьмич организовал несколько казачьих партизанских отрядов, которые затем были объединены в бригаду, в дальнейшем развернувшуюся в 23-ю дивизию Красной Армии. Начдивом, естественно, был назначен Миронов.
Пылкий и прямодушный, он не сразу разобрался, защитником какой именно идеи стал. Потому и воевал за нее так же самозабвенно, как еще совсем недавно защищал царя и Отечество. Слава народного героя катилась за ним по пятам. Казаки из полков атамана Краснова сотнями переходили к Миронову.
«Смел, ловок, хитер. В бою своих бережет. Пленных после боя отпускает по домам с наказом к братьям-станичникам прекратить братоубийственную бойню. В освобожденных станицах собирает огромные митинги. Говорит горячо, заразительно, к тому же простым и понятным казакам языком, поскольку сам местный. Под воззваниями подписывается просто «гражданин-казак Филипп Миронов». Подчиненные считают его заговоренным от пули и готовы идти за ним в огонь и воду» - так рассказывал Ленину о начдиве Миронове председатель ВЦИК Михаил Калинин. На что вождь мирового пролетариата с непередаваемо-хитрым прищуром ответил: «Такие люди нам нужны!».
В середине лета Миронова вводят в состав казачьего отдела ВЦИК, расположенного в Ростове-на-Дону, и одновременно ставят во главе одной из войсковых группировок. В сентябре 1918 - феврале 1919 года Филипп Кузьмич успешно действовал на юге, лихо громил белую конницу под Тамбовом и Воронежем, за что был удостоен высшей на то время награды молодой Советской республики - ордена Красного Знамени. Первый такой орден получил Василий Константинович Блюхер, второй - Иона Эммануилович Якир. Орден под № 3 был у Филиппа Кузьмича Миронова!
Вскоре последовал перевод революционного героя на Западный фронт, где Миронову доверили командование сначала Литовско-Белорусской, а затем 16-й армией. После чего так же внезапно в середине лета 1919 года отозвали в Москву.
Мятеж
В то время на Западном фронте царило относительное затишье. А вот на Южном положение для красных становилось все более угрожающим - Деникин внезапно начал и успешно развивал наступление на столицу.
В Москве с Филиппом Кузьмичом встретился лично Владимир Ильич Ленин и довел до него новую архиважнейшую задачу: для выправления ситуации советским правительством принято решение о спешном формировании в Саранске Особого конного корпуса из пленных казаков и направлении этого соединения на Дон. Возглавить казаков, которым предоставлялся шанс искупить мнимые и реальные грехи перед советской властью, предлагалось Миронову, в связи с чем Филипп Кузьмич наделялся самыми широкими полномочиями.
Миронов, всегда искренне болевший за казацкое дело, согласился и немедленно выехал в Поволжье. Однако сразу по прибытии в Саранск понял, что его нагло обманули. Присланные в корпус комиссары в большинстве своем были замараны зверствами на Дону и Северном Кавказе в 1918 году. Приказы комкора они открыто саботировали, к казакам, особенно бывшим офицерам, относились высокомерно, с нескрываемой ненавистью и недоверием, донимали мелочными придирками. В дополнение к этому из родных мест донцам приходили шокирующие известия о расправах, творимых красными над казаками в захваченных станицах. И Филипп Кузьмич не выдержал.
22 августа 1919 года в Саранске стихийно начался митинг бойцов формируемого корпуса, на который прибыл Миронов. Вместо того чтобы осадить подчиненных, комкор поддержал бунтарей. «Что остается делать казаку, объявленному вне закона и подлежащему беспощадному истреблению?! - потрясая кулаком, гневно вопрошал Миронов. И сам же отвечал: - Только умирать с ожесточением!!! ...Чтобы спасти революционные завоевания, - дальше заявил он, - нам остается единственный путь: свалить коммунистов и отомстить за поруганную справедливость». Эти мироновские слова были тщательно зафиксированы политработниками и сотрудниками саранской ЧК, присутствовавшими на митинге, и телеграфом переданы в Москву.
А Миронова было уже не остановить: 24 августа он поднял еще не сформированный корпус и двинул его на юг, намереваясь, как было сказано в приказе, «пройти на Пензу, подойти к Южному фронту и, разбив Деникина, восстановить казачью власть на территории Войска Донского, освободив население от коммунистов».
4 сентября 2000 мятежных всадников заняли Балашов. Но здесь были окружены вчетверо превосходившими их войсками Буденного. Понимая, что сопротивление бесполезно, Миронов приказал сложить оружие: Филипп Кузьмич и здесь остался верен себе, не пожелав лишний раз проливать казачью кровь. Вообще, может показаться удивительным, но тем не менее это исторический факт: ни в Саранске, ни по пути следования мироновцами не был убит ни один красный командир, красноармеец, комиссар или чекист!
А вот Семен Михайлович Буденный не был таким благородным и сентиментальным. По его приказу комкор и еще 500 человек были преданы суду военного трибунала, который приговорил Миронова и каждого десятого из арестованных к расстрелу. Приговор собирались привести в исполнение на рассвете 8 октября.
Но накануне вечером в город пришла телеграмма следующего содержания:
«По прямому проводу. Шифром. Балашов. Смилге. Медленность нашего наступления на Дон требует усиленного политического воздействия на казачество в целях его раскола. Для этой миссии, может быть, воспользоваться Мироновым, вызвав его в Москву после приговора к расстрелу и помиловать через ВЦИК при его обязательстве направиться в белый тыл и поднять там восстание. Я ставлю в Политбюро ЦК на обсуждение вопрос об изменении политики к донскому казачеству. Мы даем Дону, Кубани полную автономию, после того как наши войска очищают Дон. За это казаки целиком порывают с Деникиным. Должны быть предоставлены соответственные гарантии. Посредниками могли бы выступать Миронов и его товарищи. Пришлите ваши письменные соображения одновременно с отправкой сюда Миронова и других. В целях осторожности Миронова отправить под мягким, но бдительным контролем в Москву. Вопрос о его судьбе будет решаться здесь. 7 октября 1919 года, № 408. Предреввоенсовета Троцкий».
Таким образом, Филипп Кузьмич в очередной раз становился разменной картой в большой политической игре. Но сам он об этом, естественно, ничего не знал, принимая все происходящее с ним за чистую монету.
В Москве Миронова привели на заседание политбюро ЦК РКП (б), где ему первыми лицами партии и государства было прилюдно выражено «политическое доверие». Более того, Филиппа Кузьмича прямо там приняли кандидатом в члены Компартии и назначили на одну из ключевых должностей в ЦИК Дона, еще через несколько дней в газете «Правда» было опубликовано его обращение к казачеству.
Но, воспрянувший было духом, Миронов радовался недолго. Наступление Деникина на Москву захлебнулось, белые спешно отходили к Новороссийску, эвакуировались в Крым, и надобность в авторитете Филиппа Кузьмича опять отпала. Он, боевой и прославленный, но неуправляемый и своевольный командир-конник, стал заведовать в донском большевистском правительстве земельным отделом и противочумным кабинетом. Должно было случиться что-то экстраординарное, чтобы у коммунистов вновь появилась жгучая потребность в Миронове.
И такое событие произошло: летом 1920 года войска барона Врангеля вырвались из Крыма на оперативный простор и начали наступление в Северной Таврии. В это же время поляки, разбив под Варшавой Тухачевского и Буденного, двинулись на восток.
Исход Гражданской войны вновь становился неопределенным и непредсказуемым.
2-я конармия
Пока конница Буденного зализывала раны после неудачного польского похода, на базе конного корпуса, формирование которого начинал, но не закончил Филипп Кузьмич, 16 июля 1920 года была развернута 2-я Конная армия. В нее вошли 4 кавалерийские и 2 стрелковые дивизии (в общей сложности чуть более 4800 сабель, 1500 штыков, 55 орудий и 16 бронеавтомобилей). Командовать этой армадой, переданной в состав Южного фронта, был поставлен Миронов.
Уже 26 июля его полки вступили в бой с войсками Врангеля и во взаимодействии с 13-й армией отбросили их от Александровска. В августе конники Миронова прорвались через линию фронта и пошли гулять по врангелевским тылам, совершив дерзкий 220-километровый рейд.
В сентябре 2-я Конная, выведенная в резерв, отдыхала, пополнялась людьми и боеприпасами. 8 октября Врангель форсировал Днепр и начал наступательную операцию, стремясь разгромить группировку красных у Никополя. Поначалу барону сопутствовал успех: город был взят, и белые нацелились на Апостолово, чтобы затем мощными ударами сковырнуть каховский плацдарм, сидевший у них костью в горле. Вот тут-то они и схлестнулись с конницей Миронова.
12-14 октября в жестоких боях, вошедших в историю Гражданской войны как Никопольско-Александровское сражение, полки 2-й Конной армии разбили кавалерийские корпуса белых генералов Бабиева и Барбовича, сорвав намерения белых соединиться с поляками на правобережье Днепра. За эту победу командарм Миронов и был награжден шашкой с позолоченным эфесом, в который был впаян орден Красного Знамени. У Филиппа Кузьмича это был уже второй революционный орден, одновременно он стал восьмым красным командиром, удостоенным Почетного революционного оружия.
Вслед за поражением от Миронова врангелевцы потерпели жестокую неудачу у Каховки и стали поспешно отступать к Крыму, стремясь как можно быстрее уйти за Перекопский перешеек. Перерезать пути отхода белым Реввоенсовет поручил 1-й Конной армии. Но Буденный с этой задачей не справился, и барон со 150-тысячной армией вновь затворился на полуострове. Нарком по военным и морским делам Лев Троцкий рвал и метал: на имя командующего Южным фронтом Михаила Фрунзе, командующих армиями и войсковыми группами одна за другой неслись гневные телеграммы с требованием «взять Крым во что бы то ни стало до наступления зимы, не считаясь с любыми жертвами».
Наступление войск Южного фронта началось в ночь на 8 ноября. Позиции белых на Перекопском перешейке штурмовала 6-я армия красных. Для развития успеха в этом районе сосредоточивалась 2-я Конная армия и части 1-й Повстанческой армии батьки Махно. На Чонгарском направлении, через Сивашский залив, должна была действовать 4-я армия, главной задачей которой было пробить дорогу конникам Буденного.
Литовский полуостров был очищен от белых к 8 часам 8 ноября. Турецкий вал на Перекопе красные непрерывно штурмовали тринадцать часов и взошли на него лишь утром 9 ноября. Однако врангелевцы бешеной контратакой вытеснили красные части с перешейка. Фрунзе приказал бросить 16-ю кавдивизию 2-й Конной армии и махновцев на помощь истекающим кровью стрелковым полкам. Армия Буденного оставалась на месте.
10 ноября в 3 часа 40 минут 16-я кавалерийская дивизия совершила бросок на южный берег Сиваша и быстрым маршем устремилась в межозерное дефиле Соленое-Красное, чтобы спасти от полного уничтожения уже сражавшиеся в окружении остатки 15-й и 52-й стрелковых дивизий 6-й армии.
Врангель спешно двинул вперед 1-й армейский корпус, состоявший из офицерских полков, и конный корпус генерала Барбовича. Утром 11 ноября красные были отброшены к оконечности Литовского полуострова. Конница Барбовича зашла в тыл 51-й и Латышской дивизиям, сражавшимся в районе станции Юшунь, и для них возникла реальная угроза окружения. Более того, вся крымская операция Южного фронта Красной Армии повисла на волоске.
Именно тогда Фрунзе отдал приказ 2-й Конной немедленно двинуться на помощь частям 6-й армии, чтобы оказать им содействие «в последнем бою, решающем исход всей операции» (М. В. Фрунзе. Избранные произведения, т. 1, стр. 418). Армия Буденного оставалась на месте.
11 ноября в 5 часов утра мироновцы форсировали Сивашский залив, вышли на Литовский полуостров восточнее Караджаная, встречая на пути раненых своей 16-й кавдивизии. И с ходу устремились в атаку. Весь день шло кровопролитное сражение. Особого ожесточения бои достигли у Карповой Балки, где корпус генерала Барбовича с кубанской кавбригадой при поддержке офицерских батальонов дроздовской и корниловской дивизий прорвались в тыл 51-й стрелковой дивизии красных.
Две конные лавы сближались, как грозовые тучи: еще несколько сотен метров - и начнется жестокая рубка. Но в этот момент красная конница раздвинулась, и перед противником оказалось 300 пулеметных тачанок махновского комбрига Семена Каретника… Скорострельность «максима» составляет 250-270 выстрелов в минуту. То есть три сотни этих адских машин за первую минуту выплюнули в сторону кавалеристов Барбовича минимум 75 тысяч пуль, за вторую - еще столько же. В чистом поле спастись от такого количества свинца практически невозможно!
После гибели своей конницы врангелевцы продолжали организованное сопротивление, в то же время прекрасно осознавая, что битву за Крым они уже проиграли. Кое-где отступление белых перерастало в бегство. Их преследовали 21-я и 2-я кавдивизии 2-й Конной армии. Армия Буденного все еще оставалась на месте.
12 ноября около 8 часов утра 2-я кавдивизия заняла станцию Джанкой. В то же время главные силы 2-й Конной армии наносили удар южнее, в направлении станции Курман-Кемельчи, где враг решил любой ценой задержать натиск красных, чтобы выиграть время для погрузки на пароходы. Лишь после шестичасового боя неприятель бросил станцию, огромные запасы военного имущества и поспешно двинулся на Симферополь.
Этот бой у Курман-Кемельчи стал последним в Крыму. В итоге боев 11 и 12 ноября 2-я Конная армия взяла богатые трофеи и свыше 20 тысяч пленных. 15 ноября конница Миронова заняла Севастополь, а 16 ноября уже покинутую врангелевцами Керчь.
А что же 1-я Конная армия?
Вот что пишет в книге «Пройденный путь» ее командующий Семен Михайлович Буденный: «1-я Конная выступила в поход утром 13 ноября. К этому времени части 6-й и 2-й Конной армий уже перерезали шоссейную дорогу на Симферополь, заняли станцию Джанкой и городок Курман-Кемельчи, где особенно отличилась 2-я бригада 21-й кавдивизии… Мы шли, - говорит далее советский маршал, - по израненной, еще дымившейся крымской земле, где совсем недавно велись бои. Поваленные проволочные заграждения, окопы, траншеи, воронки от снарядов и бомб. И вот широкая степь открылась перед нами. Мы пришпорили коней» (стр. 140). То есть легендарный военачальник сам признает, что его армия в крымских боях не участвовала! Но не объясняет почему.
А просто на тот период в последующем прославленная и воспетая 1-я Конная армия была крайне неблагонадежна. Еще в начале октября 1920 года ее 6-я кавдивизия во время переброски с польского на врангелевский фронт взбунтовалась против большевиков, выступив под лозунгами «Долой Троцкого!» и «Да здравствует Махно!». Восставшие разогнали политический и особый отделы дивизии, застрелили или зарубили около двух десятков командиров, комиссаров и чекистов и двинулись на соединение с частями 4-й кавалерийской дивизии все той же 1-й Конной, готовой их поддержать. Утихомирились они лишь после того, как были блокированы бронепоездами и сформированными из коммунистов и комсомольцев отрядами ЧОН, подчиненными ВЧК. Зачинщиков и наиболее активных участников мятежа расстреляли, в дивизии прислали новых, более ретивых комиссаров и волевых командиров. Но в высоких штабах по-прежнему продолжали считать, что боеспособность этих соединений невысока. А тут еще армия Махно оказалась под боком…
Миронов же в те дни находился на вершине славы. «За исполнительную энергию и выдающуюся храбрость, проявленную в последних боях против Врангеля», М. В. Фрунзе представил его к третьему ордену Красного Знамени. Благодарственную телеграмму командарму прислал наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий.
Но сразу же вслед за ней пришло иезуитское, вероломное распоряжение, непостижимое для прямодушного и неискушенного в политических играх Филиппа Кузьмича. Именно ему и его конникам предписывалось разоружить недавних соратников - 1-ю Повстанческую армию Махно, самого Нестора Ивановича арестовать и передать в руки чекистам, а его бойцов «влить небольшими группами в состав пехотных и кавалерийских частей Красной Армии».
Махно звериным чутьем почувствовал неладное и поспешил улизнуть из Крыма. Миронов, посланный Фрунзе вдогонку за вчерашними союзниками, списанными большевиками со счетов, нагнал их уже под Таганрогом. Разоружаться махновцы, естественно, не захотели, и дело закончилось несколькими боями, поставившими крест на существовании батькиной армии. Сам Махно, получивший пулевое ранение в лицо, с горсткой особо приближенных людей, сумел оторваться от преследования и уйти в Румынию.
Так что если в разгроме Врангеля и освобождении Крыма 2-я Конная армия сыграла одну из ведущих ролей, то за ликвидацию армии Махно большевики целиком и полностью должны благодарить конкретно лишь Миронова.
Они и отблагодарили, но по-своему. 6 декабря 1920 года 2-я Конная была расформирована и сокращена до конного корпуса, который разместили на Кубани. А Филиппа Кузьмича вызвали в Москву для принятия должности главного инспектора кавалерии РККА. То есть бывшего командарма формально ставили во главе всей красной конницы, но реальную силу - донских казаков, души в нем не чаявших и готовых выполнить любой его приказ, - у Миронова отобрали.
Впрочем, вступить в новую должность Филипп Кузьмич так и не успел…
Восстание в Михайловке и выстрел в Бутырке
В ночь на 18 декабря в селе Михайловка Усть-Медведицкого округа Донской области взбунтовался караульный батальон. Во главе восставших стоял его комбат Кирилл Тимофеевич Вакулин, коммунист и кавалер ордена Красного Знамени. Причиной мятежа целой воинской части стало недовольство той жестокостью, с которой в области проводилась продразверстка, а проще говоря - изъятие у населения продуктов, запасов пшеницы и ржи, приготовленных для весеннего сева.
Восставших солдат, выступивших под лозунгом «Долой комиссаров, да здравствует власть народная!», поддержала значительная часть близлежащих казачьих станиц. Позже на их сторону стали переходить красноармейцы воинских частей, посланных на подавление мятежа, а также выпущенные из тюрем и арестантских комнат бывшие казачьи офицеры, арестованные ДонЧК. Немудрено, что количество мятежников росло как снежный ком. К весне 1921 года это повстанческое формирование насчитывало 9000 человек, сведенных в три полка, имело свою пулеметную команду, располагавшую пятнадцатью «максимами», а также три эскадрона по 100 сабель каждый и батарею из трех полевых орудий с огневым запасом до 200 снарядов. Но сейчас разговор не об этом.
Во время Гражданской войны Вакулин командовал полком в мироновской 23-й дивизии и потому был хорошо известен Филиппу Кузьмичу. В начале мятежа имя командарма и его авторитет среди казаков вакулинские агитаторы постоянно использовали для вербовки новых сторонников, ссылаясь на то, что части мироновского корпуса вот-вот должны прийти на помощь восставшим, а сам Миронов согласился возглавить борьбу «за Советы без коммунистов, за народную власть без комиссаров». Эти сведения дошли до Москвы, где вызвали большую тревогу: а, действительно, как поведет себя военачальник, сверх всякой меры популярный среди казаков?
А Миронов, который должен был в это время находиться на пути в Москву, 6 февраля 1921 года неожиданно появился в Усть-Медведицкой. Через три дня в Михайловке, с которой и началось выступление мятежного батальона, была собрана окружная партийная конференция, на которой Филипп Кузьмич держал речь. Вакулина он охарактеризовал как «честного революционера и прекрасного командира, который восстал против несправедливости». Потом Миронов выступил против таких дискредитировавших себя явлений, как продотряды и продразверстка.
Дальше - больше. Разошедшийся Филипп Кузьмич заявил, что в данное время государством правит кучка людей, которые бесконтрольно распоряжаются достоянием народа, при этом акцентировал внимание собравшихся на «инородническом» происхождении многих лидеров Компартии и заявил, что такое положение ненормально. Миронов остановился также на партийной политике расказачивания, закончив свое выступление тем, что она приведет Советскую республику к краху, который произойдет не позже осени 1921 года…
В то время, когда Миронов выступал на конференции, на станции Арчеда, что в нескольких километрах от Михайловки, начали сосредоточиваться несколько верных ему кавалерийских частей. Располагавшийся рядом с Усть-Медведицкой 10-й полк войск внутренней службы (предтечи нынешних внутренних войск МВД), более чем наполовину состоявший из бойцов пехотных дивизий бывшей 2-й Конной армии, по докладам сотрудников ЧК, «держал себя очень загадочно».
И хотя прямых контактов с Вакулиным Миронов не искал, в Москве решили действовать на упреждение: 12 февраля на станцию Арчеда влетел состав с летучим чекистским отрядом. Затем последовал стремительный бросок на Михайловку, арест Миронова и еще пяти человек из его ближайшего окружения. В тот же день Филипп Кузьмич был под усиленным конвоем отправлен в столицу, где его водворили в Бутырскую тюрьму.
В тюрьме бывший командарм содержался со всей строгостью, но никаких обвинений ему не предъявляли, на допросы не водили, очных ставок не устраивали. А 2 апреля он был просто застрелен часовым с вышки во время прогулки по тюремному двору.
Удивительно, но история не сохранила ни одного документа, способного пролить свет на это загадочное убийство. Интересно, что смерть Миронова стала полной неожиданностью даже для чекистов: следователь, фабриковавший дело о контрреволюционном заговоре, узнал о гибели обвиняемого спустя несколько недель после рокового выстрела.
По чьему приказу был убит, а затем предан полному забвению один из главных героев Гражданской войны? В чем причина такой жестокой расправы с человеком и памятью о нем? Вероятнее всего, в начинавшейся борьбе за власть, такой неизбежной после каждой революции, честный и неподкупный, прямодушный и не способный к компромиссам Миронов был опасен для всех. И каждый из рвущихся к власти прекрасно понимал, что сделать его союзником в политических интригах будет весьма проблематично. А иметь такого противника, как Филипп Кузьмич, не захотел бы никто…
Есть в удивительной судьбе этого незаурядного человека еще один исторический казус: в 1960 году решением Военной коллегии Верховного суда СССР Филипп Кузьмич Миронов был посмертно реабилитирован.
Но как можно кого-то реабилитировать, перед этим ни в чем не обвинив и не осудив?
Игорь СОФРОНОВ
Фото из архива автора
[источники]источники
http://www.bratishka.ru/archiv/2013/09/2013_9_13.php
https://www.litmir.me/br/?b=235658&p=2
А я вам еще напомню Все версии гибели Чапая или например Кто убил легендарного комдива Николая Щорса?, ну а про Не киношного АДМИРАЛА уже все знают
В истории Гражданской войны нет, пожалуй, более туманной и старательно обходимой исследователями темы, чем фронтовой путь и боевые успехи 2-й Конной армии.
В советское время первое упоминание - всего лишь упоминание! - о ней в научной исторической литературе появилось в 1930 году. Второе - спустя четверть века, в 1955-м. Потом было еще пятнадцать лет глухого молчания. И только в 1970-м - едва заметная робкая попытка что-то рассказать об участии этой армии в разгроме Врангеля и освобождении Крыма. На которую тут же последовал рык властей предержащих: «Не сметь!»
Так что сегодня сам факт существования этого огромного кавалерийского соединения, сыгравшего видную роль на заключительном этапе братоубийственной мясорубки, для многих наших соотечественников может стать полнейшим откровением.
Равно как и биография командарма Филиппа Кузьмича Миронова - одного из первых высокопоставленных советских военачальников, решившихся на вооруженную борьбу с взрастившей его властью.
Герой и правдоискатель
Его судьба с самого начала изобиловала крутыми виражами и непредсказуемыми поворотами. Родился будущий красный командарм в 1872 году на хуторе Буерак-Сенюткин станицы Усть-Медведицкой (ныне это Серафимовичский район Волгоградской области). Там же окончил церковно-приходскую школу и два класса местной гимназии.
В двадцатилетнем возрасте началась воинская служба Филиппа Миронова. Два года юноша исправно составлял и переписывал приказы и отчеты в канцелярии одного из окружных управлений Войска Донского, а затем поступил в Новочеркасское юнкерское училище.
В 1898-м новоиспеченный, но уже отнюдь не молодой хорунжий принял под свое начало полусотню разведчиков в 7-м Донском казачьем полку. Служил на совесть, неоднократно поощрялся командованием за образцовую выучку подчиненных, славившихся на всю дивизию своим удальством и лихостью. Но через три года, едва получив звание сотника, подал в отставку - мужские руки и сноровка нужнее были в большом домашнем хозяйстве. Впрочем, простым казаком Миронов оставался недолго: вскоре земляки избрали его станичным атаманом.
Когда началась русско-японская война, Филипп Кузьмич трижды подавал ходатайство с просьбой восстановить его на службе, но в Маньчжурию попал только в июне 1904-го и провел на фронте лишь 10 месяцев. Но воевал так смело и отчаянно, что за столь короткий срок был удостоен четырех орденов: Святого Владимира 4-й степени, Святой Анны 3-й и 4-й степени и Святого Станислава 3-й степени. Так что в родную станицу Миронов, к тому же за боевые отличия досрочно произведенный в подъесаулы, вернулся в лучах вполне заслуженной славы.
Но тут неожиданно начались его трения с властью. Возвратившись в Усть-Медведицкую, Филипп Кузьмич стал инициатором окружного схода, на котором станичники приняли - ни больше ни меньше! - наказ Государственной думе. В нем донцы просили принять закон об освобождении казаков второй и третьей очереди призыва (то есть уже пожилых, умудренных жизненным и боевым опытом) от несения полицейской службы во время рабочих и крестьянских беспорядков. Им-де и без того хлопот хватает, а усмирением недовольных пусть полиция и безусые юнцы занимаются.
С этим наказом станичный атаман во главе делегации отправился в Санкт-Петербург. Легко представить смятение тогдашних парламентариев: в стране вовсю бурлят события Первой русской революции, а казаки - извечная опора престола - заявляются в столицу с такой просьбой!
В общем, после возвращения в родные края подъесаул Миронов, несмотря на все свои воинские заслуги, оказался в опале у руководителей Войска Донского: его больше не избирали станичным атаманом, и до самого начала Первой мировой Филипп Кузьмич тихо-мирно занимался сельским хозяйством на своем земельном участке под негласным надзором полиции.
Но вот загремели громы военные - и бравый казачий офицер вновь в седле. И опять воюет сверх всяких похвал. К осени 1917 года он стал войсковым старшиной (подполковником), достиг должности заместителя командира полка, его мундир украсили ордена Святого Владимира 3-й степени, Святого Станислава 2-й и 1-й степени, Святой Анны 2-й и 1-й степени. То есть простолюдин-казак стал полным кавалером двух орденов Российской империи, что уже было явлением уникальным.
А еще в июне 1917-го Филипп Кузьмич был удостоен Георгиевского оружия. Награда, что и говорить, весьма почетная, но сам по себе случай заурядный для военных лет. Однако пройдет всего три года, и командарм Миронов получит от правительства Советской республики шашку с впаянным в эфес орденом Красного Знамени. После чего станет единственным в мире обладателем трех видов наградного оружия - Анненского, Георгиевского и Почетного революционного…
Гражданин-казак
В январе 1918 года войсковой старшина, избранный командиром 32-го казачьего полка, самовольно увел подчиненных с Румынского фронта на Дон, уже охваченный Гражданской войной. Миронова, безоговорочно вставшего на сторону новой власти, казаки избрали в состав усть-медведицкого окружного ревкома, затем военным комиссаром округа. Весной 1918-го для борьбы с белыми Филипп Кузьмич организовал несколько казачьих партизанских отрядов, которые затем были объединены в бригаду, в дальнейшем развернувшуюся в 23-ю дивизию Красной Армии. Начдивом, естественно, был назначен Миронов.
Пылкий и прямодушный, он не сразу разобрался, защитником какой именно идеи стал. Потому и воевал за нее так же самозабвенно, как еще совсем недавно защищал царя и Отечество. Слава народного героя катилась за ним по пятам. Казаки из полков атамана Краснова сотнями переходили к Миронову.
«Смел, ловок, хитер. В бою своих бережет. Пленных после боя отпускает по домам с наказом к братьям-станичникам прекратить братоубийственную бойню. В освобожденных станицах собирает огромные митинги. Говорит горячо, заразительно, к тому же простым и понятным казакам языком, поскольку сам местный. Под воззваниями подписывается просто «гражданин-казак Филипп Миронов». Подчиненные считают его заговоренным от пули и готовы идти за ним в огонь и воду» - так рассказывал Ленину о начдиве Миронове председатель ВЦИК Михаил Калинин. На что вождь мирового пролетариата с непередаваемо-хитрым прищуром ответил: «Такие люди нам нужны!».
В середине лета Миронова вводят в состав казачьего отдела ВЦИК, расположенного в Ростове-на-Дону, и одновременно ставят во главе одной из войсковых группировок. В сентябре 1918 - феврале 1919 года Филипп Кузьмич успешно действовал на юге, лихо громил белую конницу под Тамбовом и Воронежем, за что был удостоен высшей на то время награды молодой Советской республики - ордена Красного Знамени. Первый такой орден получил Василий Константинович Блюхер, второй - Иона Эммануилович Якир. Орден под № 3 был у Филиппа Кузьмича Миронова!
Вскоре последовал перевод революционного героя на Западный фронт, где Миронову доверили командование сначала Литовско-Белорусской, а затем 16-й армией. После чего так же внезапно в середине лета 1919 года отозвали в Москву.
Мятеж
В то время на Западном фронте царило относительное затишье. А вот на Южном положение для красных становилось все более угрожающим - Деникин внезапно начал и успешно развивал наступление на столицу.
В Москве с Филиппом Кузьмичом встретился лично Владимир Ильич Ленин и довел до него новую архиважнейшую задачу: для выправления ситуации советским правительством принято решение о спешном формировании в Саранске Особого конного корпуса из пленных казаков и направлении этого соединения на Дон. Возглавить казаков, которым предоставлялся шанс искупить мнимые и реальные грехи перед советской властью, предлагалось Миронову, в связи с чем Филипп Кузьмич наделялся самыми широкими полномочиями.
Миронов, всегда искренне болевший за казацкое дело, согласился и немедленно выехал в Поволжье. Однако сразу по прибытии в Саранск понял, что его нагло обманули. Присланные в корпус комиссары в большинстве своем были замараны зверствами на Дону и Северном Кавказе в 1918 году. Приказы комкора они открыто саботировали, к казакам, особенно бывшим офицерам, относились высокомерно, с нескрываемой ненавистью и недоверием, донимали мелочными придирками. В дополнение к этому из родных мест донцам приходили шокирующие известия о расправах, творимых красными над казаками в захваченных станицах. И Филипп Кузьмич не выдержал.
22 августа 1919 года в Саранске стихийно начался митинг бойцов формируемого корпуса, на который прибыл Миронов. Вместо того чтобы осадить подчиненных, комкор поддержал бунтарей. «Что остается делать казаку, объявленному вне закона и подлежащему беспощадному истреблению?! - потрясая кулаком, гневно вопрошал Миронов. И сам же отвечал: - Только умирать с ожесточением!!! ...Чтобы спасти революционные завоевания, - дальше заявил он, - нам остается единственный путь: свалить коммунистов и отомстить за поруганную справедливость». Эти мироновские слова были тщательно зафиксированы политработниками и сотрудниками саранской ЧК, присутствовавшими на митинге, и телеграфом переданы в Москву.
А Миронова было уже не остановить: 24 августа он поднял еще не сформированный корпус и двинул его на юг, намереваясь, как было сказано в приказе, «пройти на Пензу, подойти к Южному фронту и, разбив Деникина, восстановить казачью власть на территории Войска Донского, освободив население от коммунистов».
4 сентября 2000 мятежных всадников заняли Балашов. Но здесь были окружены вчетверо превосходившими их войсками Буденного. Понимая, что сопротивление бесполезно, Миронов приказал сложить оружие: Филипп Кузьмич и здесь остался верен себе, не пожелав лишний раз проливать казачью кровь. Вообще, может показаться удивительным, но тем не менее это исторический факт: ни в Саранске, ни по пути следования мироновцами не был убит ни один красный командир, красноармеец, комиссар или чекист!
А вот Семен Михайлович Буденный не был таким благородным и сентиментальным. По его приказу комкор и еще 500 человек были преданы суду военного трибунала, который приговорил Миронова и каждого десятого из арестованных к расстрелу. Приговор собирались привести в исполнение на рассвете 8 октября.
Но накануне вечером в город пришла телеграмма следующего содержания:
«По прямому проводу. Шифром. Балашов. Смилге. Медленность нашего наступления на Дон требует усиленного политического воздействия на казачество в целях его раскола. Для этой миссии, может быть, воспользоваться Мироновым, вызвав его в Москву после приговора к расстрелу и помиловать через ВЦИК при его обязательстве направиться в белый тыл и поднять там восстание. Я ставлю в Политбюро ЦК на обсуждение вопрос об изменении политики к донскому казачеству. Мы даем Дону, Кубани полную автономию, после того как наши войска очищают Дон. За это казаки целиком порывают с Деникиным. Должны быть предоставлены соответственные гарантии. Посредниками могли бы выступать Миронов и его товарищи. Пришлите ваши письменные соображения одновременно с отправкой сюда Миронова и других. В целях осторожности Миронова отправить под мягким, но бдительным контролем в Москву. Вопрос о его судьбе будет решаться здесь. 7 октября 1919 года, № 408. Предреввоенсовета Троцкий».
Таким образом, Филипп Кузьмич в очередной раз становился разменной картой в большой политической игре. Но сам он об этом, естественно, ничего не знал, принимая все происходящее с ним за чистую монету.
В Москве Миронова привели на заседание политбюро ЦК РКП (б), где ему первыми лицами партии и государства было прилюдно выражено «политическое доверие». Более того, Филиппа Кузьмича прямо там приняли кандидатом в члены Компартии и назначили на одну из ключевых должностей в ЦИК Дона, еще через несколько дней в газете «Правда» было опубликовано его обращение к казачеству.
Но, воспрянувший было духом, Миронов радовался недолго. Наступление Деникина на Москву захлебнулось, белые спешно отходили к Новороссийску, эвакуировались в Крым, и надобность в авторитете Филиппа Кузьмича опять отпала. Он, боевой и прославленный, но неуправляемый и своевольный командир-конник, стал заведовать в донском большевистском правительстве земельным отделом и противочумным кабинетом. Должно было случиться что-то экстраординарное, чтобы у коммунистов вновь появилась жгучая потребность в Миронове.
И такое событие произошло: летом 1920 года войска барона Врангеля вырвались из Крыма на оперативный простор и начали наступление в Северной Таврии. В это же время поляки, разбив под Варшавой Тухачевского и Буденного, двинулись на восток.
Исход Гражданской войны вновь становился неопределенным и непредсказуемым.
2-я конармия
Пока конница Буденного зализывала раны после неудачного польского похода, на базе конного корпуса, формирование которого начинал, но не закончил Филипп Кузьмич, 16 июля 1920 года была развернута 2-я Конная армия. В нее вошли 4 кавалерийские и 2 стрелковые дивизии (в общей сложности чуть более 4800 сабель, 1500 штыков, 55 орудий и 16 бронеавтомобилей). Командовать этой армадой, переданной в состав Южного фронта, был поставлен Миронов.
Уже 26 июля его полки вступили в бой с войсками Врангеля и во взаимодействии с 13-й армией отбросили их от Александровска. В августе конники Миронова прорвались через линию фронта и пошли гулять по врангелевским тылам, совершив дерзкий 220-километровый рейд.
В сентябре 2-я Конная, выведенная в резерв, отдыхала, пополнялась людьми и боеприпасами. 8 октября Врангель форсировал Днепр и начал наступательную операцию, стремясь разгромить группировку красных у Никополя. Поначалу барону сопутствовал успех: город был взят, и белые нацелились на Апостолово, чтобы затем мощными ударами сковырнуть каховский плацдарм, сидевший у них костью в горле. Вот тут-то они и схлестнулись с конницей Миронова.
12-14 октября в жестоких боях, вошедших в историю Гражданской войны как Никопольско-Александровское сражение, полки 2-й Конной армии разбили кавалерийские корпуса белых генералов Бабиева и Барбовича, сорвав намерения белых соединиться с поляками на правобережье Днепра. За эту победу командарм Миронов и был награжден шашкой с позолоченным эфесом, в который был впаян орден Красного Знамени. У Филиппа Кузьмича это был уже второй революционный орден, одновременно он стал восьмым красным командиром, удостоенным Почетного революционного оружия.
Вслед за поражением от Миронова врангелевцы потерпели жестокую неудачу у Каховки и стали поспешно отступать к Крыму, стремясь как можно быстрее уйти за Перекопский перешеек. Перерезать пути отхода белым Реввоенсовет поручил 1-й Конной армии. Но Буденный с этой задачей не справился, и барон со 150-тысячной армией вновь затворился на полуострове. Нарком по военным и морским делам Лев Троцкий рвал и метал: на имя командующего Южным фронтом Михаила Фрунзе, командующих армиями и войсковыми группами одна за другой неслись гневные телеграммы с требованием «взять Крым во что бы то ни стало до наступления зимы, не считаясь с любыми жертвами».
Наступление войск Южного фронта началось в ночь на 8 ноября. Позиции белых на Перекопском перешейке штурмовала 6-я армия красных. Для развития успеха в этом районе сосредоточивалась 2-я Конная армия и части 1-й Повстанческой армии батьки Махно. На Чонгарском направлении, через Сивашский залив, должна была действовать 4-я армия, главной задачей которой было пробить дорогу конникам Буденного.
Литовский полуостров был очищен от белых к 8 часам 8 ноября. Турецкий вал на Перекопе красные непрерывно штурмовали тринадцать часов и взошли на него лишь утром 9 ноября. Однако врангелевцы бешеной контратакой вытеснили красные части с перешейка. Фрунзе приказал бросить 16-ю кавдивизию 2-й Конной армии и махновцев на помощь истекающим кровью стрелковым полкам. Армия Буденного оставалась на месте.
10 ноября в 3 часа 40 минут 16-я кавалерийская дивизия совершила бросок на южный берег Сиваша и быстрым маршем устремилась в межозерное дефиле Соленое-Красное, чтобы спасти от полного уничтожения уже сражавшиеся в окружении остатки 15-й и 52-й стрелковых дивизий 6-й армии.
Врангель спешно двинул вперед 1-й армейский корпус, состоявший из офицерских полков, и конный корпус генерала Барбовича. Утром 11 ноября красные были отброшены к оконечности Литовского полуострова. Конница Барбовича зашла в тыл 51-й и Латышской дивизиям, сражавшимся в районе станции Юшунь, и для них возникла реальная угроза окружения. Более того, вся крымская операция Южного фронта Красной Армии повисла на волоске.
Именно тогда Фрунзе отдал приказ 2-й Конной немедленно двинуться на помощь частям 6-й армии, чтобы оказать им содействие «в последнем бою, решающем исход всей операции» (М. В. Фрунзе. Избранные произведения, т. 1, стр. 418). Армия Буденного оставалась на месте.
11 ноября в 5 часов утра мироновцы форсировали Сивашский залив, вышли на Литовский полуостров восточнее Караджаная, встречая на пути раненых своей 16-й кавдивизии. И с ходу устремились в атаку. Весь день шло кровопролитное сражение. Особого ожесточения бои достигли у Карповой Балки, где корпус генерала Барбовича с кубанской кавбригадой при поддержке офицерских батальонов дроздовской и корниловской дивизий прорвались в тыл 51-й стрелковой дивизии красных.
Две конные лавы сближались, как грозовые тучи: еще несколько сотен метров - и начнется жестокая рубка. Но в этот момент красная конница раздвинулась, и перед противником оказалось 300 пулеметных тачанок махновского комбрига Семена Каретника… Скорострельность «максима» составляет 250-270 выстрелов в минуту. То есть три сотни этих адских машин за первую минуту выплюнули в сторону кавалеристов Барбовича минимум 75 тысяч пуль, за вторую - еще столько же. В чистом поле спастись от такого количества свинца практически невозможно!
После гибели своей конницы врангелевцы продолжали организованное сопротивление, в то же время прекрасно осознавая, что битву за Крым они уже проиграли. Кое-где отступление белых перерастало в бегство. Их преследовали 21-я и 2-я кавдивизии 2-й Конной армии. Армия Буденного все еще оставалась на месте.
12 ноября около 8 часов утра 2-я кавдивизия заняла станцию Джанкой. В то же время главные силы 2-й Конной армии наносили удар южнее, в направлении станции Курман-Кемельчи, где враг решил любой ценой задержать натиск красных, чтобы выиграть время для погрузки на пароходы. Лишь после шестичасового боя неприятель бросил станцию, огромные запасы военного имущества и поспешно двинулся на Симферополь.
Этот бой у Курман-Кемельчи стал последним в Крыму. В итоге боев 11 и 12 ноября 2-я Конная армия взяла богатые трофеи и свыше 20 тысяч пленных. 15 ноября конница Миронова заняла Севастополь, а 16 ноября уже покинутую врангелевцами Керчь.
А что же 1-я Конная армия?
Вот что пишет в книге «Пройденный путь» ее командующий Семен Михайлович Буденный: «1-я Конная выступила в поход утром 13 ноября. К этому времени части 6-й и 2-й Конной армий уже перерезали шоссейную дорогу на Симферополь, заняли станцию Джанкой и городок Курман-Кемельчи, где особенно отличилась 2-я бригада 21-й кавдивизии… Мы шли, - говорит далее советский маршал, - по израненной, еще дымившейся крымской земле, где совсем недавно велись бои. Поваленные проволочные заграждения, окопы, траншеи, воронки от снарядов и бомб. И вот широкая степь открылась перед нами. Мы пришпорили коней» (стр. 140). То есть легендарный военачальник сам признает, что его армия в крымских боях не участвовала! Но не объясняет почему.
А просто на тот период в последующем прославленная и воспетая 1-я Конная армия была крайне неблагонадежна. Еще в начале октября 1920 года ее 6-я кавдивизия во время переброски с польского на врангелевский фронт взбунтовалась против большевиков, выступив под лозунгами «Долой Троцкого!» и «Да здравствует Махно!». Восставшие разогнали политический и особый отделы дивизии, застрелили или зарубили около двух десятков командиров, комиссаров и чекистов и двинулись на соединение с частями 4-й кавалерийской дивизии все той же 1-й Конной, готовой их поддержать. Утихомирились они лишь после того, как были блокированы бронепоездами и сформированными из коммунистов и комсомольцев отрядами ЧОН, подчиненными ВЧК. Зачинщиков и наиболее активных участников мятежа расстреляли, в дивизии прислали новых, более ретивых комиссаров и волевых командиров. Но в высоких штабах по-прежнему продолжали считать, что боеспособность этих соединений невысока. А тут еще армия Махно оказалась под боком…
Миронов же в те дни находился на вершине славы. «За исполнительную энергию и выдающуюся храбрость, проявленную в последних боях против Врангеля», М. В. Фрунзе представил его к третьему ордену Красного Знамени. Благодарственную телеграмму командарму прислал наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий.
Но сразу же вслед за ней пришло иезуитское, вероломное распоряжение, непостижимое для прямодушного и неискушенного в политических играх Филиппа Кузьмича. Именно ему и его конникам предписывалось разоружить недавних соратников - 1-ю Повстанческую армию Махно, самого Нестора Ивановича арестовать и передать в руки чекистам, а его бойцов «влить небольшими группами в состав пехотных и кавалерийских частей Красной Армии».
Махно звериным чутьем почувствовал неладное и поспешил улизнуть из Крыма. Миронов, посланный Фрунзе вдогонку за вчерашними союзниками, списанными большевиками со счетов, нагнал их уже под Таганрогом. Разоружаться махновцы, естественно, не захотели, и дело закончилось несколькими боями, поставившими крест на существовании батькиной армии. Сам Махно, получивший пулевое ранение в лицо, с горсткой особо приближенных людей, сумел оторваться от преследования и уйти в Румынию.
Так что если в разгроме Врангеля и освобождении Крыма 2-я Конная армия сыграла одну из ведущих ролей, то за ликвидацию армии Махно большевики целиком и полностью должны благодарить конкретно лишь Миронова.
Они и отблагодарили, но по-своему. 6 декабря 1920 года 2-я Конная была расформирована и сокращена до конного корпуса, который разместили на Кубани. А Филиппа Кузьмича вызвали в Москву для принятия должности главного инспектора кавалерии РККА. То есть бывшего командарма формально ставили во главе всей красной конницы, но реальную силу - донских казаков, души в нем не чаявших и готовых выполнить любой его приказ, - у Миронова отобрали.
Впрочем, вступить в новую должность Филипп Кузьмич так и не успел…
Восстание в Михайловке и выстрел в Бутырке
В ночь на 18 декабря в селе Михайловка Усть-Медведицкого округа Донской области взбунтовался караульный батальон. Во главе восставших стоял его комбат Кирилл Тимофеевич Вакулин, коммунист и кавалер ордена Красного Знамени. Причиной мятежа целой воинской части стало недовольство той жестокостью, с которой в области проводилась продразверстка, а проще говоря - изъятие у населения продуктов, запасов пшеницы и ржи, приготовленных для весеннего сева.
Восставших солдат, выступивших под лозунгом «Долой комиссаров, да здравствует власть народная!», поддержала значительная часть близлежащих казачьих станиц. Позже на их сторону стали переходить красноармейцы воинских частей, посланных на подавление мятежа, а также выпущенные из тюрем и арестантских комнат бывшие казачьи офицеры, арестованные ДонЧК. Немудрено, что количество мятежников росло как снежный ком. К весне 1921 года это повстанческое формирование насчитывало 9000 человек, сведенных в три полка, имело свою пулеметную команду, располагавшую пятнадцатью «максимами», а также три эскадрона по 100 сабель каждый и батарею из трех полевых орудий с огневым запасом до 200 снарядов. Но сейчас разговор не об этом.
Во время Гражданской войны Вакулин командовал полком в мироновской 23-й дивизии и потому был хорошо известен Филиппу Кузьмичу. В начале мятежа имя командарма и его авторитет среди казаков вакулинские агитаторы постоянно использовали для вербовки новых сторонников, ссылаясь на то, что части мироновского корпуса вот-вот должны прийти на помощь восставшим, а сам Миронов согласился возглавить борьбу «за Советы без коммунистов, за народную власть без комиссаров». Эти сведения дошли до Москвы, где вызвали большую тревогу: а, действительно, как поведет себя военачальник, сверх всякой меры популярный среди казаков?
А Миронов, который должен был в это время находиться на пути в Москву, 6 февраля 1921 года неожиданно появился в Усть-Медведицкой. Через три дня в Михайловке, с которой и началось выступление мятежного батальона, была собрана окружная партийная конференция, на которой Филипп Кузьмич держал речь. Вакулина он охарактеризовал как «честного революционера и прекрасного командира, который восстал против несправедливости». Потом Миронов выступил против таких дискредитировавших себя явлений, как продотряды и продразверстка.
Дальше - больше. Разошедшийся Филипп Кузьмич заявил, что в данное время государством правит кучка людей, которые бесконтрольно распоряжаются достоянием народа, при этом акцентировал внимание собравшихся на «инородническом» происхождении многих лидеров Компартии и заявил, что такое положение ненормально. Миронов остановился также на партийной политике расказачивания, закончив свое выступление тем, что она приведет Советскую республику к краху, который произойдет не позже осени 1921 года…
В то время, когда Миронов выступал на конференции, на станции Арчеда, что в нескольких километрах от Михайловки, начали сосредоточиваться несколько верных ему кавалерийских частей. Располагавшийся рядом с Усть-Медведицкой 10-й полк войск внутренней службы (предтечи нынешних внутренних войск МВД), более чем наполовину состоявший из бойцов пехотных дивизий бывшей 2-й Конной армии, по докладам сотрудников ЧК, «держал себя очень загадочно».
И хотя прямых контактов с Вакулиным Миронов не искал, в Москве решили действовать на упреждение: 12 февраля на станцию Арчеда влетел состав с летучим чекистским отрядом. Затем последовал стремительный бросок на Михайловку, арест Миронова и еще пяти человек из его ближайшего окружения. В тот же день Филипп Кузьмич был под усиленным конвоем отправлен в столицу, где его водворили в Бутырскую тюрьму.
В тюрьме бывший командарм содержался со всей строгостью, но никаких обвинений ему не предъявляли, на допросы не водили, очных ставок не устраивали. А 2 апреля он был просто застрелен часовым с вышки во время прогулки по тюремному двору.
Удивительно, но история не сохранила ни одного документа, способного пролить свет на это загадочное убийство. Интересно, что смерть Миронова стала полной неожиданностью даже для чекистов: следователь, фабриковавший дело о контрреволюционном заговоре, узнал о гибели обвиняемого спустя несколько недель после рокового выстрела.
По чьему приказу был убит, а затем предан полному забвению один из главных героев Гражданской войны? В чем причина такой жестокой расправы с человеком и памятью о нем? Вероятнее всего, в начинавшейся борьбе за власть, такой неизбежной после каждой революции, честный и неподкупный, прямодушный и не способный к компромиссам Миронов был опасен для всех. И каждый из рвущихся к власти прекрасно понимал, что сделать его союзником в политических интригах будет весьма проблематично. А иметь такого противника, как Филипп Кузьмич, не захотел бы никто…
Есть в удивительной судьбе этого незаурядного человека еще один исторический казус: в 1960 году решением Военной коллегии Верховного суда СССР Филипп Кузьмич Миронов был посмертно реабилитирован.
Но как можно кого-то реабилитировать, перед этим ни в чем не обвинив и не осудив?
Игорь СОФРОНОВ
Фото из архива автора
[источники]источники
http://www.bratishka.ru/archiv/2013/09/2013_9_13.php
https://www.litmir.me/br/?b=235658&p=2
А я вам еще напомню Все версии гибели Чапая или например Кто убил легендарного комдива Николая Щорса?, ну а про Не киношного АДМИРАЛА уже все знают