Антон Ефимов. Высокомерие и бездарность. Правда о Н.Г. Чернышевском

[slanist1934]

В «Панурговом стаде» (1869) у Всеволода Крестовского описан один малоизвестный эпизод. В 1861-ом году на вечере памяти только что умершего от чахотки Добролюбова Чернышевского освистали его же «духовные дети», так называемые «нигилисты». Они не простили своему «отцу», казалось бы, мелочи. «Великий» литературный критик, дерзкий на страницах журнала, не сумел хорошо выступить прилюдно. Приличные люди, застав своего кумира в такой неловкой ситуации, проявили бы такт, ну сочувствие или просто молча разочаровались бы. Но только не «дети» Чернышевского. Эти были беспощадны, хотели жечь всех и вся.

У них не было авторитетов. Такова природа нигилизма, такова его душа, форму которой задал Чернышевский и такие как он. Этот ненавистник метафизики, идеализма, всего возвышенного. Гонитель Бога. Гонитель искусств, таланта к которым не имел, особенно к художественной литературе, занимавшей все его мыли. Я думаю, это мучило его. И он ненавидел себя, а ещё больше тех, у кого талант был, поэтому и обесценивал их труд с такой нещадностью.

Гонения на искусство. Смута в журнале «Современник»



В 1854 году в редакцию журнала «Современник», принадлежавшего поэту Н.А. Некрасову, постепенно перешёл Н.Г. Чернышевский. В это время с «Современником» сотрудничали многие даровитые писатели, среди которых - И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Д.В. Григорович и др. С приходом идейного и очень энергичного Чернышевского в «Современнике» начался процесс идеологического раскола на писателей-разночинцев (радикалов-демократов, исповедовавших нигилизм) и писателей-аристократов.

В мае 1855 года Чернышевский напечатал в университетской типографии, в Санкт-Петербурге, текст своей знаменитой магистерской диссертационной работы «Эстетические отношения искусства к действительности». Основную мыль этого текста позже выразил Н.А. Бердяев в своей книге «Русская идея» (1946): «Действительность выше искусства. Это тезис Чернышевского». «Действительность не только живее, но и совершеннее фантазии. Образы фантазии - только бледная и почти всегда неудачная переделка действительности» - один из главнейших выводов диссертации Чернышевского.

Именно эта работа провозгласила то, что позже выразилось в утилитарном подходе к искусству - отрицании «искусства чистого», не имеющего прикладного значения, социально-политической направленности (агитационной, пропагандистской).

Гонения на искусство приобрели и совершенно уродливые формы. До сожжения картин и книг в духе Савонаролы не дошло, но сравнивать стихи Пушкина с кулинарными рецептами и тем самым доказывать, что Пушкин бесполезен и не нужен - было для нигилистов нормой. Например, в 1864 году сотрудник журнала «Русское слово» В.А. Зайцев в критической работе «Стихотворения Н. Некрасова» потребовал от поэтов, историков, критиков, публицистов (которых он ставил в один ряд по общему признаку «производства» тестов) «честной, свежей мысли, верного взгляда на предмет, выбранный писателем, и ясного изложения своего мнения». И там же Зайцев «заметил», что стихотворение А.С. Пушкина «Ночной зефир» (1824) «абсолютно плохо и негодно, тогда как про “Сорокалетние опыты” [поваренная книга] Авдеевой этого сказать нельзя, как бы мало кто ни интересовался сведениями об изготовлении блинчатого пирога с яйцом. Такую книгу только тогда можно признать негодною, если специалисты скажут, что все пироги с яйцом, изготовленные по методе г-жи Авдеевой, вышли неудобосъедобными».

«Клоповоняющий господин», «поганая мертвечина». Л.Н. Толстой и И.С. Тургенев о Чернышевском

Публикацией «Эстетических отношений» Чернышевский настроил против себя многих авторов журнала «Современник». И.С. Тургенев отзывался о диссертации Чернышевского в следующих выражениях: «Чернышевского за его книгу - надо бы публично заклеймить позором. Это мерзость и наглость неслыханная» (из письма к П.В. Анненкову, 1 июля 1855); «<…> примите моё раскаяние - и клятву - отныне преследовать, презирать и уничтожать его всеми дозволенными и в особенности недозволенными средствами!.. Я прочёл его отвратительную книгу, эту поганую мертвечину» (к Д.В. Григоровичу, А.В. Дружинину, 10 июля 1855); «Эта худо скрытая ненависть к искусству - везде скверна, а у нас и подавно» (к Н.А. Некрасову, 10 июля 1855). «Давно я не читал ничего, что бы так меня возмутило. Это - хуже, чем дурная книга. Это - дурной поступок» (к А.А. Краевскому 10 июля 1855). Эти письма писались и рассылались в довольно узкий промежуток времени, что свидетельствует о степени возмущённости Тургенева.

В 1856 году ненависть к Чернышевскому усилилась ещё больше, о чём свидетельствует письмо Л.Н. Толстого к Н.А. Некрасову: «Нет, вы сделали великую ошибку, что упустили Дружин[ина] из вашего союза. Тогда бы можно было надеяться на критику в «Совр[еменнике]», а теперь срам с этим клоповоняющим господином. Его так и слышишь тоненький, неприятный голосок, говорящий тупые неприятности и разгорающийся ещё более от того, что говорить он не умеет и голос скверный. - Всё это Белинский. Он говорил во всеуслышание, и говорил возмущённым тоном, потому что бывал возмущён, а этот думает, что для того, чтобы говорить хорошо, надо говорить дерзко, а для этого надо возмутиться. И возмущается в своём уголке, покуда никто не сказал цыц и не посмотрел в глаза».

[Эта статья подготовлена по материалам моей книги «Нигилизм и готика. Альманах» (2022)]. Читайте:

Хамское отношение к гениальному И.С. Тургеневу

Отношение Чернышевского к Тургеневу всегда было подчёркнуто пренебрежительным: «нет никакой возможности сомневаться, что каждый раз, когда я говорил Некрасову о Тургеневе, всё было говорено тоном пренебрежения к Тургеневу и насмешки над ним. Зная свою манеру, не могу сомневаться в том, что от насмешек над Тургеневым я переходил к сарказмам над Некрасовым за то, что он так долго был дружен с Тургеневым».

В 1857-ом Чернышевский привёл в «Современник» своего единомышленника и хорошего знакомого Н.А. Добролюбова (тоже разночинец, сын священника, как и Чернышевский). Энергичный 21-летний молодой человек встал у руля критико-библиографического отдела. Появление этой фигуры только усугубило ситуацию в журнале. Влияние Тургенева на «Современник» стало несущественным, его художественный вкус и его талант стали не нужны. Чернышевский (не без довольства собой) вспоминал, что он публично отзывался о некоторых произведениях, предлагаемых в журнал Иваном Сергеевичем, как о «бездарных». Так было с драмой Л.А. Мея «Псковитянка»: «Иван Сергеевич, это скучная и совершенно бездарная вещь, печатать её в "Современнике" не стоит». И Чернышевский же рассказывал (не без смеха), что Тургенев отзывался о нём с Добролюбовым так: «"Я сказал ему [Чернышевскому], что он простая змея, а Добролюбов - очковая"».

И там же Николай Гаврилович упоминал: «посмеявшись этой остроте, продолжали разговор только вдвоём, он шутливо развивал совершенно серьёзную тему, что со мной он может уживаться и даже имеет расположение ко мне, но что к Добролюбову у него не лежит сердце».

Уже к 1859 году сотрудничество И.С. Тургенева, Д.В. Григоровича и Л.Н. Толстого с «Современником» минимизировалось, а позже сошло на нет. Постепенно писатели переключились на «Русский вестник» М.Н. Каткова, где и опубликовали свои шедевры. Катков в принципе опубликовал в «Русском вестнике» главные русские романы второй половины XIX века (если не сказать - главные из всех когда-либо на русском языке написанных), среди которых - «Отцы и дети» (1862) Тургенева, «Преступление и наказание» Достоевского (1866), «Война и мир» (1865) Толстого и многие-многие др.



«Отцы и дети» И.С. Тургенева. Первый антинигилистический роман

Антон Ефимов | Заметки1 июня 2022

Потом, в 1862 году, Тургенев объяснял Герцену (с котором сохранял тёплые дружеские отношения, хоть и не принимал его «революционности»), почему ушёл в патриотический «Русский вестник» Каткова: «Ты, ты меня упрекаешь, что я отдаю свою работу в “Русский вестник”? Но из чего же я рассорился с «современником», воплощённым в образе Некрасова? В программах своих они утверждают, что они мне отказали, яко отсталому».

Чернышевского несло

«Эстетический радикализм» Чернышевского усугублялся год от года. В ноябре 1859 года в Великобритании вышел в свет труд Чарльза Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора» (в скором времени, уже в начале 1860-ых, умами молодых людей, настроенных нигилистически, овладела мысль, которую можно выразить понятием «социальный дарвинизм» - применение законов естественного отбора в повседневной жизни). Весть об этой книге довольно быстро разнеслась по Европе, о ней начали говорить в образованных кругах России. И в 1860 году в «Современнике» было опубликовано философское сочинение Н.Г. Чернышевского «Антропологический принцип в философии».

Профессор Н.Н. Старыгина назвала данный текст «философско-теоретическим положением, сформулированным теоретиком нигилизма». Если диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855)- следует понимать, как провозглашение утилитаризма в искусстве, то труд «Антропологический принцип в философии» - провозглашение утилитаризма в философии, а по сути - отрицание её ценности, ценности мысли возвышенной, ориентированной на символику культуры.

Антропологический принцип по Чернышевскому - это рассмотрение такого предмета, как человек, в отрыве от социальной и культурной сфер бытия, и лишь в рамках сферы физического организма. Это, своего рода, подход к вопросам морали и нравственности с позиции естественных наук. Почти зоологический подход к человеку.

В своей работе Чернышевский назвал «хламом» труды Эмина, Елагина, Чулкова, Погодина, Шевырёва по русской истории и древнерусской литературе, так как в них осуществляется подход к человеку как к части культуры, части определённой ценностно-мировоззренческой системы. Чернышевский признал в этих работах ценным лишь самые конкретные и довольно очевидные факты. И сложно сказать, иронизировал Николай Гаврилович или был абсолютно серьёзен, когда писал следующие строки: «Кое-что, похожее на правду, попадается и в них [в трудах по древней истории России], - ведь г. Погодин совершенно справедливо говорит, что Ярослав был князь Киевский, а не Краковский, что Ольга приняла в Константинополе православие, а не лютеранство, что Алексей Петрович был сын Петра Великого».

Подозрения в плагиате

В «Антропологическом принципе» Чернышевский придерживается хорошо известной в то время позитивистской концепции (то есть, оригинален критик не был). Уже современники (прежде всего, из числа «антинигилистов») заметили в работе Чернышевского плагиат (в данном случае - чужие мысли, выдаваемые за свои). Писатель и публицист А.А. Дьяков рассуждал: «Дошли до того, что физиологию и психологию человека надо изучать лишь в смысле частицы естественной истории. Впервые, если не ошибаюсь, мысль эта высказана Дреппером в динамике физиологии, и высказана совсем не в том смысле, какой выкрал из неё автор «Антропологического принципа в философии», разумеется, не упомянув даже имени Дреппера: слишком много чести!».

Чернышевский превратил себя в карикатуру

Стоит ли удивляться, что всем этим Чернышевский себя дискредитировал в глазах образованной, просвещённой публики, превратил себя в посмешище. В этакую мелкую щурящуюся гадину и вредину, слова которого имели значение только для молодых революционерствующих нигилистиков.

В 1855 году в журнале «Библиотека для чтения», который редактировал О.И. Сенковский, Д.В. Григорович опубликовал повесть «Школа гостеприимства», где под именем Чернушкина сатирически изобразил Н.Г. Чернышевского. Как пишет исследователь В. Сердюченко, Чернышевский в «Школе…» был представлен «гнусной окололитературной рептилией», воровавшей носовые платки у хозяев хлебосольного дворянского дома (судя по всему - тургеневское Спасское-Лутовиново). Чернышевского можно узнать и в повести Дьякова «В народ!» (1876) - в комичном образе «доктора, с позволения сказать, от философии» Пиглички. В образе Проскриптского Н.Г. Чернышевский изображён в романе Писемского «Взбаламученное море» (1863). Примеров карикатуризации множество.

Участие в революционной пропаганде

Литература ради литературы Чернышевскому была не нужна. Печатное слово он рассматривал исключительно как средство пропаганды. Он помышлял о революции, которая смела бы всё до основ в «омерзительной» России с её культурой, православием, императорами, просвещёнными аристократам, которых Чернышевский так ненавидел. А вместо этого было бы построено новейшее государство, сообразное новым экономическим, социально-политическим и естественно-научным теориям. Свежи были примеры восстаний масс в Европе, особенно яркими были 1830-ый и 1848-ой годы во Франции, а Великая французская революция (1789-1799) - так и вовсе была мечтой.

Выбрана конспиративная тактика итальянских карбонариев (революционное движение 1807-1832, стремившееся к республиканским преобразованиям) и «заговора равных», организованного социалистом-утопистом Гракхом Бабёфом в 1796 году в период Великой французской революции. Объектом же пропаганды Чернышевский и его сторонники выбрали крестьян, как самое массовое сословие в России, ну и самое необразованное и, как полагали ревпропагандисты, подверженное политической «обработке» (что было суждением совершенно ошибочным).

С деятельностью Чернышевского и лиц близких к «Современнику», а также с Н.А. Серно-Соловьевичем (организатором революционной группы «Земля и Воля», которая появилась уже в конце 1861 года) связывают, в частности, прокламацию «Великорусс», распространённую в Петербурге в 1861 году одноимённым комитетом, выдвигалось требование отдать крестьянам все земли, которыми они пользовались при крепостном праве. Утверждалось, что крестьянство неудержимо поднимется летом 1863 года.

Но подлинным шедевром пропаганды была написанная Чернышевским прокламация «К барским крестьянам» (1861).

Долгое время, особенно в ранний советский период, утверждалось, что приписывание Чернышевскому «К барским крестьянам» - полицейская фальсификация, но авторство Николая Гавриловича в 1975 году окончательно подтвердила М.И. Перпер, проведя подробный графологический анализ.

В прокламации Чернышевский стилистически «подделывался» под простонародную речь мужиков. На протяжении всего текста встречаются такие слова и выражения, как «супротив», «по-ихнему», «по-иностранному», «нонешние порядки», «нонче», «покудово» и т.д. Там же Чернышевский занимается идеализацией Запада и конкретных геополитических противников Российской империи: «Вот у французов есть воля, у них нет розницы: сам ли человек землю пашет, других ли нанимает свою землю пахать; много у него земли - значит, богат он, мало - так беден <…> Вот у англичан есть воля, а воля у них та, что рекрутства у них нет: кто хочет, иди на военную службу, все равно, как у нас помещики тоже юнкерами или офицерами служат, коли хотят. <…> А то и вот ещё в чем воля и у французов, и у англичан: подушной подати нет. Вам это, может, и в ум не приходило, что без рекрутчины да без подушной подати может царство стоять. А у них стоит. Вот, значит, умные люди, коли так устроить себя умели». Стоит ли говорить, что Чернышевский не без смысла избегает даже малейшего комментирования сложных нюансов хозяйствования и налогообложения в этих странах. У пропагандистской прокламации цели были другие.

Объяснял Чернышевский мужикам и то, как нужно действовать и распространять антигосударственное воззвание:

«А до той поры [сигнала к восстанию] готовься к делу, а сам виду не показывай, что к делу подготовка у тебя идёт <…> А это наше письмецо промеж себя читайте да друг дружке раздавайте. А кроме своего брата-мужика да солдата, ото всех его прячьте, потому для мужиков да для солдат наше письмецо писано, а к другому ни к кому оно не писано, значит, окорме вас, крестьян да солдат, никому и знать об нём не следует».

Недальновидность Чернышевского, его арест, суд и срок

Три пункта обвинения

Роковым для Чернышевского и многих нигилистов-революционеров стал «пожарный» 1862 год. Когда весной был подожжён Петербург, столица Империи.

Как и многих других Чернышевского арестовали в июле. Влияние редактируемого им журнала «Современник» Сенат признал вредным. До пожаров же этот журнал исправно выходил с дозволения цензуры и даже продолжал выходить уже после возобновления работы в 1863-ем году (но только до 1866-го, до покушения Каракозова на императора Александра II).

Обвиняли Чернышевского по трём пунктам. По первому - участие в замыслах Герцена, стремящегося «пропагандою ниспровергнуть существующий в России образ правления» - признали невиновным. Герцен намеревался вовлечь молодёжь (кто именно эти люди - сложно сказать) в издание некого зарубежного журнала, направленного против российских властей, но Николай Гаврилович дал понять Искандеру через поэта и переводчика М.Л. Михайлова (Некоторое время он был связующим звеном революционеров в России с Герценом. Ездил в Лондон, там же печатал некоторые материалы, например, прокламацию Н.В. Шелгунова «К молодому поколению» (1861), для дальнейшего распространения в России), что настроен против «литературных союзов»; руководителя «Современника» на тот момент интересовало нечто более «реальное», чем издание очередного журнала.

Но по второму и третьему пунктам обвинения Чернышевского признали виновным: это сочинение воззвания «К барским крестьянам» и «приготовление к возмущению», то есть - масштабное распространение этого воззвания среди землепашцев. Своё авторство Чернышевский отрицал. Ситуация осложнялась и тем, что на руках у обвинения не было текста, написанного рукой Николая Гавриловича. Листы, имевшиеся у следствия, долгое время считались копией, сделанной неизвестным лицом. Но уже во второй половине XX века М.И. Перпер указала, что это была не копия, а оригинал, но написанный (кстати, на бумаге, привезённой из Англии) под диктовку Чернышевского родственником его жены А.В. Захарьиным (человеком близким к революционным кругам, даже находившимся некоторое время под наблюдением полиции).

Сомнительные личности, с которыми ни один здравомыслящий человек никогда бы не связался

При обыске у Чернышевского среди его обширной переписки, содержащей любопытную для полиции информацию о всякого рода протестной активности (там же было и письмо от Герцена с множеством выскобленных мест, чтобы никто другой уже не прочёл, был и «алфавитный ключ» на картонках для расшифровки неких секретных посланий), обнаружилось и письмо 1861 года к Алексею Николаевичу (по всей видимости - Плещееву, поэту), которое стало подтверждением, что руководитель «Современника» осознанно включился в революционную пропаганду (Чернышевский и в этом случае отрицал своё авторство, но сличение почерка показало, что рука его).

Читаем: «Вы знаете, что времени терять нельзя, - теперь или никогда! Тут раздумывать было бы преступлением, слабостью <…> В то время как вы откладывали со дня на день, нам подвернулись под руку люди, хотя сами по себе и весьма, как видно, пустенькие, но всё-таки энергичные и более года, занимавшиеся тайным печатанием - стало быть, вести своё дело умеющие».

«Пустенькими» оказались вдохновлённые «Колоколом», публицистикой Чернышевского и проч. молодые нигилисты-революционеры - отставной офицер Всеволод Костомаров, студенты Иосиф Сорока (или Сороко) и Яков Сулин, которые и подрядились напечатать и распространить воззвание «К барским крестьянам».

Всеволод Костомаров был неудавшимся военным: не смог осилить учёбу (был исключён из Михайловского артиллерийского училища), не сложилась и служба в кавалерийском полку, не получилось устроиться и в Москве, где рассчитывал занять место репетитора в Первом кадетском корпусе. В 1860 году был уволен из военной службы окончательно. Во многом из-за слабого здоровья. Но Костомаров знал языки - английский, итальянский, немецкий - и стал зарабатывать небольшие деньги переводами стихов, даже напечатал в типографии Каткова сборник «Поэты всех времён и народов», также готовил сочинения по истории русской литературы. В то время он сблизился со всякого рода нигилистами и стал (после всех постигших его в жизни неудач) пробовать себя в революции. Тогда же он сошёлся и с «подпольными печатниками» Сорокой, Сулиным и П. Петровским-Ильенко (корректором московской типографии Каткова (!)). Кстати говоря, цели подпольных печатников были, в том числе, и меркантильные. На тайной продаже запрещённой литературы можно было заработать. Например, распространение любопытного произведения Огарёва «Разбор сочинения Корфа о восшествии на престол Николая I» обещало хорошие деньги, на которые, в том числе, можно было купить новый печатный станок.

(!!!) К этим странным людям и попала прокламация «К барским крестьянам». Текст принесли им прямиком от Чернышевского. Типографию развернули в комнате, снятой в доме у матери Костомарова. Это возмутило его брата Николая, который стал грозить доносом в полицию, что в итоге и сделал (и так ненавидел революционеров, что в последствии даже стал тайным агентом III отделения).

Когда печатников «взяли», сочинение «К барским крестьянам» сначала пытались приписать Костомарову, он некоторое время отмалчивался, юлил, но потом в письме товарищу (некому Соколову), уже будучи в пути к месту отбывания наказания, признался, что авторы воззвания - Чернышевский и Михайлов (что в отношении второго сомнительно). Авторство Чернышевского подтверждается и Н.В. Шелгуновым, ещё одним сочинителем революционных листков: «в 1861 году, я написал прокламацию “К солдатам”, а Чернышевский “К народу” [как раз имеется в виду «К барским крестьянам»] и вручил их для печатания Костомарову».

Костомаров под арестом отзывался о Чернышевском следующим образом: «израильтянин [Костомаров сравнивал Чернышевского с Самсоном] был так не практичен, что, расшатав столбы здания, втемяшился в самую средину его и повалил обломки на себя. Наш Самсон, т.е. Чернышевский, рассуждает иначе; он полагает: “зачем мне погибать под обломками старого здания, я лучше пошлю других разваливать его, а сам посижу пока в стороне: коли развалят - хорошо, я займусь тогда постройкой нового, а не развалят - надорвутся, так мне-то что? Я-то всячески цел останусь”».

Чернышевскому дали 14 лет каторги с последующим пожизненным поселением в Сибири, но почти сразу срезали срок в два раза, до 7 лет, и в Сибири его не оставили навсегда, разрешили вернуться в центральную Россию в 1883 году.

Роман «Что делать?». Идея о «светлом будущем»

Находившийся в тюремной камере под следствием, в Петропавловской крепости, Чернышевский буквально за три месяца написал свой нигилистический роман «Что делать? Из рассказов о новых людях» (1863). Текст был реакцией на роман Тургенева «Отцы и дети» (1862). Чернышевский пытался заменить понятие «нигилисты» понятием «новые люди». Роман напечатали в возобновившем работу «Современнике» в 3, 4, 5 номерах за 1863 год. Художественный уровень «Что делать?» несопоставим с «Отцами и детьми». Произведение Чернышевского - композиционно рыхлое и жанрово бесформенное сочинение, где незатейливая бульварная сюжетика, в том числе - детективная, соединена с формой социально-политического прозаического трактата, плюс типичная тематика социально-критического романа (межсословные и межличностные отношения), там же внимание к бытовым деталям в духе «натуральной школы» и активное эксплуатирование простенького романтического приёма вещего сна. Другими словами, произведение не имеет художественной ценности. Но, безусловно, имеет ценность публицистическую (агитационную) и социально-философскую.

В «Что делать?» эксплуатировались темы французских социалистов-утопистов, в частности, Шарля Фурье. По выражению писателя и публициста А.П. Мальшинского, ссылавшегося на труд Фурье «Новый индустриальный мир» (1829) («Le nouveau monde industriel»), этот философ «завидовал бобрам, пчёлам, осам и муравьям, для которых труд, по его мнению, служит источником наслаждения». Именно этот принцип - культ труда и наслаждения от труда - был воплощён Чернышевским в его романе, персонажи которого послужили моделью поведения для многих революционеров-социалистов. Герцен вспоминал, что люди, приезжавшие в Лондон после выхода романа Чернышевского, все были как из «Что делать?» с примесью Базарова. И среди нигилистически настроенной молодёжи стала распространяться пропаганда идеала «коммунальной жизни» (жизни в коммуне / «коммунизм»). Появились кружки и даже артели в духе романа «Что делать?», это произведение послужило руководством к действию.

Как и труд Фурье, утопичен был и роман Чернышевского. Но и писался этот текст с расчётом на молодую и наивную аудиторию. Задача «Что делать?» - сподвигать на изменение мира. С этим романом распространилась идея «светлого будущего». В «Что делать?» написано: «будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в неё из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее всё, что можете перенести».

С романом Чернышевского полемизировали практически все. Например, в мае 1863-го в «Северной пчеле» вышла статья Н.С. Лескова «Николай Гаврилович Чернышевский в его романе ”Что делать?”». Лесков объяснил, что характеров, представленных в романе Чернышевского, в жизни почти нет. В основном это всё те же гоголевские Ноздревы, но «обернувшиеся только другой стороной»: «Такова в большинстве грубая, ошалелая и грязная в душе толпа пустых ничтожных людишек, исказивших здоровый тип Базарова и опрофанировавших идеи нигилизма».

Но интерес к «Что делать?» был сумасшедшим, его читали все, поэтому отсылки к нему в других произведений не требовали никакого пояснение. Все сразу понимали кто и что имеется в виду. У того же Лескова в потрясающем романе «На ножах» (1870) читаем: «положившись на твои сладкие приманки в алюминиевых чертогах свободы и счастия <…> бросила отца и мать и пошла жить с тобою “на разумных началах”, глупее которых ничего невозможно представить». «Сидеть с вашими стрижеными, грязношеими барышнями и слушать их бесконечные сказки про белого бычка, да склонять от безделья слово “труд”, мне наскучило; ходить по вашим газетным редакциям и не выручать тяжёлою работой на башмаки я считала глупым, и в том не каюсь».

«Аристотель». Чернышевский о себе…

Себя же Чернышевский считал «гением», сравнивал себя с Аристотелем. В 1862 году он писал из тюремной камеры жене следующее: «Со времени Аристотеля не было сделано ещё никем того, что я хочу делать, и буду я добрым учителем людей в течение веков, как был Аристотель». И там же: «пройдут сотни лет, а наши имена всё ещё будут милы людям, и будут вспомнить о них с благодарностью». [Чёрт побери - в СССР так и было!]

Антон Ефимов, журналист, историк литературы, кандидат филологических наук

Присоединяйтесь ко мне в ТГ-канале https://t.me/antonefimovchannel

Присоединяйтесь ко мне во Вконтакте https://vk.com/grimuarkino