А.В. Дружинин и П.А. Федотов
П.А. Федотов.
Автопортрет. 1848. Б., акв, тушь, перо. 40,1 х32,2. ГТГ.
В нужде крепнет дарование человека[1].
А.В. Дружинин с детства был знаком с художником П.А. Федотовым, который служил вместе с его старшими братьями Григорием и Андреем в Лейб-Гвардии Финляндском полку. - Они поступили на службу в полк в 1838 г.[2] В это время будущему писателю было ок. 14 лет. Художник часто бывал в доме Дружининых, когда они не жили еще на Васильевском острове. - Его, кстати, знали и принимали в своем доме отец и мать писателя[3].
«Редкую неделю в то время я не видал Павла Андреича; несколько раз ему пришлось и ночевать в нашем доме, когда Нева расходилась и переезд на Васильевский Остров, к месту его жительства, бывал затруднителен... Великая терпимость Федотова, а еще более его жадность к людям, его вечная охота иметь перед собою новые предметы для наблюдений делала наши сношения весьма приятными. Всякому известно, как утомительно для взрослых людей общество ребятишек; если же эти ребятишки находятся в странном и переходном возрасте 13-ти, 14-ти или 15-ти-летнем, их компания делается чем-то совершенно нестерпимым. Но Павел Андреич сумел сделаться приятелем моим и моих сверстников: мы вечно ждали его посещений как подарка, потому что он рисовал нам картинки, рассказывал разные истории и нисколько не тяготился нашей беседой. Будто сочувствуя всем возрастам человека, он был совершенно одинаков и с детьми и со стариками и, всегда оставаясь простым и откровенным, умел нравиться и тем и другим. Один раз я помню, как он рассказывал мне и моему 15-ти-летнему другу С. о наслаждении, которое он испытывал, посвящая иной свободный день гулянью по отдаленным частям города, без всякой цели, заговаривая с простым народом, обедая в подземных тавернах, по часу застаиваясь под освещенными окнами; незнакомых домов и наблюдая какую-нибудь иногда забавную, иногда грациозную семейную сцену. Говоря обо всем этом, Федотов ни слова не упоминал о прелестях наблюдательности, о пользе изучения нравов, не вдавался ни в какие, нам недоступные обобщения: он просто рисовал перед нами ряд живых сцен, и мы понимали его и сами сознавали приятность свободного дня, посвященного таким занятиям»[4].
О себе в третьем лице А.В. Дружинин в т.н. Автобиографии писал: «Самое важное событие той поры - дружба будущего писателя с офицером Финляндского полка П.А. Федотовым, уже тогда известным художником, которому он посвятил особый очерк «Воспоминания о русском художнике Павле Андреевиче Федотове»[5], опубликованнвй в 1853 г. в журнале «Современник»[6].
«Федотов принял меня очень ласково и спросил: перезнакомился ли я с офицерами? а узнав, что уже все визиты кончены, дал мне в руки свой альбом, сказав: «Теперь он будет для вас, понятнее». На вопрос мой о том, не обижаются ли некоторые из лиц, выведенных им в несколько карикатурном виде, он сказал, что из всех товарищей только один принял шутку к сердцу, да и тот старается, не показывать. На черной доске несколькими штрихами набросаны были разные сцены из тогдашней его жизни и кроме того тянулся целый ряд рисунков самого странного содержания: на одном из них офицер, в костюме славянского витязя, поражал копьем голову одного англичанина; голова, падая, открывала под собой колоду карт. Потом тоже лицо, в античном костюме, то есть без всяких одежд, лежало мертвым на диване, и около него толпились другие знакомые лица с гитарами, лирами и балалайками. Федотов объяснил, что это сцены из «Руслана и Людмилы», им переделанной, после чего, взяв гитару, спел несколько забавных арий из этой оперы. В то время он много занимался музыкой, и голос его, сильный, звучный, нуждался только в достаточной обработке»[7].
Виктор Шкловский в тенденциозной книге о П.А. Федотове по поводу дружеских контактов писателя и художника писал: «Хорошо принимали Федотова в чистом, хорошо убранном, многоэтажном (? - В.Б.) доме Дружининых. Любил он здесь сидеть среди хороших вещей, разговаривать, читать»[8].
По свидетельству Н.Б. Алдониной - Павел Андреевич Федотов жил в свое время в С.-Петербурге на 21-й Линии Васильевского острова, в д. № 5[9]. Об этом же практически говорит и А.В. Дружинин: «Вторжениям энтузиастов в свое помещение он (П.А. Федотов - В.Б.) бывал очень рад, платил им визиты, дружился и потом опять закупоривался в 21-ю линию»[10]. - Скромная квартира его, являвшаяся одновременно и живописной студией, была расположена вблизи казарм Финляндского полка. Здесь же, недалеко, в доме Михайлова находилась и вторая - рабочая квартира писателя, о которой автор Дневника впервые упоминает в 1849 г.
У писателя образ 21 Линии приобретает «нарицателный окрас». - Судить по его характеру, - он просто стеснялся места своего «творческого» уединения бл. «мастерской» чудаковатого художника. Все это - на самом дальнем конце Васильевского острова, где селился весьма и весьма скромный люд. - В квартире писателя в виду Смоленского кладбища в связи с этим бывали лишь доверенные лица. Мэтров литературы он сюда приглашать не решался.
«В эту же самую осень счастливый случай сблизил нас с Павлом Андреичем еще более прежнего. Почти в одно и то же время он переменил свою квартиру, между тем как я занял для себя еще одну квартиру, у Большого проспекта; так что строение, в котором жил Федотов, оказалось на половине дороги между обоими жильями его преданного друга, товарища и почитателя. Один раз, проходя пешком по 21-й линии, я услыхал стук в окно маленького, деревянного домика в один этаж, и когда подошел поближе, мне предстали неразлучные фигуры художника с его верным служителем.
- Мы с вами, опять финляндцы! кричал Федотов (Казармы полка были видны из его окон). - Входите же поскорее. Теперь мы будем видеться всякий раз, как вы того захотите. Коршунов, маленький черный человечек с сметливым и умным лицом, как у всех ярославцев, так же очень довольный близостью полка, выбежал ко мне и повел меня по двору, украшенному полуразвалившимися сараями, клетушками и дряхлым флигелем.
По внутреннему расположению, эта квартира Федотова, в доме господина **, была значительно хуже всех квартир, до того им занимаемых; она вся состояла из маленьких сеней и одной холодной комнаты, да еще чуланчика, где помещался служитель-Коршунов, уже успевший и с своей стороны пристраститься к искусству, с довольным видом указал мне на стены своего помещения, сверху до низу, оклеенныя лубочными картинками и неудачными рисунками, отданными барином въ его вечное владение»[11].
В память о дружбе, в то время, когда Александр Васильевич уже покинул полк, П.А. Федотов изобразил в акварели групповой портрет братьев Дружининых. Работа сугубо «дневникового плана» была использована в 1907 г. для издания «История Лейб-Гвардии Финляндского полка». - Сегодня она находится в Государственном Русском музее в С.-Петербурге[12].
Братья Дружинины, совсем еще молодые, изображены с атрибутами литературы и изобразительного искусства. На столе присутствуют книги, чернильница, перо, а так же учебные гипсы. - Примечательно, что на переднем плане один из братьев держит зажим с художественным углем или сепией. Рисовал ли кто-нибудь из Дружининых хотя бы на любительском уровне, сегодня сказать сложно.
П.А. Федотов в означенное время, судя по всему, даже не приступал еще к работе маслом. Его коньком всегда был портрет, исполненный в рисунке или акварели. Другими техниками до поступления на курсы в Академию художник попросту не владел. В то время, когда дагерротип и фотография еще не получили широкого распространения, портретная миниатюра практиковалась во всех странах мира. - Ею занимались все, кто только мог держать кисть и карандаш.
Описание этой акварели к книге художника Л.М. Жемчужникова, сделанное авторами советской поры, сквозит неприкрытим «деструктивом» в отношении А.В. Дружинина. Это было характерно для всей литературы прошлой эпохи. Примечательно, что издание особо указывает лиц, которые отдельно от «составителя» писали комментарии[13]:
«Федотов был знаком с тремя братьями Дружиниными - Григорием, Андреем и Александром Васильевичами, в разное время служившими вместе с Федотовым в Финляндском полку. Младший из них, Александр Васильевич, был с ним особенно дружен. В 1847 году Дружинин опубликовал свою первую повесть «Полинька Сакс», в которой выступил как писатель-демократ (! - В.Б.). Позднее, в 1850-е годы, он становится ярым проповедником теории чистого искусства и резко выступает против гоголевского направления в литературе (! - В.Б.).
После смерти Федотова Дружинин напечатал воспоминания о нем, отличающиеся большой теплотой и интересным биографическим материалом. Однако не случайно в этих воспоминаниях совершенно игнорируется социальная направленность федотовского творчества и фактическая причина гибели художника (? - В.Б.)»[14].
Ок. 1848 г. П.А. Федотов по заказу Дружининых пишет небольшой портрет М.П. Дружининой. Мать автора Дневника предстает в образе хозяйки дома. В то время ей было 74 года. Она восседает в черном кресле, опираясь на стол, на котором лежит раскрытая книга[15]. Сзади портретируемой - зеркало, на котором стоит подсвечник, изображающий путти. Тяжелые портъеры и шторы, цветы, вьющиеся за пределы изображения, пальма в кадке.
На Марье Павловне коричневое атласное платье с отливом, отороченное красными рюшами. На шее и голове ручной работы кружева по моде тех лет. В ногах - узорная подставка, стоящая на ковре. Об этой подставке есть упоминание в Дневнике[16]. Интересно сравнить портрет матери писателя с портретом О.П. Жданович.
Ученый племянник писателя В.Г. Дружинин писал о своем дядьке и бабушке: «…А<лександр> В<асильевич> стяжал себе имя в литературе, и его посещали литераторы, которые любили обедать у него и Марии Павловны, которую тоже почитали и любили»[17].
Портрет М.П. Дружининой - единственное изображение матери и обстановки писательского дома, а потому - для дружиноведов картина П.А. Федотова представляет бесценный исторический материал.
О том, что П.А. Федотов исполнил не один, а два портрета матери А.В. Дружинина, писал художник И.С. Глазунов. - Однажды под видом копии он обнаружил в одном из магазинов Ленинграда оригинальный портерт - авторский дубль. - С тех пор он находится в его коллекции в Москве:
«Я прошу извинения у читателя, что далеко отошел от темы Федотова, к которой хотел бы снова вернуться[18]. В погоне за живым дыханием уцелевшей русской цивилизации, прерванной холостым выстрелом «Авроры», приехав однажды в мой родной город, без которого не могу жить (начинаю буквально болеть, как вдали от любимого человека), я зашел, как всегда, в комиссионный магазин на Наличной улице. Помню, в детстве первое мое посещение с отцом комиссионного магазина на Невском оставило в моей душе такой же след почти, как от посещения Эрмитажа. Великолепные люстры, огромные картины в духе Тьеполо, строгие голландские портреты с дивно написанными складками шелка и бархата, грустные руины Рима, с пафосом воспетые Пиронези, благородные образы русских вельмож - все это напоминало не магазин, а музей.
Сколько грабили Россию, грабят и до сегодняшнего дня! Но до чего же неисчислимы богатства, накопленные трудом наших предков. Взять, например, икону, или, как называли при коммунистах, древнерусскую живопись. Иконы жгли, уничтожали, продавали за границу. Думаю, что количество икон в России исчислялось миллиардами. Не случайно жена Троцкого - Н. Седова ведала награбленными ценностями русских церквей. Я сейчас имею в виду не живопись, а золото, серебро и драгоценные камни, которыми были так богаты даже наши сельские храмы. Сейчас, разумеется, уже не купишь за тридцать рублей, как я купил когда-то, туалет XVIII века; павловские стулья по 10 рублей, Боровиковского за символическую сумму… И вот, войдя под высокий потолок комиссионного магазина на Наличной, я увидел иконы XIX века с пестрящими от многочисленных нолей этикетами цен. Это было недавно.
Дойдя до витрины, я увидел дорогостоящую ростовскую финифть, разбитую, но тщательно склеенную. Перевел взгляд на маленький холстик, приблизительно 30х20 см; и в глазах потемнело: Федотов! Не веря себе, прошу открыть витрину и, сдерживая волнение, равнодушно спрашиваю у продавщицы: «А это что за барынька?» А про себя думаю: «Мать друга Федотова - Дружинина! Но ведь ее портрет находится в Русском музее». Перевернул темный от времени маленький холст. Читаю бирку: «Неизвестный художник XIX века. Портрет. Цена - 5 тыс. рублей». Кто-то в ухо из-за спины говорит: «Илья Сергеевич! С каких пор Вы «копиюхами» стали интересоваться? Купите лучше эту икону Спаса. Сорок пять тысяч, по-нынешнему - даром! Хоть и XIX век, а красиво!» Сдерживая прерывающийся голос, и не выпуская из рук портрет, говорю: «Выпишите, пожалуйста, чек».
И в библиотеке, где я провел столько счастливых дней, будучи студентом Академии художеств, в последней монографии о Федотове (очень скучной и вяло написанной, как и большинство книг советских искусствоведов) нашел портрет М.П. Дружининой. Около 1848 года. Сравниваю по миллиметрам: «Это не копия!»
Мчусь на первый этаж к реставратору. «Как ты думаешь, что это?» - спрашиваю его. Тот долго смотрит. «Уж больно на Федотова похоже, - говорит. - Оригинал-то вроде в Русском музее». «Да, но от оригинала-то отличается, - говорю я, - и детали отличаются, пол даже на два пальца ниже, но написано с таким же мастерством».
Через два часа темный лак был снят. Я уверен: Федотов! Реставратор, видя мой восторг, говорит, смотря на торговый ярлык: «В любом случае - даром. По-старому - 50 рублей».
В Москве я повесил портрет на стену напротив давно купленного мною другого портрета Федотова «Неизвестный». Когда с моим новым приобретением знакомились друзья-художники, все в один голос говорили: «Конечно, Федотов. Но почему два портрета?» «Почему, почему, - раздражался я. - Один написан для друга, а второй мог быть сделан для его матери. Авторское повторение. Подчеркиваю: не копия, а повторение. То, да не то».
И вот, когда я писал эти строки, мы вместе с моим другом Валентином Сергеевичем Новиковым пересмотрели все имеющиеся в доме книги о Федотове. У меня есть все монографии о нем, кроме, как считали в нашей семье, самой лучшей - Сомова. И если даже сам А. Дружинин, один из ближайших друзей Павла Андреевича, в своих прекрасных воспоминаниях о Федотове не упомянул ни словом о портрете своей матери, то вдруг в монографии Ф.И. Булгакова «Павел Андреевич Федотов и его произведения» (Санкт-Петербург, 1893) на стр. 34 читаем: «Кроме перечисленных произведений П.А. Федотова, в списке А.И. Сомова значится еще несколько таких работ художника, которые принадлежали или принадлежат следующим лицам: Г.В. Дружинину в Петербурге - два портрета М.П. Дружининой (сидящая фигура в боскете из плюща)».
«Вот это да!» - воскликнули мы и с жаром кинулись вновь рассматривать портреты - репродукцию находящегося в Русском музее и недавно купленный в Петербурге».
В Петербурге существует предание, что на картине «Зимний день», происходящей из собрания А.В. Дружинина и написанной из окна мастерской П.А. Федотова на 21 Линии Васильевского острова, в виде бредущего с бумагами персонажа изображен сам художник. На другой стороне улицы, совсем уже неявно, идет писатель, знаменитый автор «Полиньки Сакс» и «интимного» Дневника. С этой легедой трудно спорить.
Этот сюжет имел для друзей глубоко символическое значение, которому внимали оба. Из картины явствует, что и Павел Андреевич, и Александр Васильевич иногда совместно хаживали по острову в поисках сюжетов и вдохновения. Оба шли единой дорогою к жизни, которая для них отнюдь не была блестящим проспектом. Оба трудом творчества добывали свой хлеб и были мастеровыми искусства. Рок их судил по-своему, и в этом - сермяжная правда жизни. Интересно, что Дружинин в заголовок повести своей о художнике вынес расхожее имя его - «Павел Андреич». - Так его могли звать только близкие люди.
Писатель же в своей книге утвердительно подтверждает легенду в той части, где утверждается о принадлежности картины непосредственно ему. - В книжное описание при этом вкралась вышеупомянутая ошибка насчет адреса художника: «У меня хранится вид 20-й линии[19], зимой, около сумерек, подаренный мне Павлом Андреичем. Около дома г. ** идут две фигуры в шубах, изображающие его самого вдвоем со мною, вся вещица кончена в одно утро, масляными красками»[20].
Работы П.А. Федотова отчасти могут служить иллюстративным материалом к жизни Дружинина и его окружения. Есть среди полотен Федотова замечательные портреты семьи Жданович, с которой был коротко знаком А.В. Дружинин. Отдельно художник запечатлел портреты П.П. Ждановича и П.С. Ванновского, которые непосредственно были друзьями А.В. Дружинина[21].
А.В. Дружинин намеревался со временем заняться описанием жизни мастера, но этот проект не был осуществлен. В 1846 г., дабы художник смог подработать, писатель привлек П.А. Федотова к иллюстративной работе в журнале «Современник». Его графика появилась в издании «Иллюстрированный альманах» Н.А. Некрасова и И.И. Панаева. К сожалению, «журнальное творчество» П.А. Федотова сегодняшнему зрителю знакомо мало.
«В письме к Н.А. Степанову, относящемуся к концу 1847 г., Некрасов упоминает о повести Д.В. Григоровича, «к которой сделал рисунки Федотов» (ХIV, кн. 1, 96)[22]. Художнику принадлежали иллюстрации к рассказам «Ползунков» Ф.М. Достоевского, «Дурак Федя» А.В. Станкевича, «Лола Монтес» Дружинина и «Встреча на станции» И.И. Панаева. Сохранились иллюстрации и к рассказу Тургенева «Два помещика», как и повесть Григоровича, не вошедшему в альманах».
В собрании рисунков, акварелей и полотен мастера во множестве есть образы, навеянные обстоятельствами службы его в Лейб-Гвардии Финляндском полку. Они являют собой добрую галерею сослуживцев. - По ним несложно произвести атрибуцию тех или иных лиц: «…на федотовских листах представлены реально жившие люди, в их реально имевших место быть взаимоотношениях. Как отмечали современники, портреты изображенных однополчан, а у Федотова они составляли целый альбом, отличались большим сходством. Если внимательно рассмотреть все сделанное Федотовым за время службы в лейб-гвардии, то можно утверждать, что десять лет он был прилежным хроникером родного полка»[23].
Таким же хроникером от литературы при благоприятном стечении обстоятельств мог бы стать и А.В. Дружинин, но силою тех же обстоятельств он стал лишь биографом П.А. Федотова, написав удивительную по силе правды биографию родоначальника критического реализма России.
Предтечею П.А. Федотова в деле изображения русского народа по праву был А.Г. Венецианов, который одно время вел художественную студию на Васильевском острове. Он, между тем, практически всю жизнь прожил в деревне и воспитал ок. 70 живописцев, часть из которых вышла из крепостных крестьян.
Со временем П.А. Федотов, решив посвятить себя «большой живописи», поставил на карту свою жизнь. С уходом из армии в 1844 г. он потерял денежное довольствие, но приобрел возможность системно работать над образом и сюжетом[24]. Он стал «василеостровской богемой».
Вслед за ним в 1846 г. ушел из полка и А.В. Дружинин, который в материальном плане всегда находился в неизмеримо лучших условиях. - У его семьи в Гдовском уезде было имение, насчитывавшее в лучшую пору до 300 душ крепостных. - Оно худо-бедно давало стабильный доход, которого, естественно, всегда не хватало.
Доход до поры полностью контролировала мать, вследствие чего больших денег на руках у Александра Васильевича не было. - Он смолоду учился довольствоваться малым, и это ему удавалось[25]. В связи с этим писатель подчеркивал, что был в финансовом отношении свободен от редакторского произвола того же Некрасова, напр. Это был большой плюс для творческого человека, который принес на алтарь искусства естество, мысли, талант и знания.
Есть несколько записей Дневника, где А.В. рассуждает об экономии и жизненной непритязательности. - Когда же у него появились первые гонорары, о которых мать могла и не знать, он дал известную волю страстям, для чего снял вторую - «рабочую квартиру» в дальнем конце Васильевского острова. Отчасти обстановку мальчишников того времени дают жанровые работы П.А. Федотова: «Пятница - опасный день» (1843), «Все холера виновата» (1848), «Капиталисты» (1848 - 1849). На рисунке «Пятница - опасный день» изображены товарищи художника, которые склоняли его не к занятиям живописью, а к пьянству и картежной игре.
П.А. Федотов несомненно оказал большое влияние на развитие вкуса писателя. Он уморительно рассказывал о сюжетах мастеров европейской школы, которые были широко представлены в Эрмитаже. - А.В. особо рассказывает о том, как они с Федотовым посещали собрание картин и древностей в центре Петербурга.
Писатель искренне любил живопись, хотя в его анализе художественного процесса нельзя искать какого-либо профессионализма. - Он иногда посещал художественные выставки, знакомился и очень коротко с некоторыми мастерами, приобретал картины и предметы декоративно-прикладного искусства. Дружинин упоминает в Дневнике художественные безделушки и даже говорит о покупке старинного шкафа у Бландовых в имении Вейно. - Все это было на его любительско-бытовом уровне человека XIX в.
Картина и графика, а впоследствии - дагерротип и фотография, были непременными атрибутами лиц дружининского круга, составляя «имущественный флëр», включающий в себя приличную мебель и стильный интерьер. - Отступления от общепринятой моды были редки.
А.В. Дружинин в момент торжества мастера писал о нем: «Имя Павла Андреевича гремело по городу. Его сослуживцы и друзья находились в полном восхищении. Я бросился в Академию и увидел в одной из боковых зал великие толпы народа. Все пространство от картин до двери было запружено любопытными: едва-едва, с помощью лорнета и приподнявшись на цыпочки, успел я усмотреть за толпою картины, столь мне знакомые. Художник Б., стоявший около, передал мне все интересовавшие меня подробности о первых днях выставки и о том, как далеко разлилась слава нашего общего друга. От него же я узнал, что сам Федотов часто бывает в зале и прислушивается к суждению посетителей. В самом деле, через несколько минут предстало перед нами веселое, но значительно постаревшее за лето лицо Павла Андреевича.
Федотов провожал каких-то дам и, несмотря на все свои усилия, не мог пособить им пробраться к картинам через сплошную массу зрителей. Устав и досадуя на свою неловкость, он пустил в дело последнее средство.
- Господа, - сказал он, тронув двух или трех человек из заднего ряда, - пропустите на минуту автора.
При этом посетители почтительно раздвинулись и дали дорогу дамам»[26].
Прогуливаясь по улицам острова, А.В. Дружинин имел привычку заглядывать на огонек к художнику, дабы послушать рассказы товарища и понаблюдать процесс творческого самоотречения.
В Дневнике писателя есть запись, говорящая о том, что А.В. Дружинин вместе с И.С. Тургеневым намеревался посетить выставку в Академии художеств, на которой после смерти П.А. Федотова были представлены его работы. - О визите гранда литературы он намеревался известить конференц-секретаря и хранителя музея Академии, с которыми был знаком на правах сотрудника модных журналов. - Возможно, он хотел обсудить в присутствии компетентных лиц грядущие экспозиции мастера. Тут слово Тургенева могло быть решающим. - Он обладал авторитетом. - В это же время А.В. Дружинин занимался проектом по увековечеванию памяти П.А. Федотова, который должен был принести его семье деньги: (16.12.1853). «…заехал в Академию, чтоб устроить для Тургенева возможность посмотреть на картины Федотова, - но не застал ни секр<етаря> Григоровича, ни Ухтомского»[27].
В то время в среде почитателей художника родилась мысль - так или иначе почтить память его, в т.ч. поставить П.А. Федотову памятник. К сожалению, ни Академия, ни т.н. «меценаты» никак не откликнулись на призыв. - Беспамятливая Россия - это кладбище талантов.
После трагической смерти П.А. Федотова в 1852 г., нимало не раздумывая, без всяких на то изысков искусствознания, А.В. Дружинин по просьбе товарищей написал очерк, а затем и повесть, где доходчиво и без прикрас вывел образ великого подвижника кисти[28].
[1] Дружинин А.В. Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове. СПБ. 1853.
[2] «3 января 1834 года в чине прапорщика восемнадцатилетний П.А. Федотов прибыл в лейб-гвардии Финляндский полк, расположенный в своих казармах на Васильевском острове».Малашевская Л.А. Красносельский лагерь в рисунках и акварелях П.А. Федотова. // История Петербурга. № 2 (18). 2004. С. 33.
[3] Первоначально художник жил в Москве. Семья его состояла из детей матери и отца от первых супружеств, а так же детей, рожденных в совместном браке.
[4] Дружинин А.В. Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове. СПБ. 1853.
[5] Фактически очерк называется «Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове».
[6] А.В. Дружинин особо указывает, что он сел за написание «мемориального» очерка о П.А. Федотове непосредственно сразу после похорон художника.
[7] Дружинин А.В. Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове. СПБ. 1853.
[8] Шкловский В.Б. Повесть о художнике Федотове. М. 1965. С. 16.
[9] В некоторых источниках ошибочно указывается 20-я Линия Васильевского острова. - О проживании художника на 21-й линии В.О. пишет в книге «Мои воспоминания из прошлого» (Л. 1971) художник Л.М. Жемчужников, знавший П.А. Федотова лично.
Путаница возникла вследствие того, что уже в 1853 г. в книге А.В. Дружинина «Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове» наборщики типографии Эдуарда Праца совершили механическую ошибку, указав на разных страницах - разные номера домов Федотова - дом № 20 и дом № 21.
[10] Дружинин А.В. Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове. СПБ. 1853.
[11] Дружинин А.В. Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове. СПБ. 1853.
[12] Гулевич С.А. История Лейб-Гвардии Финляндского полка. СПБ. 1907. Ч. 4. Отд. 2. С. 16.
[13] Это - А.Г. Верещагина и М.Н. Шумова.
[14] Строки из примечаний.
Жемчужников Л.М. Мои воспоминания из прошлого. Л. 1971.
Художник П.А. Федотов многие годы страдал психическим расстройством. Смерть его наступила в результате серьезного заболевания. Очерк того же Дружинина опытному психиатру даст много свидетельств болезни. - В советском литератураведении на этот счет практически никогда не было профессиональных умозаключений, но ангажированных домыслов было хоть отбавляй.
[15] Отец писателя был близко знаком с некоторыми русскими литераторами, и с детства баловал Алекандра Васильевича покупкою книг. - Они ему были необходимы, как воздух.
[16] (9.05.1854). «…у Григория на вечере, Маша раскапризничалась и хотела оцарапать бабушку; мать ее за то взяла розгу и с помощью угрозы принудила просить прощения, поцаловать у бабушки руку и подать ей скамейку для ног. Когда я увидел ребенка, смирившегося и сквозь горькие слезы произносящего приветствие и усиливающегося притащить скамеечку, у меня чуть не пошли слезы и сердце сжалось и нежность к дитяти разрослась до болезненности. Я очень хорошо знал, что это горе минутное и полезное, что Олинька делает свое дело, что пора исправлять избалованное дитя, - но со всем тем, вообразив себе эту сцену, я и до настоящей поры чувствую слезы на глазах».
[17] Дружинин В.Г. А.В. Дружинин (1824 - 1864) и его дневник (По семейным воспоминаниям).
[18] Глазунов И.С. Россия распятая. // Интернет.
[19] Фактически - вид 21 Линии.
[20] Дружинин А.В. Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове. СПБ. 1853.
[21] П.А. Федотов по-прежнему создавал портретные миниатюры, даже перейдя на живопись маслом. Портрет П.П. Жданович (1846 - 1847) - составил всего 15,5х11,5 см (ГРМ), а портрет П.С. Ванновского (1849) - 22х16,3. (ГТГ).
Малый формат картин в первую очередь был обусловлен скромными размерами художественной мастерской П.А. Федотова. - Работы такого рода часто пишутся на столе.
[22] Алдонина Н.Б. А.В. Дружинин (1824 - 1864). Малоизученные проблемы жизни и творчества. Монография. Самара. 2005. С. 362.
[23] Малашевская Л.А. Красносельский лагерь в рисунках и акварелях П.А. Федотова. // История Петербурга. № 2 (18). 2004. С. 33.
[24] П.А. Федотов прослужил в Лейб-Гвардии Финляндском полку 10 лет.
[25] С крестьянских выплат автору было не разгуляться, если учесть, что Марьинское было заложено, а мать на личные траты много не давала. В этих условиях писатель твердо намеревался профессионально заняться литературой
[26] Там же.
[27] П.А. Федотов скончался в психиатрической больнице в 1852 г. А.В. Дружинин об этом ничего не пишет.
Григорович Василий Иванович (1786 - 1865), конференц-секретарь Академии художеств.
Ухтомский Константин Андреевич (1818 - 1881), архитектор, хранитель музея Академии художеств.
[28] Книга А.В. Дружинина «Воспоминание о русском художнике Павле Андреиче Федотове» вышла в С.-Петербурге в 1853 г. в типографии Эдуарда Праца.