Вступление
По приезде моем из Москвы в г. Сланцы в 2013 г. я сразу же стал подумывать о том, что бы мне эдакое вновь написать, чтобы хоть как-то прозвучать на ниве сланцевского краеведения?
К тому времени у меня были уже набросаны в целом книги о северогдовских историках Ефиме Андрееве и Павле Яновском, и еще была написана вчерне большая книга о местном помещике, писателе, публицисте, фельетонисте и переводчике Александре Васильевиче Дружинине.
Не скрою, были тогда у меня наметки других проектов, но в итоге я взялся в 2014 г. за писание краткой книги о священнике Николае Кононовиче Кузнецове, который выстроил в пог. Поля большой Св-Никольский храм, спроектированный для него знаменитым епархиальным зодчим Николаем Никитовичем Никоновым.
Эта книга в итоге была вкратце написана мною, но издавать ее в Сланцах никто не стал. В итоге она пролежала у меня 6 лет в «авторском портфеле» в виде пары оттисков, и все. - Кто ее прочитал в итоге, сказать сложно, но в интернете первоначальный вариант ее можно найти и сегодня.
Теперь же краткий вариант меня уже не удовлетворяет, поскольку о Кузнецовых, отце и сыне, материалы на компьютере худо-бедно поднакопились, и писать теперь о них следует уже, используя новые находки.
В этом плане мне опять-таки помогла архивистка Галина Михайловна Степанова из С.-Петербурга, с которой я работал раньше над материалами по Доложскому погосту
[1]. В итоге из той работы родилась за период с 2013 до 2020 гг. книга «Ефим Андреев. Доложск и Выскатка»
[2].
Священник Николай Кузнецов был в Гдовском селе Никольщина пришлым человеком, но сделал для местного населения до крайности много. - Он выстроил в приходе Св.-Никольского храма несколько школ и по сути был просветителем края, поскольку народ к грамоте не всегда стремился.
Его дочери преподавали в Никольщине в Церковно-приходской школе, а зять, священник, уроженец г. Нарвы о. Александр (Бэбинг
[3]), окончив в 1911 г. С.-Петербургскую Духовную Семинарию, в том же году стал настоятельствовать в новоустроенном крестьянами храме пог. Ивановский Ручей.
Деревянный храм этот, выстороенный на кладбище бл. д. Кушелы, простоял в означенном месте до самой войны и был уничтожен, якобы, в ходе боевых действий.
В связи с освящением 09.05.1898 г. в Никольщине Св.-Никольского храма, отец и сын Кузнецовы выпустили здесь специальную книгу, посвященную этому замечательному событию. - Она была не подписана ими и называлась «Воспоминания о Никольщине»
[4].
Сегодня у меня есть все основания считать, что книгу писал в основном сын священника, на ту пору студент С.-Петербургской Духовной Академии Николай Кузнецов. Именно он получил за свое академическое сочинение именную премию одного из светил Академии, а впоследствии стал журнальным публицистом. А в 1913 г. в итоге он написал большую книгу «Юродство и столпничество», которая была переиздана в Москве в 2000 г.
[5] Видимо, и часть статей о церковной и мирской жизни в Никольщине для газеты «Нарвский листок» в 1899 - 1900 гг. была писана под псевдонимами именно им. Я эти статьи так же привожу в этой книге, поскольку они носят сугубо «фактологический окрас» и небезразличны для любителей сланцевской истории. Статьи эти мне прислал исследователь Принаровья Олег Дроздик из Таллина.
Примечательно, что в материалах одного из дел о священнике Кузнецове отмечается его… безграмотность:
«Кузнецов, не будучи в состоянии по своей безграмотности учить детей своих прихожан, вызывает против себя общее негодование и оказывает вообще вредное влияние на своих прихожан…»;
«Обвинение Кузнецова в недостатке, вследствие безграмотности, благотворнаго влияния на прихожан, конечно, весьма тяжкое обвинения, так как касается всей его пастырской деятельности; но обвинение это не основательно. Действительно, как известно Вашему Высокопревосходительству, Кузнецов весьма малограмотен; но в добром влиянии на прихожан, в уменьи привлечь их к себе ему от души может позавидовать любой из образованнейших пастырей»;
«Вообще, при страшном труде для Кузнецова что-либо писать, у него в тоже время есть, если можно так выразиться, некоторый зуд к писательству: то он пишет «запросы» к Становому, то «воззвание» на построение церкви /прилагаемое при сем/, то, наконец, целое сочинение «объяснение Литургии», не прошедшее, по его словам, в цензуре»
[6].
Недавно, работая в ЦГИА, я неожиданно для себя наткнулся в одном из дел, на еще одну книгу, изданную настоятелем Св.-Никольского храма о. Николаем (Кузнецовым). Она называется «Сборник выписок из различных книг, о пользе, необходимости и важности таинства Святого причащения против безпоповцев»
[7].
Видимо, книга эта была предварительно составлена Кузнецовым в виде каких-то записей в предыдущем месте его служения в с. Верховины, Спасо-Усадищской волости Новоладожского уезда, где было много т.н. «раскольников-беспоповцев». Об этом свидетельствует отдельное дело, относящееся к 1888 г. - О нем я расскажу в специальной главке
[8]. Издана же она была непосредственно в то время, когда он служил уже в пог. Поля, в Никольщине, когда над ним велось «политическое» дело, и, видимо, помогал составить ее отцу студент Духовной Семинарии сын священника Николай.
Так же мне в 2018 г. Владимиром Глуховым была подарена книга, изданная в 1995 г. в Удмуртии, в г. Сарапул, которая называется «Судьба церквей и духовенства». - В ней есть описание жизни и деятельности священника с. Никольщины после отъезда его в 1917 г. к сыну в далекую епархию.
В условиях февральской революции в Никольщине на него ополчились разного рода недруги. - И в первую очередь это была местная полицейская власть
[9], которая среагировала на «получение [Кузнецовым] революционных газет из Америки», в связи с чем полицейский пристав обвинил его «в политической неблагонадежности».
В то время это было тяжкое обвинение, в связи с чем в с. Никольщина приехал из С.-Петербурга следователь Святого Синода. Об этом так же будет рассказано в отдельной главке.
Священник Кузнецов, будучи честным, но неуживчивым человеком, в итоге организованной травли подал прошение о создании бл. г. Нарвы самостоятельного прихода, в котором он намеревался служить, но это его прошение церковные власти С.-Петербурга оставили без удовлетворения.
В итоге он по некоторым сведениям выстроил в 1896 г. в северогдовском селении Низы деревянный храм-школу, а в 1917 г. уже при Керенском уехал с семьей из пог. Поля на жительство к своему сыну в г. Сарапул Ижевской епархии.
В Полях же на него к тому времени возбудили отдельное дело, о чем я подробно буду писать в очередной главке, в этом, теперь уже варианте книги о нем и о его сыне
[10].
С о. Николаем (Кузнецовым) под опеку его сына, епископа Сарапульского Алексия Кузнецова, в 1917 г. уехала из с. Никольщины дочь его, учительница Никольской Церковно-приходской школы Мария Николаевна Кузнецова. Уехал так же и сын его - Иван Николаевич Кузнецов, преподававший до того и бывший надзирателем в Духовном училище в С.-Петербурге.
О том, как местные жители встретили Февральскую революцию и отречение царя Николая II, есть очень показательное свидетельство одного из жителей Принаровья. Он тогда посещал школу в с. Криуши
[11], и вот, что он писал в по этому поводу:
«В исторический 1917 год я ходил в Криушскую приходскую школу и был не только свидетелем, но и в некоторой степени участником революционных дел.
После того, как в Петрограде свершилась февральская революция, некоторое время сельские труженики и мы, школьники об этом событии ничего не знали. Вскоре, однако, революционная волна докатилась до нашей деревни, уничтожив старые порядки, пробудив в нас неведомые ранее чувства, радость и восторг от не совсем понятных слов новой песни о новой жизни.
Однажды февральским утром, когда учащиеся уже собрались в школу, все были озадачены тем, что наш учитель, Степан Савельевич Козлов, долго не выходит из учительской комнаты, чтобы как всегда, начать школьные занятия с чтения псалтыря около иконостаса и пения утренних молитв всевышнему господу Богу и Матери Божьей - пресвятой деве Марии.
Строгий Степан Савельевич жил в учительской комнате. Неоднократно за шумное поведение он ставил все классы на колени. Многие ученики не раз получали от него за незначительные проступки линейкой.
Только мы стали строить догадки, - не заболел ли Степан Савельевич, как вдруг, открывается дверь и выходит к нам совершенно здоровый, улыбающийся учитель. После того, как мы встали и дружно поздоровались: «Здравствуйте, Степан Савельевич», учитель торжественно, ясно и отчётливо произнёс: «Дорогие ребята! В Петербурге народ совершил революцию и сбросил с престола царя Николая, которого вы видите здесь на портрете. Теперь трудовой народ будет жить свободно и счастливо. Мы в школе тоже будем учиться по-новому. - Молиться Богу, читать псалтирь и петь молитвы мы больше не будем.
Сейчас мы снимем со стены портрет царя, а затем будем разучивать революционную песню. Как только вы эту песню выучите, то сразу же с ней пойдете домой и объявите родителям и соседям, что царской власти больше нет, и что теперь все люди будут жить свободно и счастливо».
Портрет царя был снят со стены и выставлен в коридор. Далее Степан Савельевич стал писать на доске текст «Марсельезы», а мы взялись его копировать.
После того, как песня была переписана, из учительской принесли физгармонь, которую я ранее никогда не видел Мы стали под музыку усваивать мотив и заучивать слова, которые после надоевших молитв нам очень понравились. Примерно к двум часам дня «Марсельезу» мы знали хорошо.
Довольный успехом, учитель отпустил всех домой. Он наказал нам, что ученикам следует идти и петь разученную песню. Родителям и соседям надлежало сообщать, что в Петрограде произошла революция, что свергнут царь, и что теперь наступила свобода и счастье.
Наказ учителя мы выполнили со свойственным ребятам задором, тем более, что интерес к нашей песне со стороны односельчан был велик. - Расспросам, разговорам, толкам и суждениям не было конца. Многие не верили нам и говорили, что всё это враньё: «Как это в Питере могли свергнуть царю-батюшку, помазанника божия?»
Вскоре, однако, из Петербурга стали приходить в деревню письма о том, что действительно произошла революция, уничтожившая власть царского самодержавия.
Ребятишки, были довольны тем, что первыми в деревнях Криуши, Пустой Конец, Долгой Ниве и Коссари сообщили волнующую для народа новость. Школьники, не понимавшие глубины политических событий и жгучих слов «Марсельезы», благодаря учителю стали в деревнях вестниками революции. Разве можно забыть то бурное волнующее время?
Впоследствии мы, ребятишки всегда присутствовали на многочисленных собраниях окрестного населения. Они проводились школе.
По заданию учителя мы бегали по деревням из дома в дом, приглашая односельчан в школу. Народ с восторгом приветствовал власть рабочих и крестьян.
В школе, украшенной красными флагами, выступали с речами большевистские агитаторы Гдова и Нарвы. Выступали и местные большевики: Кирилл Рюдов (Долгая Нива), Иван Марутин (Омут), Иван Чернов (Скамья) и многие другие. Впрочем, недолго в Принаровье претворяли в жизнь ленинские декреты»
[12].
Возвращаясь к Никольщине, сообщу, что это было в принципе до каких-то пор смысловое понятие. Так тут называли всю поселенческую агломерацию, включавшую в себя дд. Свиридово и Карповщину, между которыми на р. Сиженке располагался старинный пог. Поля, 2 храма, располагавшиеся на горке, старый и новый. При этих храмах собственно и были выстроены дом священника Кузнецова и местная Церковно-приходская школа. Тут же, на прихрамовой площади, на дороге, ежегодно проводилась небольшая ярмарка, которая привлекала в погост окрестное население.
Добавления мои к первоначальному варианту книги о Кузнецовых были произведены мною опять же в Сланцах, летом и осенью 2020 г. Я добавил к общему повествованию статью для газеты «Знамя труда», которая называлась «Судьба священника пог. Поля о. Николая (Кузнецова)», а так же материалы из газеты «Нарвский листок» за 1899 г., присланные мне исследователем Принаровья Олегом Дроздиком из Таллина. Об этом я так же уже поминал выше.
Отдельным повествованием в этой книге идет биография сына никольского священника, которая дана в книге священника Александра Малых «История Ижевской и Удмуртской епархии в ХХ веке» на основании данных архивов
[13]. Это безупречное в своем роде исследование. Я добавляю к нему как бы свою составляющую, свое понимание темы, поскольку она всем небезразличным небезынтересна.
После успешного окончания курса наук в С.-Петербургской Духовной Академии, бывший студент означенной Академии Николай Кузнецов, простившись в Никольщине с родителями, братьями и сестрами, отправился в дальний путь в Сибирь, где ему предстояло служить в Иркутской Духовной Семинарии в качестве педагога.
Об этом его неблизком вояже, который состоялся, очевидно, летом 1902 г.
[14], никаких сведений нет, но ясно, что дальноудаленность Иркутска от дома его и С.-Петербурга создала для Кузнецова известные неудобства.
В связи с чем, уже в июле 1902 г. он оказывается значительно ближе к дому, в г. Устюжна Новгородской губернии, где ему пришлось занять скромное место преподавателя в Устюженском Духовном училище. - К сожалению, даже фотографий этого училища в сети обнаружить пока не удалось.
Устюжна тоже не могла удовлетворить честолюбивых стремлений Кузнецова, и потому (выскажу свою «гипотезу»), он начинает тут же, в течение учебного года, хлопотать о переводе своем в другое место.
В итоге его пееводят в г. Белозерск той же Новгородской епархии, где он так же получает должность преподавателя, но уже в более «представительном» Духовном училище, которое насчитывало три этажа.
После Устюжны Кузнецов меньше года служил в Белозерске, после чего с благословения Иоанна Кронштадского принял в Новгороде постриг и был назначен служить уже в Новгородскую Духовную Семинарию, где так же пробыл совсем недолго.
По некоторым сведениям о нем в Семинарии вспоминали как о мастере проникновенных проповедей, ведению которых он смог научить некоторых своих учеников, которые к тому имели предрасположенность. Кузнецов, таким образом, был не без «искры Божией», т.е. был «не без таланта».
Следует признать, что первый этап его служения на ниве педагогики целиком и полностью был связан с его служением в пределах Новгородской епархии, где он так или иначе решал свои дела с перемещением из города в город, из одного учебного заведения в другое. Очевидно, что то было связано отчасти с его неуживчивым характером, о чем мы узнаēм из материалов о его служении в Ярославской Духовной Семинарии и в Урмийской Духовной миссии.
В последней он получил крайне «тенденциозную» характеристику, которой нам, очевидно, следует верить, поскольку Миссией управлял ровно такой же монах-ортодокс, который требовал от всех соблюдения законов и правил.
Известно, что Кузнецов никогда не соблюдал при нем «субординацию», и не желал подчиняться своему соученику по Духовной Академии. - Он даже высмеивал его при посторонних, и, мало того, обещал на него «доложить», куда следует.
Это стоило ему дорого в карьерном плане, и до самого выхода книги «Юродство и столпничество» в 1913 г., у него постоянно бывали проблемы с администрациями учебных заведений, а так же проблемы с настоятелями монастырей, в которых он пребывал. - По крайней мере, все это можно предположить, зная о его бесконечных перемещениях по России.
После выхода в свет книги «Юродство и столпничество», он «неожиданно» получил в 1913 г. сан архимандрита и карьера его уже стала тогда «простираться» в иной плоскости
[15]. - Он стал церковным деятелем «высокого полета» и уровня, но передвижения его по России по прежнему продолжались.
Кстати, надо напомнить, что «громкое» его увольнение из Урмийской Православной миссии официально сопровождалось отнятием у него золотого наперсного креста, данного ему перед служением в Урмии от Кабинета Его Величества. - Отобрание креста было официальным признанием его проступков на почетном посту члена Миссии, где каждый сотрудник по сути представлял Российское государство, и потому репутация его должна была быть безупречна. Ничего подобного у Кузнецова не было.
Заметим попутно, что у отца его, на тот момент - настоятеля Св.-Никольского храма в пог. Поля Гдовского уезда, судя по фотографии 1909 г., было на груди 5 крестов.
Эта фотография находится пока в моем собрании документов как самая дорогая моя реликвия, которая попала ко мне по сути дела случайно, и неслучайно…
10.07 - 03.08.2020.