Спрут (часть 2)
Я обнаружил себя в смутно знакомом старом здании, где бывал очень давно. Я знал, что это - королевский дворец, но короля здесь больше нет. Тяжёлые красные шторы на окнах были оборваны и изодраны в клочья, словно их терзала когтями чудовищно большая кошка; то же самое было и с коврами. Даже паркет покрывали глубокие царапины, а отдельные дощечки оказались выдернуты и разбросаны вдоль стен вперемешку с обломками мебели и разбитыми вазами. Толстый слой пыли довершал картину упадка и запустения. Я шёл по коридору, оставляя в ней следы, как на первом снегу, но не слышал своих шагов. Тишина была абсолютной, а воздух - стерильно чистым. Мне казалось, что я нахожусь в скорлупе яйца, которое уже покинул птенец. На глаза наворачивались слёзы.
Коридор закончился массивными дверями, одна створка которых была сорвана с петель. За ними оказался тронный зал, ещё более неприглядный, чем коридор: неизвестный осквернитель надругался над убранством этой комнаты с особым ожесточением, ободрав даже обои на стенах и исписав их совершенно нечитаемыми каракулями, как будто руки, державшие баллончик, метались в подобии истерического припадка. Трон был похож на обглоданный скелет, поскольку полностью лишился драпировки. Только с одного подлокотника свисал клочок красной ткани, похожий на лоскут окровавленного мяса или насмешливо высунутый язык. Я подошёл ближе и увидел над троном полустёртую и частично замазанную надпись: "I am your king!" огда я прочёл её, по моей спине пробежала пара мурашек: кажется, когда-то я знал короля, точнее - королеву, а вот теперь живу "без царя в голове". И монархической революции в моей глупой башке, увы, не предвидится.
Откуда-то снизу донеслось тихое бряцание, и, опустив взгляд, я увидел откатившийся в сторону баллончик с красной краской. В следующее мгновение он был уже у меня в руках. Не знаю, почему у меня возникло такое сильное желание оставить свой след на этой стене, но противиться ему я не стал (тем более, что вёл себя подобно марионетке, управляемой чьей-то чужой волей) и вывел на стене первое, что пришло в голову - цитату из "Страха и трепета": "Господи, сжалься надо мной! Если у меня нет отца на земле, то будь Ты моим отцом!"
Нет, на что я могу надеяться здесь? Если в самом деле есть в мире забытые Богом места, то я нахожусь в одном из них.
Тихо покинув тронный зал и двинувшись дальше по тёмному коридору, я обнаружил, что здание дворца похоже на одну из тех гостиниц, в которых я останавливался, когда совершал туристическую поездку по Европе. Это был тот недорогой вариант, который позволял россиянам среднего достатка увидеть Париж и не умереть. И не только Париж... В моей голове проплывали гранитные названия немецких замков: Кёнигштайн, Нойшванштайн... Про себя я отметил, что тут нет тех разрушений, которые я видел в тронном зале - здесь просто много лет никто не ходил. А ведь, казалось бы, я останавливался в этой гостинице не так уж давно...
Надо же, а вот и мой номер - триста шестой! Интересно, заперт ли он? Я подошёл к двери и надавил на ручку. Оказалось не заперто. Приоткрыл её, шагнул внутрь - и увидел ИХ.
Среди разбросанных газет, плакатов и каких-то непонятных банок на полу занимались сексом мужчина и женщина, кожа которых была белее снега. Я не сразу понял, почему в комнате так светло, если небо затянуто тучами, но вскоре стало ясно, что свет исходит от этой странной пары: любовники пылали изнутри подобно богам Солнца. Женщина лежала на спине, закинув ноги мужчине на плечи, а он совершал плавные ритмичные толчки, глубоко проникая в неё своим сияющим членом. Казалось, что две античные статуи сошли со своих пьедесталов и предались всепоглощающей страсти: тела совершенных пропорций, идеальная кожа, а волосы на головах абсолютно белые. Любовники заметили моё присутствие, но им было абсолютно всё равно: ОНИ НАСТОЛЬКО ЕСТЬ, ЧТО МЕНЯ НЕТ - эта мысль мгновенно сложилось у меня в голове.
Меня охватила апатия; я прошёл к единственному стулу и сел на него. Уходить не хотелось - казалось, надо дождаться момента, когда они закончат своё лучезарное соитие. На тумбочке справа от себя я увидел небольшой кассетный магнитофон, который машинально включил, и из его динамика поплыла усыпляющая мелодия, на фоне которой мужской голос отстранённо декламировал что-то про мраморные утёсы и стальные грозы.
Комнату заполняло сияние. На любовников едва получалось смотреть - теперь они действительно сияли как Солнце и, кажется, начинали растворяться в воздухе, становясь одним лишь этим свечением. Теперь мужчина и женщина сплелись в объятиях, обхватив друг друга руками и ногами, а лёгкий ветерок, подувший в открытое окно, поднял их с пола, словно пушинку. Сделав круг по комнате и уже почти растворившись, они выплыли в окно; покрытые лесами холмы и древние замки вдалеке на минуту озарились ярким солнечным светом, а потом всё снова стало сумрачно и печально.
Я понял, что можно идти дальше.
.
Замок был огромен, он включал в себя, наверное, все здания, в которых мне когда-либо доводилось бывать. Вскоре я обнаружил, что шагаю по школьному коридору к своему классу. После секундной остановки понял, что так оно и есть, хотя школа сильно изменилась с тех пор, когда я последний раз был в ней: кажется, ученики совершили здесь небольшую революцию, после чего с боем покинули здание.
Дверь в класс оказалась распахнута настежь, парты и стулья перевёрнуты и раскиданы в полном беспорядке. На полу лежали страницы из разорванных учебников. Уцелел только шкаф в дальнем углу класса, поэтому я пошёл к нему: захотелось проверить, на месте ли тот глобус, который стоял на самом верху и не давал покоя моему воображению в младших классах? Тогда мне хотелось быть путешественником, посетить все континенты и острова...
Створка шкафа открылась с лёгким скрипом, и я обнаружил, что старый глобус лежит на своём месте, но лишился своей подставки. Действительно, его же уронили... Остался только сам "земной шар" и та ось, о которую трутся спиной медведи в смешной советской песенке. Я снял глобус с полки, и, держа его за ось, стал медленно крутить, рассматривая океаны и континенты. Вот Европа, вот Африка... Пустыня Сахара... Почему она такая огромная?
Пустыня стала расти прямо у меня на глазах, заполоняя жёлтой сыпью всю сушу вплоть до полярных широт на севере и юге, а океаны изменили свой цвет с сине-голубого на тошнотворные зеленовато-коричневые оттенки. В лицо пахнуло чем-то кислым. Я хотел отбросить глобус прочь, но понял, что уже не держу в руках стальную ось, а опускаюсь на поверхность планеты!
Моё падение закончилось на острове посреди Атлантического океана. Я отряхнул песок с одежды и осмотрелся. Зрелище было безрадостным: небольшой песчаный холмик, на котором я стоял, подобно Робинзону из газетных карикатур, со всех сторон окружал омерзительно воняющий океан, состоящий из спермы, мочи и блевотины. С неба, затянутого чёрными тучами, моросил кислый дождь. Я не стал гадать, из каких телесных жидкостей он состоит.
Мне было плохо. В голове шумело, а в желудке словно лежала пудовая гиря.
На берег набегали волны, которые становились всё выше. Похоже, надвигался шторм. Но главным моим кошмаром стал не он.
Когда очередная волна обрушилась на берег и стала откатываться обратно, среди пены прибоя поднялась обнажённая женская фигура, медленно двинувшаяся ко мне. Её голова была наклонена вперёд, так что мокрая грива чёрных волос скрывала лицо и грудь, а из-под них виднелись розовые щупальца.
Бежать было некуда. Я стоял оцепеневший и наблюдал приближение этой омерзительной Афродиты.
Когда расстояние между нами сократилось до трёх-четырёх шагов, она, наконец, откинула волосы назад, и я увидел её хищный взгляд, уставившийся на меня, а также двух чудовищных осьминогов, бывших у неё вместо грудей. Мокрые щупальца с присосками потянулись ко мне.
- Хочешшшь? - злобно поинтересовалась она, делая ещё шаг вперёд.
Щупальца вцепились мне в пах и в живот. Я почувствовал, как нарастает тупая ноющая боль, проникающая глубоко внутрь тела, и через мгновение проснулся.
.
В голове пульсировало слово "жестокость". А почему вообще слово "секс" должно ассоциироваться с лаской или бабочками в животе? Сейчас я чувствовал секс в себе, и он был холодным скользким чудовищем.
Прямо передо мной лежали Таня, Лена и Аня, полураздетые и связанные по рукам и ногам. Я стоял над ними и чувствовал свою власть; их взгляды молили о пощаде.
Несколькими резкими пощёчинами я дал им понять, что милости они не дождутся. Внутри меня шевелился спрут, мои руки были как щупальца, о четырёхстах присосках каждое, эти щупальца срывали с девушек остатки одежды и терзали их груди, в то время как мой рот изрыгал угрозы и ругательства: я называл их блядями и обещал, что худшее ещё впереди. Мои жертвы были парализованы ужасом и даже не кричали.
Тут мой взгляд упал на швабру, стоящую в углу, и я выдернул из неё черенок, после чего, сочтя орудие пытки слишком длинным, сломал пополам. В руке осталась удобная палка, один конец которой оканчивался длинной острой щепкой, и я стал бить ею своих жертв, стараясь попасть по голове. Скоро на танином лбу запузырилась кровью длинная и глубокая ссадина. Тогда, захлёбываясь кровавым восторгом, я стал избивать её одну.
Только сейчас я заметил, что в комнате включён телевизор: я избивал девушек под музыку Вагнера, а на экране солдат японской армии совершал сеппуку. Кровь ручьями струилась из-под короткого клинка, а из разреза лениво вываливались кишки, похожие на покидающего своё убежище осьминога. Я почувствовал, как у меня сводит внутренности от смеси радости и ужаса, и прорычал:
- Вы думаете, я буду избивать вас этой палкой? Нет, сейчас я вспорю ею ваши животы и не остановлюсь, пока не намотаю на неё ваши кишки!
В следующую секунду острый конец уже был приставлен к животу Тани немного ниже пупка. Я смотрел на первую царапину, оставленную на нём обломком швабры, и видел, как беззащитно женское тело несмотря на напрягшиеся мышцы; смотрел, как чернеют в предутреннем сумраке волосы на лобке... Вдруг на меня тяжкой волной накатила дурнота пополам с самой невыносимой детской жалостью, и я проснулся - на этот раз по-настоящему.
.
Похоже, что час и в самом деле был ранний. Неяркий свет начинающегося дня робко заглядывал в комнату, где я лежал на кровати рядом со спящей Таней. Пробуждение оказалось не намного лучше предутреннего кошмара: во рту было мерзко и сухо, изнутри головы при каждом ударе сердца словно доносился ответный стук молотка, мочевой пузырь сообщал о том, что скоро лопнет, а в области желудка чувствовалась какая-то ноющая боль.
Тихо выбравшись из-под одеяла, а пошёл в туалет, а потом, накинув на голое тело куртку, выбрался на балкон в надежде, что свежий воздух поможет быстрее очнуться.
Кошмарное чувство не проходило. Наверное, от сна следовало отстраниться, сказать себе, что это лишь игры подсознания, но я увяз в нём с головой. Казалось, бодрствование - лишь наваждение, а настоящая реальность дожидается меня во сне. Она проникнет в меня и высосет все жидкости, оставив скелет, обтянутый кожей.
Я стоял на балконе и курил, бездумно глядя на то, как сквозь тучи едва заметно просвечивает восходящее солнце. После второй сигареты гнетущее чувство реальности случившегося во сне стало понемногу отпускать. И это было кстати, потому что сзади послышался шелест занавески и на балкон вышла Таня.
Её наряд был удивительно похож на мой: тоже незастёгнутая куртка, только трусики надела (я непроизвольно уставился чуть выше их - на то место, куда во сне хотел вонзить обломок швабры). Растрёпанные волосы, на лице отпечаталась пара пуговок с наволочки.
тро после оргии...
Окинув меня взглядом, Таня негромко усмехнулась:
- Ты прямо как этот... не помню, как там его... киноактёр, в общем. Стоишь и куришь после бурной ночи!
Я не нашёл никаких сил ответить, только немного улыбнулся уголками рта.
- Дай хоть сигарету, тоже курить охота, - снова обратилась она ко мне и, после пары затяжек, поинтересовалась, понравилось ли мне то, что было ночью.
- Да, - коротко ответил я, чувствуя, что сейчас вчерашние события не вызывают у меня никакого восторга. Краем глаза я наблюдал зрелище, оживлявшее в памяти другую сцену ночного кошмара: из распахнутой куртки выглядывали красивые округлые груди, их соски были похожи на двух осьминожков, вылезших погреться на камни.
В моём желудке по прежнему происходило что-то странное.
- Говорили, что в школе ты был в меня влюблён. Это правда?
- Правда.
- А что ж не подошёл, не сказал?
Я промолчал.
- Да знаю, ты ж у нас такой скромняжка был. Кто бы мог тогда представить, что ты способен в постели вытворять! А вот разговорчивости у тебя не прибавилось. Ты хоть в трезвом виде способен с девушками общаться? Ладно, шучу. Слушай, на нас Лена вчера не обиделась, как думаешь? А то пришли вы вместе, а уходить-то ей пришлось уже без тебя!
- Не знаю. С ней Серёга ушёл - по-моему, неплохая замена.
Она хмыкнула:
- Да у вас вообще было что-нибудь?
- Не знаю, это как назвать. Какие-то игры в "ближе-дальше", да и в них уже наигрались вроде бы. Секса не было.
Таня затянулась в последний раз и бросила окурок вниз, проследив взглядом его падение на асфальтовую дорожку далеко внизу.
- Лена у нас правильная, хоть и вредная. Но ты не думай, что я - шлюха! С первым встречным не лягу, будь уверен! Тебя-то ведь знаю... И мужской ласки хотелось... Эта квартира тоже располагает. Ну, ты уже понял, наверное, какой у Аньки характер. Она способна поиметь понравившегося ей мужика. Да и женщину тоже... Интересная у нас компания, правда?
- Нормальная, - ответил я. Мне было абсолютно всё равно, с кем ещё она трахалась.
- А ты уже посмотрел на разные компании, если так говоришь, да? Ты вообще какой-то странный, ничто тебя не трогает. Получил, что хотел, и знать меня не хочешь? Все вы, мужики, одинаковые...
- Но ведь и ты получила то, что хотела, - равнодушным тоном ответил я, - никто ведь никому не клялся в любви до гроба, правильно? Или у тебя есть в отношении меня какие-то планы?
- Да какие тут могут быть планы? Потому и согласилась, что это был секс без обязательств. Да и вообще, сложно делить обязательства на троих, правда? Но чего об этом говорить... Обнял бы хоть, а то холодно тут стоять, - и тут же, предупреждая моё движение, добавила, - Ладно уж, покурили, давай на кухню пойдём. Пить хочется.
Аня ещё спала. Или, может быть, просто не хотела лишний раз видеть того, с кем потрахалась. Мы притворили дверь на кухню, вскипятили электрочайник и продолжили беседу за столом, прихлёбывая крепкий чай из небольших чашек. Но разговор не клеился, это было ясно с самого начала. Мы просто старались как-то избавиться от чувства неловкости, пока находимся в одной квартире.
Таня обмолвилась о том, что ещё надеется помириться со своим парнем, тем более, что размолвка была уже не первой. Теперь она, по крайней мере, не чувствует себя без вины виноватой. Мне же было, в сущности, всё равно. Сейчас её присутствие тяготило, хотелось быстрее остаться одному. Я допил чай, сказал, что пора идти, и направился в прихожую. Она стояла рядом, пока я одевался, глядя на меня слегка задумчивым взглядом, в котором, однако, читалось облегчение от того, что скоро можно будет забыть про нашу случайную связь. Напоследок спросила:
- Чего ты хмурый такой? Голова болит с похмелья?
- После соития животное печально, - отшутился я.
- Животное... Ну, не надо вот этого всего, Андрюш, не идёт тебе такой юмор, - и быстро поцеловав в губы, выпроводила меня за дверь.
"Не идёт"... Не слишком ли смелое утверждение после двенадцати часов тесного общения?
.
Моё апатичное состояние не располагало к каким бы то ни было делам, поэтому я медленно поплёлся в парк, где бродил по безлюдным тропинкам, пытаясь осмыслить произошедшее своими похмельными мозгами. Сон и реальность переплелись в моей голове в один скользкий клубок. Я снова видел покинутый полуразрушенный замок, по которому бродил всю ночь, и понимал, что после каждой попытки создать в своей жизни хоть что-то хорошее результатом оказываются лишь новые горы пустых воспоминаний и ненужных мыслей. Любовь, счастье, удачные обстоятельства - всё это бывает с другими, не со мной. На мою долю выпадают только очаровательные случайности с обязательным разочарованием в конце. И щупальца - мой демон, моё желание, направленное против меня самого.
Ноги сами принесли меня на пешеходный мост, и там, безвольно обвиснув на перилах, я стал смотреть, как утренний ветер гонит по воде ленивые волны. Отражение внизу колыхалось, от этого снова закружилась голова, а во рту появился гадкий металлический привкус. Я несколько раз сплёвывал накопившуюся слюну, но через несколько секунд она снова наполняла рот, а потом меня вдруг скрутило в долгом и мучительном спазме рвоты. Казалось, что ещё немного - и я выблюю собственные внутренности. Внутри всё болело.
Когда закончился последний спазм, я ещё раз сплюнул и утёр рот носовым платком. Прежде чем убрать в карман, взглянул на него - не слишком ли испачкал? На платке была кровь. Немного, всего лишь несколько сгустков. Я сплюнул ещё раз на белую ткань - действительно, кровь. В области желудка пульсировала тупая ноющая боль. Что это такое? Язва?
Странно, но особого страха я при этом не испытал. Больше усталость. "Ну что ж, пусть будет язва" - подумал я, и поплёлся в сторону дома. Может быть, скорее закончится эта идиотская комедия, продолжать которую нет ни сил, ни желания. Были бы у меня в тот момент верёвка и камень потяжелее - наверное, утопился бы без раздумий. Но почему-то рядом всегда не оказывается чего-то очень нужного...